[81]. Здесь Вольфу особенно пригодились дипломатические качества, поскольку ему надо было лавировать между Муссолини, Ватиканом и немецким военным командованием. Что касается Ватикана, то Вольф направил свои стопы к папе уже в 1944 году (о смысле визита я уже упоминал), а в дальнейшем поддерживал с католической верхушкой самые тесные контакты. Вскоре ему пришлось налаживать и иные связи.
Так мы подходим к важному событию финального этапа Второй мировой войны, вокруг которого до сих пор кипят «историографические страсти». Секретные переговоры Карла Вольфа с г-ном Алленом Даллесом весной 1945 года явились причиной серьезного конфликта между руководителями держав антигитлеровской коалиции. Когда же война кончилась, Даллес и вместе с ним многие западные историки приложили немало усилий, чтобы извратить смысл своих переговоров и скрыть их опасное военно-политическое содержание. Сам Даллес в первые послевоенные годы не раз брался за перо, стараясь доказать, что речь шла о вполне допустимых контактах с целью достичь «частичной капитуляции» немецких войск в Северной Италии. Всячески отрицался политический характер переговоров, противоречивший взаимным обязательствам участников антигитлеровской коалиции. Подобная попытка могла в 50-е годы иметь некоторые шансы на успех, поскольку еще не стали достоянием гласности документы переговоров Даллеса — Гогенлоэ 1943 года. Из них стал ясен чудовищный по своей циничности план сговора между антикоммунистическими силами во имя подрыва великой коалиции народов, боровшихся против нацизма.
Мы с вами знаем эти документы. Они будут оставаться определенным фоном для событий зимы — весны 1945 года, которые мы разберем во всей их конкретности, хотя и очень запутанной. Что же касается самого Вольфа, то он долгое время не принимал участия в развернувшейся острой дискуссии. Почему? Отвечая мне на этот вопрос, бывший обергруппенфюрер не скрывал своего недовольства. В свое время ему обещали, что в награду за участие в переговорах с Даллесом его не будут судить. Однако это обещание не было выполнено, и Вольф уже в 1945 году очутился в американской следственной тюрьме. Более того: когда он изъявил желание выступить в качестве свидетеля на Нюрнбергском процессе, американские власти официально объявили Вольфа «пропавшим без вести», а затем поспешно отправили его в психиатрическую клинику, находившуюся в одном из провинциальных английских городков. Вольф объяснял это так:
— Очевидно, мои опекуны боялись попасть в неудобное положение, если бы генерал Руденко[82] стал задавать вопросы о моих переговорах с г-ном Даллесом…
Пробыв несколько лет в Англии, Вольф был выпущен на свободу. Он вернулся в Мюнхен, где начал деловую карьеру, занявшись торговлей недвижимостью. Но и этот период закончился быстро: его арестовали и предали суду как соучастника осуществления «плана Ваннзее» (в процессе важную роль сыграла процитированная выше резолюция о транспорте в Треблинку). Приговор Гласил: 6 лет тюрьмы. Пресса утверждала, что сравнительная мягкость приговора объяснялась тем, что на закрытом заседании суда обвиняемый пригрозил предать гласности некоторые обстоятельства его переговоров с Даллесом. Вольф пробыл в заключении недолго и был освобожден. Так получилось, что до сих пор Вольф не выступил в печати с подробными воспоминаниями. Иногда он давал интервью (в том числе и телевидению, которое я упоминал), сейчас собирается опубликовать мемуары. Тем любопытнее будет нам время от времени «перебивать» документальное повествование свидетельствами пенсионера из Дармштадта.
Начало или продолжение?
Сразу после войны (где-то в 1946 году) Вольф, находясь в американской следственной тюрьме, сам составил краткое описание событий, которое до сих пор не публиковалось. Получив его от одного коллекционера документов Третьего рейха, я начну изложение именно с этого меморандума, ибо в нем в краткой форме изложена вся проблематика событий. Итак, Вольф начинает с того, что в конце 1944 года к нему в Италию «стали прибывать итальянские и швейцарские посредники, которые зондировали возможную готовность к переговорам. Я подхватил эти нити».
Вольф не только «подхватил нити», но, пользуясь своей репутацией в Берлине, заручился высочайшим покровительством: «6 февраля 1945 года я проинформировал Гитлера о сложившейся в моем районе военной ситуации и о мирных зондажах союзников из Швейцарии, которые стали за это время более конкретными, а также о посреднических предложениях католической церкви. Гитлер принял мой доклад к сведению, не дав мне дальнейших директив».
Отсутствие директив Вольф истолковал как разрешение продолжать контакты (он знал, что раньше Гитлер и слышать о них не хотел, поэтому молчание принял как знак согласия). Генерал продолжил свои действия. «В конце февраля, — пишет он, — я получил из Швейцарии приглашение от специального уполномоченного президента Рузвельта Даллеса прибыть в Цюрих на беседу. После предварительной консультации с послом Раном я принял приглашение. Всего я ездил в Швейцарию для переговоров четыре раза».
Переговоры длились долго: «В середине апреля меня еще раз вызвали в Берлин, где я должен был докладывать 17 апреля Гиммлеру, а 18-го — Гитлеру. Хотя я ожидал, что продолжение переговоров будет иметь лично для меня последствия, к моему удивлению, этого не случилось. Гитлер лишь сказал, что условия для капитуляции недостаточно хороши и момент для нее еще не пришел. Он тогда все еще верил в то, что в ближайшее время разгорится военный конфликт между его противниками».
Так выглядели события в описании Вольфа. Но этого, безусловно, мало, чтобы понять смысл происходившего. Ибо Вольф был далеко не одинок в нацистском лагере, не одинок и по другую сторону фронта. Поэтому я на время покину квартиру в Дармштадте, дабы дать представление о политическом контексте назревавших событий.
…Сначала о немецкой стороне. Здесь идея сепаратного сговора бродила по коридорам имперской канцелярии, штаба Гиммлера на Принц-Альбрехт-штрассе и на соседней Вильгельмштрассе (в министерстве Риббентропа) уже давно, и мы были свидетелями, как этот призрак материализовывался на различных этапах Второй мировой войны. Однако в начале 1945 года в этом процессе «материализации» наступило некое качественное изменение. До поры до времени тайные зондажи эсэсовской резидентуры или агентов Риббентропа наталкивались на нежелание Гитлера даже слышать о капитуляции, хотя бы частичной. Фюрер был уверен в силе своего оружия и полагал, что для победы ему не нужен сговор с Западом. Время шло, силы истощались, а победа становилась все менее вероятной. Тогда и Гитлер стал хвататься за соломинку — решил дать разрешение Риббентропу на поиски закулисных путей к западным политикам.
5 марта Геббельс записал в своем дневнике: «У меня была краткая беседа с послом Хевелем. Он рассказал, что Риббентроп сейчас усердно пытается наладить связи с западными странами, однако безуспешно. Ни с английской, ни с американской стороны нет ни малейшего сдвига. Черчилль и Рузвельт ведут себя негативно. Как через Стокгольм, так и через Ватикан мы узнали об этом довольно ясно. Это и понятно: политически нельзя ничего добиться, пока мы не добьемся военных успехов. Можно лишь кричать во весь голос: полцарства за успех! Что касается использования политических возможностей для окончания войны, то для этого, с одной стороны, уже поздно, с другой — еще рано».
Эти слова много значили, особенно в связи с ссылкой на Хевеля — человека, через которого с 1939 года шли все нити секретных связей и на кого неизменно опирались все приверженцы идеи сговора Германии с Западом. Раз уж Хевель решил, что сговор не получается, то…
Однако логика никогда не была сильной стороной политического мышления лидеров Третьего рейха. Именно поэтому Хевель употребил второе определение: «еще рано». На следующий день — точнее, в следующую ночь — Мартин Борман записал такие рассуждения Гитлера: «Пробило без пяти двенадцать. Положение серьезно, очень серьезно, оно кажется почти безысходным… Но положение не может быть безнадежным. Как часто в истории немецкого народа наступали непредвиденные повороты! Старый Фриц[83] в Семилетнюю войну все время находился на грани катастрофы. Зимой 1762 года он решил отравиться и даже назначил день, когда он это сделает, если к нему не придет военное счастье. И вот за три дня до назначенного срока умирает царица![84] Чудом все оборачивается в его пользу. Как Фридрих Великий, мы стоим перед коалицией мощных врагов. Но и коалиции — дело рук человеческих, держащееся на воле отдельных лиц. Скажем, исчезнет Черчилль — и все изменится. Если его не станет, английская элита увидит бездну, которая открывается перед ней в результате того, что Европа отдана большевизму. Может наступить пробуждение… Мы еще можем победить, приложив последние усилия. Лишь бы нам хватило времени для последней схватки!»
Вслед за Гитлером (или Гитлер вслед за ним?) Хевель и иже с ним снова и снова возвращался к «спасительной» идее сговора. Современные исследователи американец Бредли Смит и итальянка Еленам Агаросси в книге «Операция «Восход солнца» довольно точно определили эту ситуацию. Они пишут: «Надежды расколоть коалицию Запада и Востока играли значительную роль в мышлении тех, кто в 1944–1945 годах занимался зондажами. Многие из них были бы довольны развалом коалиции. Тогда бы нацистская Германия сохранилась. Однако большинство ощущало, что поражение надвигается и пора выторговывать наилучшие условия, стараться ограничить потери. Между этими двумя полюсами действовали и другие факторы — попытки завоевать благорасположение победителей и страх перед коммунизмом. Спектр мотивов был весьма противоречивым, но тем не менее они в своей совокупности заставляли действовать людей, находившихся на весьма важных постах».