Перейдя к предыстории встреч в Швейцарии, Шпитци вспомнил о том, что отношения Германии с западными державами занимали его давно. Так, его ближайшим знакомым был Эрих Кордт— бывший сотрудник немецкого посольства в Лондоне, принимавший активное участие в закулисных контактах 1938–1939 годов. Летом 1941 года Шпитци долгое время провел в имении князя Готтфрида фон Бисмарка, замке Фридрихсруэ близ Гамбурга. Это родовое поместье Бисмарков (здесь находится и мавзолей «железного канцлера») было местом встреч узкого круга германской аристократии. Приехал сюда однажды и принц Макс-Эгон Гогенлоэ. Шпитци был мельком знаком с ним. Теперь они сошлись близко и нашли общий язык. Будучи в отчаянии по поводу безрассудной политики Гитлера, не сумевшего достичь взаимопонимания с Англией и США, Гогенлоэ и Шпитци решили использовать свои возможности для того, чтобы исправить эту «ошибку».
Гогенлоэ располагал крупным пакетом акций чехословацких заводов «Шкода». В качестве члена административного совета принц предложил дирекции «Шкоды» создать специальную «Западную инспекцию» с резиденцией в Мадриде — филиал фирмы, который бы занимался рынком Западной Европы.
— Наряду с гешефтами, — пояснил Шпитци, — можно было бы завязывать связи между Западом и разумными кругами в аппарате власти Германии…
Гогенлоэ должен был стать президентом этой инспекции, Шпитци — директором. Для себя Шпитци заручился согласием столь важных лиц, как адмирал Канарис и Остер, его заместитель. Но этого было мало: опытный в таких делах Шпитци решил получить разрешение Гиммлера. Тот сказал Шелленбергу:
— Шпитци — приличный парень, у него большой опыт, и надо дать ему хороший шанс…
Перед отъездом в Мадрид Шпитци был принят Шелленбергом. Их взгляды совпали (из мемуаров Шелленберга мы знаем, что он с 1942 года активно стремился к заключению сепаратного мира с западными союзниками). Шпитци получил право составления «личных докладов» начальнику разведки СС. Для маскировки оба — Шпитци и Гогенлоэ — были включены в число резидентов СС[44].
В Мадриде и в роскошном дворце Эль Квексигаль (провинция Авила) Гогенлоэ и Шпитци располагали огромными возможностями. Принц был хорошо знаком с Франко и министром иностранных дел графом Хордана. В немецком посольстве Шпитци вступил в тесный контакт с уполномоченным СС Винцером. Кроме того, у Шпитци был свой «домашний агент» в Португалии — его будущий тесть Губерт фон Брейски, доверенное лицо немецкого посла Хюне-Хойнйнгена.
— Итак, мы с Гогенлоэ устроились наилучшим образом, — вспоминал Шпитци, — и могли плести нашу сеть. Наши надежды мы связывали с Соединенными Штатами как самой мощной державой Запада…
В конце 1942 года эти нити привели Гогенлоэ к советнику посольства США в Испании Баттлуорту, который указал ему путь в Швейцарию — к Даллесу. Что же касается Шпитци, то он встретился в Португалии с военно-морским атташе США Десмарестом и его помощником Руссо. Было условлено продолжать контакты с целью «начать с малого, чтобы потом дойти до такого пункта, когда можно говорить о мире».
Гогенлоэ проинформировал Шелленберга о Даллесе и предложил, чтобы контакты с швейцарским центром УСС поддерживал сам Гогенлоэ вместе с Шпитци. Шелленберг дал свое согласие, американская сторона — также. Более того, он сказал, что будет полезно «заинтересо-рать» Даллеса и пообещать ему следующее: СС готово освободить небольшую группу союзных агентов, попавших в руки гестапо, если союзники освободят такую же немецкую группу…
— Это был бы некий залог доверия, — разъяснял мне Шпитци.
«Разработка» шла быстро: Даллес предложил приступить к серьезным переговорам. В середине февраля 1943 года Шпитци посетил Шелленберга в Берлине, а затем через Прагу и Вену направился в Цюрих. Перед отъездом вся предстоящая встреча (включая предлагаемый «обмен») была обговорена самым подробным образом. Даллес дал Гогенлоэ специальный пароль, который Шпитци должен был по телефону сообщить помощнику Даллеса.
…Итак, Шпитци прибыл в Женеву 21 февраля 1943 года и позвонил, сообщив пароль. Вечером состоялось свидание на конспиративной квартире, продолжавшееся четыре часа.
— Да, это была та самая беседа, протокол которой у вас в руках, — говорил мне Шпитци, — «Бауэр» — это я. Моя другая кличка — «Альфонсо». Именно она упоминается в другом документе — беседе Гогенлоэ с Даллесом. Наша беседа была очень содержательной, и протокол отражает ее довольно точно. Не упомянуто лишь предложение об обмене агентами. Я сделал его, когда зашла речь о неприемлемости тезиса «безоговорочная капитуляция»…
Но на этом миссия Шпитци не закончилась. Точно в 8 часов вечера 22 февраля он явился к калитке сада бывшего бельгийского посольства в Берне. Калитка открылась, Шпитци проводили в дом. Здесь его ожидал человек в очках, сидевший за письменным столом. Он извинился за то, что должен переговорить еще с несколькими лицами по телефону; в это время Шпитци беседовал с уже знакомым ему по первой встрече американцем. Через некоторое время хозяин появился и пригласил всех к столу. Это и был м-р Аллен Даллес…
Признаюсь, что слушал рассказ Шпитци затаив дыхание. Ведь не так уж часто удается разыскать человека, который для тебя раньше был скрыт за таинственным псевдонимом. Не говорю уже о том, что сидевший передо мной седой австриец представлял собой самое убедительное подтверждение абсолютной правдивости документа. Ведь некогда сам Даллес, а затем его подчиненные из ЦРУ пытались утверждать, что никаких переговоров не было, а когда сие утверждать стало невозможно, попытались поставить под сомнение подлинность опубликованного нами документа!
— Я прочитал эти записи, — говорил Шпитци, — они полностью аутентичны. Я могу сделать лишь несколько поправок и прокорректировать некоторые неточности, которые имеют вполне понятное происхождение. То, что мы с вами читаем, — не мой личный доклад. Гогенлоэ вообще не любил писать отчеты, их автор — я. Однако Шелленберг на базе моих отчетов составил несколько «сводных документов», которые он, зная интересы высшего начальства, докладывал Гитлеру и Гиммлеру.
— А какова была реакция на эти документы?
— Я знал от Шелленберга, что тот просил Вальтера Хевеля улучить благоприятный момент, чтобы доложить о наших беседах фюреру. Реакция была примерно такова: Гитлер считал, что предпосылкой для успешного продолжения переговоров должны быть победы немецкого оружия на фронте…
Шпитци внес лишь такие коррективы: беседа с «Робертсом» состоялась не 21 марта (как это указывалось в документе), а 21 февраля. Далее, некоторые высказывания Даллеса в беседе с Шпитци перенесены в беседу с Гогенлоэ. Наконец, Шелленберг опустил некоторые моменты (обмен агентами).
В нашем разговоре разрешился еще один неясный вопрос: идентификация «Робертса». Теперь стало ясно: под псевдонимом «Робертс» скрывался сотрудник Даллеса м-р Ройял Тайлер. Что это за человек? Ройял Тайлер (1884–1953) был небезынтересной фигурой «второго плана» американской дипломатии. Выходец из состоятельной массачусетской семьи, он получил блестящее образование в Англии, Испании, Германии и стал знатоком испанского и византийского искусства. Во время Первой мировой войны Тайлер работал переводчиком, а затем находился в составе делегации США на мирных переговорах в Версале.
После Первой мировой войны Тайлер остался в Европе, неожиданно сменив профессию искусствоведа на карьеру международного банкира. С 1924 года он был заместителем финансового комиссара Лиги наций в Венгрии, а затем выполнял различные миссии в странах Европы (например, был советником Национального банка Болгарии), став уполномоченным крупного лондонского банка Хамбро. Его европейские связи (он был женат на итальянской графине Паламидесси де Кастельвеккио) и прекрасная ориентация в экономических вопросах сделали его ценным помощником Даллеса.
И после Второй мировой войны Тайлер остался видным деятелем международного финансового мира. Он был директором европейского отдела Международного банка реконструкции и развития; в США же он был теснейшим образом связан с финансовым домом Морганов. Поэтому и его участие в швейцарских переговорах не лишено логики — той логики, которая привела сюда и Даллеса.
Добавлю: встречей Даллеса с Гогенлоэ переговоры не оборвались. Их дальнейшее содержание изложил оберш-турмфюрер Эрнст Кинаст 10 июня 1943 года, т. е. спустя несколько месяцев после переговоров Гогенлоэ, в докладе на имя Гитлера:
«США стремятся к компромиссу с Германией на такой базе: а) Германии достается германский Север и Восток; б) США оккупируют Италию примерно до Флоренции; в) после этого США не заинтересованы в войне в Европе; г) этот план зондируется в Испании». В том, что речь шла о зондажах принца Макса, нет сомнений.
Генеральный директор испанского министерства иностранных дел Дуссинаге в своих мемуарах вспоминал: «Мы узнали, что правительство США было в курсе возможностей Гиммлера».
Не менее важные подробности миссии Гогенлоэ в 1943 году, касающиеся Испании, выясняются, если обратиться к испанским и немецким архивам. Оказывается, в январе 1943 года принц Макс был принят Франко. Последний заявил ему, что «центральной европейской проблемой» является продвижение коммунизма. Для того чтобы его остановить, нужно «дипломатическое наступление», использующее разногласия Сталина и Черчилля, а также вторжение США в Британскую империю. Франко высказал мнение, что Черчилль был бы готов к сепаратному миру на определенных условиях, однако Черчилля занимают такие проблемы:
«1. Если Германия победит Россию, то Россия будет германизирована, и тогда Германия станет мощным фактором силы.
2. Если Россия победит Германию или война закончится невыгодным для Германии компромиссом, то коммунистическая Германия станет опасностью для Англии.
3, Если будет заключена англо-германская сделка без согласия США, то Англия будет вытеснена из Азии и Америки».
Как говорится, и хочется, и колется… Тем не менее Франко продолжал кое-что предпринимать: так, 6 января 1943 года он пригласил к себе британского посла сэра Сэмюэла Хора — давнего «мюнхенца» — и изложил ему свои соображения по поводу «ошибочности» англо-советского сотрудничества. Единственный путь для Англии, сказал он послу, — сепаратный мир с Германией. Те же идеи Франко изложил для передачи Черчиллю советнику испанского посольства в Лондоне графу Момбласу. Хор отвечал, что идеи Франко «в высшей мере интересны», и выразил желание продолжить переговоры. Действительно, в феврале 1943 года он четыре раза встречался с франкистским министром иностранных дел