– Ты будешь реже встречаться со своим дядей Камберлендом и его женой, и совсем перестанешь видеться с этой актеркой, а? Что? Я не хочу скандалов. Довольно скандалов в нашей семье. Ты понял меня?
– Ваше Величество, это вопрос или утверждение? О, этот наглый мальчишка!
– Вон с моих глаз, прежде чем я… прежде чем я…
Принц не нуждался в повторении этого приказа. Он поклонился, и, делая вид, что подавляет зевок, вышел из покоев короля.
Наглый щенок! Но разве ему под силу справиться с таким?
Георг сел. Мысли его были в смятении. Все шло не так! Америка! Принц Уэльский! Все!
Он закрыл лицо руками, но, как ни странно, мысленному его взору явился не кто иной, как эта жена его брата, с длиннющими ресницами, и его сын Георг со своей актеркой. Он разузнал все об этой молодой женщине, одной из красивейших женщин Лондона.
У Глостера тоже была очаровательная жена. Все они просто негодяи, а вот он пытался быть добродетельным человеком и хорошим королем. И в результате, что он имеет – Шарлотту и кучу детей, которые со временем будут презирать его так же, как это делает сейчас его старший сын.
Жизнь оказалась трагедией и разочарованием. Словно Ханна и Сара вернулись, чтобы посмеяться над ним.
А ведь все могло сложиться иначе.
Вначале он попытался было выбросить из головы эротические видения, возникшие вдруг перед ним, но потом отказался от этих попыток, просто сидел и представлял, как все могло бы быть.
Вскоре после этого случилась беда, угрожающая опустошить весь Лондон и Вестминстер, и она заставила забыть о пороках принца Уэльского.
Еще со времени своей связи с Ханной Лайтфут Георг понял, что в религиозных вопросах необходимо проявлять терпимость. И хотя он особенно благоволил квакерам, ему хотелось, чтобы его запомнили как короля, который поощрял религиозные свободы.
Англия была строго протестантской страной еще с тех пор, как правила Мария Первая и когда смитлфилдский пожар потряс всю страну. История Англии могла бы сложиться совсем иначе, если бы Яков Второй не принял католичество. Тогда бы он продолжал править страной, а за ним его сын, и о династии Ганноверов в Англии никто никогда бы не узнал. Георг стал королем лишь потому, что его предки были протестантами.
Он всегда считал, что законы ограничивающие права католиков несправедливы. Католикам не разрешалось владеть землей, они не могли стать офицерами в армии; а сын католика, приняв протестантство, мог отобрать собственность у своего отца. Католические религиозные службы официально считались незаконными, хотя они велись на протяжении многих лет, и никто серьезно этому не препятствовал.
Англия никогда не отличалась особым религиозным пылом; англичане действовали по принципу: живи сам и давай жить другим. Правда, время от времени меньшинства подвергались некоторым притеснениям, и Георг в ряде случаев показал, что намерен защищать их. Он начал с того, что открыто заявил о своем расположении к квакерам, и когда по этому поводу были высказаны критические замечания, то это побудило его распространить свое благорасположение и на другие секты.
Двумя годами ранее в парламенте был представлен проект «Закона о снятии ограничений с католиков», который без особой шумихи был принят обеими палатами, и Георг скрепил его своей подписью.
Все было бы хорошо, если бы не Джордж Гордон – младший сын герцога Гордона, тридцати лет от роду, крайне неуравновешенный и недовольный своей жизнью молодой человек. Его старший брат Уильям был любовником Сары Леннокс, что принесло ему некоторую известность из-за взаимоотношений, существовавших ранее между Сарой и королем.
В свое время Джорд Гордон служил военно-морским офицером, но вышел в отставку, так как ему не доверили управление собственным кораблем. Странный это был человек. Фанатически религиозный, он в то же время вел распутный образ жизни. Шесть лет назад он вошел в парламент, где, как и на флоте, попытался сделать себе имя. Он был обаятелен, умел хорошо говорить, но для успеха ему недоставало чего-то существенного. Он мог доводить себя до истерики, нередко напивался, и было известно, что он частенько проводит ночи в публичных домах.
Никто не знал его как следует, но когда он поднимался на трибуну парламента, многие члены парламента незаметно покидали зал заседаний. Он оказался в парламенте лишь благодаря своей семье, а сам ничего из себя не представлял.
Терзаемый обидами, Гордон искал способ привлечь внимание к своей особе. Такую возможность он увидел в «Законе о снятии ограничений с католиков». Сам будучи протестантом, он выступил против этого закона, но его ничтожный протест не произвел ни на кого впечатления. Или все-таки произвел? Ну что ж, он еще им покажет!
Найдя способ заставить их обратить на себя внимание, Гордон фанатически радовался результатам своих усилий.
Вначале он вступил в «Ассоциацию протестантов Англии», члены которой с восторгом приветствовали лорда в своих рядах. После выступления ему оставалось сделать лишь небольшой шаг, и он стал президентом этой ассоциации.
В Шотландии эта организация имела прочную опору, и принятие «Закона о снятии ограничений с католиков» вызывало здесь недовольство, а тамошняя Протестантская ассоциация подстрекала некоторых своих членов к выступлениям в одном или двух городах.
В такой ситуации, если лорду Гордону удастся добиться отмены Закона и даже в том случае, если его постигнет неудача, это приведет протестантов Лондона в такое же неистовство как и их единоверцев в Шотландии, и, конечно, принесет ему славу.
Тогда уже никто не сможет смеяться над ним, никто не будет считать его маловажной персоной, никто не станет говорить, что не будь он Гордоном, ни за что бы не попал в парламент.
Поэтому он начал действовать, и его имя со временем войдет в исторические труды, а протестанты-современники назовут его своим героем, спасшим их от католической угрозы.
Лорд Гордон был неутомим в достижении своей цели. Со своими жидкими волосами, спускавшимися на уши, с бледным лицом, покрытым от постоянного напряжения капельками пота, с горевшими фанатическим неистовством взглядом он ходил по редакциям газет, пытаясь поместить свои объявления и показать народу, что он выступает от их имени. У него имелась петиция, подписанная тысячами людей, с требованием об отмене «Закона о снятии ограничений с католиков», и все, кто хотел иметь копию этого документа, могли получить ее в различных местах, указанных в объявлениях.
Тем временем в парламенте он выступал за отмену этого закона, заявив, что говорит от имени тысяч людей, и что правительство поступит весьма неосмотрительно, если проигнорирует его требование.
Но правительство проигнорировало его.
Тогда Гордон написал длиннющий памфлет и попросил аудиенции у короля. Король принял его, и Гордон настоял на том, чтобы лично зачитать ему этот памфлет.
Король вначале слушал, но потом его начал утомлять этот неистовый фанатик, продолжавший излагать свои аргументы, с которыми королю трудно было согласиться. Георг многозначительно зевнул, но Гордон, даже если заметил раздражение монарха, то не подал вида.
Наконец, Георгу все это стало просто невыносимо.
– Оставьте, – сказал он, – остальное я прочту сам. При этих словах Гордону не оставалось ничего иного, как удалиться, но он не успокоился, не услышав никакой реакции со стороны короля. Он потребовал дополнительных встреч, во время которых обращался к королю с горячими речами, убеждая его, что многие протестанты дошли даже до того, что считают своего короля папистом, и требуют что-то предпринять.
Король, обеспокоенный поведением принца Уэльского, своих братьев, здоровьем принца Октавия и извечной американской проблемой, снова указал ему на дверь.
Но Гордон вызвал у него тревогу, и король послал за Нортом.
– Я начинаю думать, что этот Гордон склонен затеять беспорядки, а? Что?
– Ваше Величество, этот человек – прирожденный агитатор.
– Он утверждает, что меня подозревают в том, что я папист. Что? Разве они не знают, что моя семья всегда была строго протестантской. Он просто дурак.
– Дурак, Ваше Величество. Он устраивает собрания. У него повсюду есть последователи.
– Не думаю, что протестанты столь уж неистовы в своих религиозных чувствах, а?
– Сир, я посылал людей на эти сборища. Здесь дело не столько в религии. Он привлекает чернь, а чернь всегда рада случаю поучаствовать в беспорядках.
– Наверное, следует найти способ остановить его. Норт согласился, что это прекрасная идея.
Норт со своей способностью предпринимать ошибочные действия, попытался откупиться от лорда Гордона, пообещав ему денег и пост в парламенте, если он уйдет из Ассоциации протестантов.
У Гордона засверкали глаза. Деньги?! Но они не нужны ему. У его семьи их достаточно. Пост в парламенте, который ему не дадут занять? Ему никогда не удавалось удержаться на каком-либо месте.
Лорду Гордону нужна была слава, и теперь он видел, что сможет добиться ее. Норт, вероятно, боится, если пытается подкупить его. Это лишний раз подтверждает, каким могуществом обладает он – Гордон!
Лорда Гордона пьянила собственная мысль. Они никогда не слушали его в парламенте? Ну что ж, пусть увидят, что есть люди, готовые его слушать всегда.
Двумя днями позже в газете «Паблик Эдвертайзер» появилось объявление. Все члены Ассоциации протестантов должны собраться на Сент-Джордж-Филдз, где будет проведен массовый митинг и выработан план действий. Все участники должны надеть голубую кокарду, дабы отличаться от прочей публики.
День выдался знойный и душный. Приехав на Сент-Джордж-Филдз, лорд Гордон пришел в восторг, когда увидел какая собралась публика. Там были тысячи людей с голубыми кокардами и множество без них, ибо лондонский люд никогда не мог устоять перед соблазном поучаствовать в зрелищах. Чтобы позабавиться, сюда со всех концов города стекались люди.
Лорда Гордона встретили бурными приветствиями, и в его глазах отразилось удовлетворение. Именно этого он всегда добивался. Он обратился к собравшимся, сообщив им, что собирается пойти в парламент с петицией об отмене «Закона о снятии ограничений с католиков».