Началась сложная игра. Бикьераи стал выяснять позицию Комитета национального освобождения (КНО), но немедленно получил резкий отказ. При этом итальянские патриоты прекрасно понимали, что у Шустера есть другой адресат — командование англо-американских войск. Как говорилось в одном из документов КНО, Шустер надеялся на англо-американцев, «поскольку они не хотели, чтобы коммунизм, который мог рассчитывать на поддержку широких масс рабочих, привыкших к хорошо организованным широким действиям, превратился бы в неудержимую силу».
Опасения КНО оказались обоснованными. Бикьераи, не имея на то согласия КНО, направился к Даллесу, изложил ему свой план и попросил наладить контакты с Ватиканом (Милан не имел прямой связи с Римом). Бикье-раи попросил переслать предложения Шустера в Казер-ту — в штаб фельдмаршала Александера, которому номинально подчинялись и партизанские силы КНО. Познакомившись с текстом предложений, Даллес назвал его «необычным документом» и по своим каналам довел его до сведения штаба в Казерте. Вскоре Даллес узнал, что КНО отклонил предложения Шустера, и поэтому не возражал, когда и в штабе Александера отклонили, как он пишет в своих мемуарах, этот план. Тем не менее первая реакция УСС на план Шустера не была категорически отрицательной. Даллес готов был обсуждать план, хотя знал все его «ловушки»: в первую очередь то, что Кессельринг вовсе не помышляет уходить из Северной Италии; знал он и о том, что остатки муссолиниевской банды не собираются участвовать в предполагаемом «перемирии». Лишь некоторое время спустя, а именно 8 декабря, Даллес сообщил в Вашингтон, что «план трудноосуществим». К этому времени и в штабе Александера поняли нереальность предложения Шустера.
Но карусель вертелась. Вслед за Бикьераи с УСС связался Александр фон Нейрат — участник осеннего совещания у Харстера — и предложил свои услуги для осуществления сепаратной капитуляции немецких войск на Западе — не только в Италии, но и во Франция перед фронтом Эйзенхауэра. Это предложение было встречено Даллесом с одобрением: Нейрат дал понять, что рассчитывает на согласие Кессельринга, Вольфа и немецкого посла в Северной Италии Рана. Даллес согласился поддержать зондажи Нейрата.
Вокруг идеи сепаратного мира тайные эмиссары кружились, как пчелы около улья. В январе 1945 года с УСС связался агент Кальтенбруннера, предлагавший сепаратный мир; он же адресовался к Ватикану, заявив, что «церковь многим обязана немцам, ибо только они ведут борьбу с большевизмом». С такой же идеей обратился к Даллесу в феврале 1945 года представитель Шелленберга, а две недели спустя «некий австрийский промышленник», опять же от имени Кальтенбруннера…
Этот список можно было бы продолжить. Однако, как отмечают исследователи итальянской ситуации Бредли Смит и Елена Агаросси, «ни одна из этих попыток не привела к прекращению военных действий». Что верно, то верно. Ибо цель закулисных контактов была совсем иной. Иной была цель и у операции, названной американцами «Санрайз» («Восход солнца»), причем англичане чаще применяли свое обозначение — «Кроссворд».
Зная ее предысторию, обратимся именно к этой операции.
Действующие лица
Карл Вольф считает, что все началось именно с него. Сидя в потертом кресле в своем дармштадском кабинете, он говорил:
— Теперь многие утверждают, что начали переговоры по своей инициативе. Но разве они могли чего-либо добиться без меня? Ко мне стекались все донесения об американских, английских и ватиканских зондажах. Я мог все запретить, мог даже засадить в тюрьму слишком рьяных посредников. Мог, наконец, доложить Гиммлеру в таких тонах, что они были бы немедленно оборваны. Но я этого не сделал…
Слушая эти слова, я не мог сдержать улыбку. Когда за пару лет до разговора с Вольфом я встречался с бывшим немецким послом в Италии Рудольфом Раном, он (не без оснований) утверждал, что Вольф не имел достаточного политического кругозора, чтобы понять смысл переговоров, и лишь исполнил его, Рана, замысел. В свою очередь, штандартенфюрер СС Дольман утверждал, что никаких переговоров не было бы без него. Западногерманский публицист Хейнц Хёне — исследователь истории СС — полагает, что все начал малозаметный гауптштурмфюрер Гвидо Циммер, предложивший конкретный ход к американцам через барона Парилли. Наконец, американский историк Дж. Толэнд говорит о троих — Вольфе, Дольмане и Ране. Он пишет: «Эти трое были убеждены в том, что при внезапном крахе немецкого сопротивления в Северной Италии итальянские партизаны немедленно провозгласят коммунистическое правительство. Французские коммунисты на западе, итальянские — на востоке, и так образуется красный пояс в Южной Европе. Единственное решение проблемы виделось им в том, чтобы договориться с западными союзниками об упорядоченной капитуляции немецких войск. Тогда Запад перехватил бы Северную Италию, упредив партизан».
Пожалуй, Толэнд прав. В штабе Вольфа часто говорили на эту тему. Об этом знал и Гвидо Циммер — сотрудник службы безопасности (СД) в Милане, располагавший хорошими связями в итальянских промышленных кругах, поскольку его начальник штурмбаннфюрер Хюгель участвовала в упоминавшихся ранее контактах Маринотти с УСС. Знал Циммер и Дольмана. Поэтому через Циммера и наладилась связь с бароном Луиджи Парилли — папским камергером, респектабельным промышленником, зятем еще более крупного фабриканта и в прошлом представителем американских фирм «Кэш» и «Кельвинатор» в Италии. В этих кругах эсэсовские офицеры всегда находили желанную поддержку.
Парилли был известен в штабе Вольфа. Дольман познакомился с ним еще в 1944 году, и уже тогда барон предлагал ему свои услуги, делая многозначительные намеки. Дольман вспоминал, например, о таких его словах:
— Знаете ли, дорогой доктор, хорошо иметь много друзей, особенно когда я думаю о моих друзьях в Швейцарии. Я давно их не видел. Это интересные люди с весьма интересными связями. Ах, если бы мне получить визу…
Как пишет в своих мемуарах Дольман, он сразу понял: речь идет об американских и английских связях. Что думал обо всем этом Вольф? К этому времени он часто беседовал о сложившейся ситуации с Раном. Опытный и хорошо знавший нравы гитлеровской дипломатии чиновник, Ран был откровенным сторонником антикоммунистической «западной ориентации». Он не питал никаких иллюзий по поводу перспектив войны и давно считал, что «пора спасать то, что еще можно спасти». Что же касается, как он сам мне говорил, «чувства самосохранения», то оно у него было развито изрядно. Именно поэтому он рассматривал стекавшиеся к нему донесения разведки с определенной точки зрения: а как можно использовать ситуацию, чтобы спастись, да еще с выгодой?
Когда подчиненные Вольфа, эсэсовские офицеры-разведчики Хюгель и Циммер доложили Вольфу о настойчивых предложениях барона Парилли, то он решил проинформировать о них начальника разведки СС Вальтера Шелленберга — давнишнего сторонника идеи сговора с западными союзниками. Однако Шелленберг молчал. Тогда Хюгель и Циммер с согласия Вольфа стали действовать сами. При этом на решение Вольфа подействовало одно странное событие, укрепившее его во мнении, что контакта ищут сами западные союзники.
…В начале 1945 года итальянские фашисты арестовали группу партизан, среди которых оказался агент английской разведки. Имя его осталось невыясненным, так как у него были разные псевдонимы: Такер, Дракер, Уэллаби, Лаллаби. Когда же он был доставлен к «министру обороны» маршалу Грациани, то сообщил ему, что якобы послан в Северную Италию для предотвращения разрушения ценных объектов на последней стадии войны. Грациани сделал вывод: миссия агента — установление связи с «правительством Сало» и с немцами. Поэтому «Такер» был передан СС и подробно допрошен, в том числе и Вольфом. Вольф стал раздумывать: с чего бы это союзникам предпринимать такие действия? Видимо, они хотят сохранить для себя Италию, особенно Милан и Турин, в предприятия которых вложены большие капиталы США и Англии. Следовательно, они будут готовы заплатить немалую цену за это, а также за помощь в деле отстранения коммунистов-партизан от власти. Более того: Вольф надеялся, что если он установит связь с союзниками, то это будет первым шагом к расколу антигитлеровской коалиции.
Надо учесть и такое важное обстоятельство. Сам Вольф только что вернулся из Берлина. Там он докладывал Гиммлеру об «обнадеживающих» сигналах: беседах фон Нейрата, переговорах вокруг предложения кардинала Шустера, которые, по мнению Вольфа, свидетельствовали о заинтересованности Запада в сделке с Германией. 4 февраля этот вопрос был главным на совещании у Гиммлера. Наконец в ночь с 6 на 7 февраля Вольф попал на аудиенцию к Гитлеру.
Вот как он сам описывал эту поистине решающую беседу:
— Фюрер принял меня в своем большом кабинете в имперской канцелярии. Так как я просил приема как высший командир СС и полиции в Италии, то должен был присутствовать и министр иностранных дел. Это мне было ни к чему, но я не мог возражать. Был также Хевель — представитель министра иностранных дел при фюрере, и Фегелейн — личный представитель Гиммлера. Мы сидели все вместе на диванах около низкого столика. В основном говорил я, Риббентроп молчал — как воды в рот набрал. Хевель иногда вставлял замечания.
— О чем же вы говорили?
— Я был исполнен готовности сказать фюреру о необходимости вступить в политические переговоры. Гиммлер, которому я за день до этого рассказал о своем плане, не дал определенного ответа. Когда я спросил, можем ли мы рассчитывать на быстрое появление нового «чудо-оружия», он ответил, что это знает только фюрер. Следовательно, мне не оставалось ничего другого как спросить Гитлера…
— Получили ли вы ответ?
— Нет. Именно поэтому я подробно стал излагать свой план. Я рассказал, что ко мне в последнее время тянутся щупальца с трех сторон — от Ватикана, американцев и англичан. С Ватиканом мне было все ясно: перед лицом всего католического мира папа хочет предстать спасителем человечества. Англичане, в свою очередь, считают, что послевоенной Европой должны управлять именно они. По мнению американцев, Англия отжила свой век, и теперь ведущую роль должна играть Америка. Все вместе они не хотят, чтобы коммунизм стал победителем в этой бойне. «Я прошу вас, мой фюрер, дать мне указание взять эти нити в свои руки. Гиммлер не способен дать мне такие инструкции, только вы можете это сделать!» — такими словами я закончил свою информацию.