Во время одной из своих поездок Лангбен встретился в Стокгольме с профессором Брюсом Хоппером — это произошло в декабре 1942 года. Первые контакты казались Лангбену многообещающими, так как он из бесед с Хоппером сделал вывод, что существуют «приемлемые возможности» сепаратного мира с Соединенными Штатами.
Поэтому не следует удивляться, что Шелленберг решил продолжать зондажи. Вторым его эмиссаром стал личный врач Гиммлера Феликс Керстен — одна из самых темных фигур закулисного мира военных лет. Выходец из Прибалтики, гражданин Финляндии, личный врач и доверенное лицо Гиммлера, Керстен регулярно курсировал между Стокгольмом и Берлином. Он принадлежал к тому ряду сомнительных лиц, которые всегда находят себе место в ближайшем окружении диктаторов. У Гитлера был свой лейб-врач Теодор Морелль, к которому он испытывал безграничное доверие, у Гиммлера — Керстен. Каждый, кто хотел узнать о настроении фюрера в тот или иной момент, сначала обращался к Мореллю, благо тот был неравнодушен к «зеленому змию» и всегда готов был поговорить с тем, кто составит ему компанию в рейхсканцелярии (там официально царил сухой закон). Керстен же извлекал из своего положения побольше: он обращался к рейхсфюреру СС с различными просьбами, и, разумеется, тот их удовлетворял.
Однажды в Париже я беседовал с известным французским писателем Жоржем Кесселем, которому кто-то порекомендовал встретиться с Керстеном и даже написать о нем. Результатом этих встреч стала книга «Магические руки».
— Керстен действительно был умелым массажистом, — рассказывал Кессель. — Он учился в свое время у тибетского врача, практиковавшего в Берлине в 20-е годы под именем «д-р Ко». Керстен перенял у него методы распознавания болевых точек и лечения, что вскоре сделало его популярным врачом, и не только в Германии. В Голландии он успешно лечил принца Генриха (супруга королевы Вильгельмины); после этого в числе его пациентов оказались два человека, игравшие важную роль в деловом и политическом мире Германии. Это были Август Ростерг и Август Дин. От них он получил не только солидные гонорары (от Ростерга — чек в 100 тысяч марок!), но и рекомендацию к их давнему другу, нуждавшемуся в лечении. Это был Генрих Гиммлер, рейхсфюрер СС. Его врачом Керстен и стал в 1939 году…
Политические взгляды Керстена были довольно определенными. Родившись в Эстонии, в семье управляющего поместьями барона Нольке, он учился в Латвии и Германии, был призван в кайзеровскую армию, а в 1917 году вступил в один из белогвардейских «добровольческих отрядов», образованный финскими офицерами в Германии. В этом качестве Керстен принимал активное участие в подавлении Эстонской советской коммуны. (Он был заочно приговорен революционным судом к смертной казни.)
В годы лечения Гиммлера Керстен приобрел большой вес и влияние, так как рейхсфюрер СС часто делился с ним своими мыслями и тайными планами. Он хотел, чтобы Керстен взял на себя лечение Шелленберга. В начале 1942 года Гиммлер прямо приказал начальнику своей зарубежной разведки «довериться» Керстену. Шелленбергу сие оказалось исключительно полезным, ибо именно летом 1942 года он имел первый доверительный разговор с Гиммлером о необходимости искать возможности сепаратного мира с западными союзниками. Для осуществления своего плана Шелленберг решил использовать Керстена (хотя не имел о нем высокого мнения; он писал в своих мемуарах, что у Керстена «была только одна страсть, а именно — фанатическая страсть к гешефтам. Он покупал все, что можно было купить по дешевке»). Но были у Керстена, по мнению Шелленберга, и достоинства: его связи в Финляндии и Швеции плюс легальная возможность курсировать между Берлином, Хельсинки и Стокгольмом. Более того: осенью 1943 года Керстен официально переселился в Швецию.
Керстен был удобнейшей фигурой для осуществления контактов с Западом. Поэтому после того как Лангбен нащупал путь к американскому резиденту Хопперу, Керстен стал расширять эту «дорожку». В октябре 1943 года он через шведского знакомого, международного дельца Иона Хольгера Граффмана, встретился с другим сотрудником стокгольмской резидентуры УСС — Абрахамом Стивенсом Хьюиттом. Как развивались эти контакты? Керстен сразу понял, что может найти общий язык с американским эмиссаром: «Тот также осознает опасность с Востока», — записал он в своем дневнике 24 октября 1943 года о впечатлении, которое произвел на него Хьюитт.
Хьюитт изложил Керстену американскую программу «компромиссного мира»:
— уход Германии с оккупированных территорий и восстановление границ 1914 года;
— роспуск НСДАП и СС, наказание военных преступников;
— выборы в Германии под английским и американским контролем;
— полный контроль США и Англии над немецкой военной промышленностью;
— устранение Гитлера.
Керстен передал эту программу в Берлин — Шелленбергу и Гиммлеру. Какова же была реакция: возмущение, протест? Нет, совсем иная, Шелленберг описывает ее так:
«Я немедленно использовал представлявшуюся мне через д-ра Керстена возможность провести встречу в Стокгольме со специальным уполномоченным Рузвельта по европейским вопросам д-ром Абрахамом Стивенсом Хьюиттом. Приняв все меры предосторожности, мы встретились в одном из стокгольмских отелей, где в течение трех дней вели откровенные беседы о компромиссном мире. Вернувшись в Берлин, я тотчас же составил меморандум для Гиммлера». Глава эсэсовской разведки объясняет свои действия так: как раз в эти дни он получил из Анкары очередное донесение своего легендарного агента «Цицерона», который в очередной партии документов, сфотографированных им в сейфе английского посла, обнаружил изложение результатов встречи министров иностранных дел СССР, США и Англии. Из документов вытекало, что между державами антигитлеровской коалиции после разгрома нацизма намечается далеко идущее соглашение по поводу европейских дел. Шелленберг пришел в ужас и решил действовать, дабы вбить клин между западными союзниками и Советским Союзом!
Переговоры на этом не кончились. Сначала Гиммлер колебался, однако затем решил принять американскую программу (за исключением пункта о наказании военных преступников, что с его точки зрения было вполне объяснимо). 9 декабря 1943 года Гиммлер дал Керстену указание довести это до сведения Хьюитта и изъявил согласие лично встретиться с американским уполномоченным. Со своей стороны, Шелленберг не терял времени и решил организовать «дезинформационное прикрытие» акции Керстена. Он распорядился, чтобы Лангбен через своих людей распустил слухи о том, что якобы в Стокгольме происходят встречи немецких и… советских представителей. «Этим самым, — пишет Шелленберг в мемуарах, — я хотел оказать давление на западных союзников…» Напомню: когда мы читали отчет принца Гогенлоэ, то познакомились и с заметкой на его полях, в которой рекомендовалась именно такая тактика.
Однако встреча Гиммлера и Хьюитта не состоялась. Сам Хьюитт (как он сообщил после войны немецкому историку А. Безгену) очень об этом жалел и считал, что США «могли принять» программу Шелленберга и Гиммлера. Американская сторона прекратила контакты (мы скоро узнаем о причинах), и Керстен вернулся к своим покровителям.
Теперь посмотрим, как изображены эти переговоры в документах американской стороны.
В официальном «Военном отчете УСС», подписанное в 1948 году одним из руководителей секретной службе Кермитом Рузвельтом и ставшем доступным для исследователей в феврале 1976 года, об операции Хьюитта нет ни слова. В нем упоминается Брюс Хоппер и деятельность стокгольмской резидентуры, упоминается Кальвин Гувер, однако о контактах 1943 года не говорится ничего.
Кальвин Гувер оказался более словоохотливым. В своих мемуарах, вышедших в 1965 году, он рассказывает и о работе в УСС, в том числе в Стокгольме. Вот что он пишет:
«Когда я был в Стокгольме, один из наших агентов установил контакт с д-ром Феликсом Керстеном, родившимся в Эстонии прибалтийским немцем и ставшим финским гражданином. Д-р Керстен был физиотерапевтом и, став личным врачом Генриха Гиммлера, имел на него значительное влияние. Керстен тогда жил в Стокгольме, однако регулярно ездил в Берлин для лечения Гиммлера. Один из наших агентов, услышавший о связях Керстена с Гиммлером, стал пациентом Керстена, изобразив себя страдающим от недугов. Он представился секретным личным представителем президента Рузвельта и дал понять, что в случае продолжения войны Германия будет разгромлена. Поэтому сейчас она должна использовать последнюю возможность заключить мир и избежать тотального разгрома. Керстен обсудил с нашим человеком предложение, согласно которому Гиммлер должен арестовать Гитлера (ибо союзники никогда не пойдут на мир с ним) и образовать временное правительство. Оно заключит с союзниками мир на условиях, которые будут суровыми, однако лучшими, чем на это может рассчитывать Германия в случае тотального поражения. Обсуждая эти предложения с Керстеном, наш агент вышел за рамки инструкций, которые мы ему дали… Керстен сообщил об этом предложении Шелленбергу, который обсудил его с Гиммлером… После встречи с Шелленбергом наш агент собирался отправиться в Берлин для встречи с Гиммлером. Я запретил ему делать это».
Итак, сам факт встречи и переговоров подтвержден, хотя Гувер и изображает дело так, будто агент (читай: Хьюитт) «превысил свои полномочия». Однако в этой версии не все убедительно. Если Хьюитт действительно превысил свои полномочия, предложив соглашение с Гиммлером, то почему ему сразу же не приказали прервать контакт? Ведь он сообщил это всего лишь Керстену и — если бы УСС на деле захотело прекратить обсуждение неприемлемого предложения, зачем было Хьюитту встречаться с Шелленбергом? И зачем вообще было ставить вопрос о поездке в Берлин?
Иными словами: у Гувера не сходятся концы с концами. И если он пишет, что «мы не получили из Вашингтона рекомендации продолжать наши контакты с Гиммлером, так как правительство США опасалось, что СССР узнает об этом и подумает, что мы заключаем сделку с ним», — то Гувер, видимо, задним числом старается изобразить все дело как безобидную импровизацию. Что же касается его собственной позиции, то он тут же признается: