Павел понимал, что Семен не прав, но не мог понять, почему он так разобижен и ослеплен злобой. Сразу, как Заварухин в апреле написал заявку об изменении проекта, Павел звонил в проектный институт, разговаривал с руководителем проекта, а когда там его и слушать не захотели — виданное ли дело: изменить проект, который уже три года в работе! — Павел поехал в Москву, рассказал о новой идее в главке. Начальник главка тоже испугался: браться за изменение проекта — значит добиваться изменения формулировки строки в народнохозяйственном пятилетнем плане.
— Все, Сеня, все. Молчи! Здорово ты язык развязал. Теперь послушай меня Тебя тревожат деньги за поданную идею? И ты завидуешь моей зарплате?
А давно ли ты был рядовым инженером на линии?
— Ты загубил мою идею!
— Мне твои хитрости известны! — оборвал его Павел. — Премию получишь, но не раньше, чем идея пойдет в дело. И не притворяйся зайчиком, ты в сговоре с Дудкиным, Полубабой и Квашой! — бас у Павла окреп и загремел. — Заявка твоя зарегистрирована в канцелярии, ты ее изорвал. Что ж, поставим о твоем поведении вопрос на собрании… Этого ты захотел?
— Хитре-ее-ец! — просипел Семен.
— Конечно! Не имею права быть бесхитростным! — Губы Павла обескровились, он поправил очки. — Земляные работы на перегоне Сузгун — Искерская опережают график. Только мехколонна Кваши застряла в болоте, на еланских траншеях. Бородай благодушествует, тоже, видимо, надеется, что мы откажемся от укладки железнодорожной решетки на раскорчеванный грунт. Но нет, не откажемся! Рывок — и нам аплодисменты. Хотя дело не в них. Мы прорвемся к Искерской, и нам простят пустяковый Шестаковский мост. А мост — это задел! Плацдарм на зиму! На весну! Даже на нынешнюю осень! Мы через него уже в ноябре пустим поезда в тайгу, на просеку. И твоя идея благодаря этому мосту восторжествует. И если ты ни хрена не смыслишь в хозяйственной политике, а только даешь идеи, то занимайся своими инженерными раздумьями и не суй нос в другое! Ясно? Высказывать гениальные мысли — дар, талант, но воплощать их в реальные мосты, дорогу — это плутовство, что ли?
Семен молчал.
— Кто тебе заморочил голову враждой ко мне? Выкладывай!
— Егор Андреевич уверен, что амулет спасет его от несчастий, от опасных идей, которые мы придумали, — глухим голосом нехотя ответил Семен.
— И ты в мистику веришь? — задохнулся от удивления Павел. — Ты дал грандиозную идею, теперь разорвал заявку, шантажируешь меня, обзывал голым королем…
— Егор Андреевич показывал нам не просто амулет, а гемму, — прошептал Заварухин. — Драгоценный камень с трехглавой химерой…
— Зот Митрофанов с вами был? Может, он фокусами вас морочил? Символы, гаданья… Чушь! Идиоты! — Павел резко всучил в растопыренную ладонь Семена деньги. — Иди, к утру холодильник в вагоне должен быть полным.
— А чего купить-то?
— Соображай, не маленький!
— Через четыре недели поезд в Искерскую не пропустить, — помотал головой Семен. — Напрасно ты пообещал. На Еланском болоте выемка не готова, дальше вырубка не сделана.
— Знаю! Но поезд на станцию Искерская мы пропустим! — сухо отрезал Павел. — Сделаем насыпь, и локомотив пройдет. Мы его на плечах, на руках донесем… Это и есть наш путь знания! Ясно?
Семен вышел тихо — и дверь не скрипнула.
Оставшись один, Павел аккуратным почерком вывел на чистом листе бумаги: «Командировать для встречи проверяющего из министерства в город Искер следующих товарищей: В. Ф. Гончеву, С. В. Заварухина»…
В щель неплотно притворенной двери просачивались телефонные звонки и голоса. Аппарат управления жил многоязыким, многоруким, многоглазым организмом, успевал отдавать нужные распоряжения, получать информацию с мест.
— Нужно встретиться и поговорить с Зотом Митрофановым, — подумал Павел вслух. — Что значит путь знания, пусть объяснит!
— Так точно, Павел Николаевич! — ответил четкий женский голос.
Павел и не заметил, как в кабинет вошла Виктория Филипповна.
— Здравия желаю! Прибыла по вашему приказанию, — вскинула она руку и поправила пятерней пышный чубчик.
Легкой походкой Виктория Филипповна прошагала к стулу и села возле стола.
— Рассказывай, почему девчата с Шестаковки жалобы пишут, — пробасил Павел.
Виктория Филипповна поскребла пальцем обтянутую клетчатой брючиной коленку, подергала полу клетчатого пиджака и с неожиданным жаром заговорила, что погода на речке Шестаковке — Ташкент, что воздух там свежий, аппетит у девчат разыгрался, им не хватает мяса; но главное — скучно, женихов нет, вот и бузят.
С вихревой, горячей начальницей лучше беседовать доверительно, не приказывая, как бы советуясь с ней, она легко загорается, быстро исполняет любую просьбу, которая могла бы быть ей требованием. Гончева от природы имела нежный характер и была проницательна, но в супружестве с преподавателем военно-инженерного училища приобрела замашки командира.
— Свяжись немедленно с ОРСом, отгрузите мясо на мост, завтра привезем туда какого-нибудь музыканта. Да помоги Корзухину найти менестреля…
— Будет сделано! — Гончева вскочила со стула.
— Приходил Заварухин, обвинял, что путаюсь с женой Бородая…
— Никак нет! — Виктория возмущенно рубанула рукой воздух. И засмеялась: — Плюньте, Павел Николаевич, на сплетни. Сонька сама липла к вам.
Павел тоже рассмеялся.
— Сегодня мылил мне голову замминистра за Шестаковский мост.
— Безобразие! — Гончева сжала губы, и ярко напомаженный рот ее превратился в узкую полоску. — Как в министерстве узнали? У нас никто выдать не мог! За свой штат сотрудников ручаюсь! Никто! Стройбанк счета не арестовал. А жалоба с Шестаковки — анонимная.
— Послезавтра приедет проверяющий. Тебе придется встретить его.
— Надуем! — энергично сжала кулачки Виктория и вскочила со стула. — Шофер у меня смышленый, моторист катера — послушный. Острова на реке живописные, уха будет ой-ей-ей! А рыбу наловим раньше!
— Проектировщики, заказчик и наше министерство запретили строить мост. Чего ж нам мухлевать?
— Так точно, нечего! — кивнула Виктория. — Кто-то выстрелил нам в спину. Враг сидит в управлении. У тебя за спиной где-то. Может, Семен? — И Виктория Филипповна ткнула Павла пальцем в грудь.
Павел поморщился, с сомнением помотал головой и протянул руку к зазвонившему телефонному аппарату.
— Вадим Алексеевич? — ласково забасил. — Нет гитариста? Баянистка. Кто такая? Воспитательница Ивушкина Дарья Федоровна. Гм… Хотелось девушкам угодить парнем С виду-то не кривая? Ха-ха! Пожалуй, сгодится. Поручи ей узнать, кто жалобу на Шестаковке сочинил. Завтра ждем ее у вагона в пять утра. Слушай, а может, на мост турнуть еще инструктора по физкультуре? Пусть девушек позабавит, соревнование по плаванию устроит!
Опустив трубку на рычаг, Павел удовлетворенно потер руки.
— Сплетничают, будто вы петухом пели. Надо пресечь! — Гончева хлопнула ладонью по столу, обнажила в улыбке желтоватые, прокуренные, но безупречно ровные и крепкие зубы.
— С Митрофановым я еще разберусь, — пообещал Павел.
Лицо Гончевой обострилось. Вопросительно поглядев на Павла, она нерешительно заметила:
— Интриги вокруг вас… И главбух Полубаба — не баба, себе на уме. А чего Дудкин боится — не пойму.
— И я не пойму, — признался Павел. — Верит в символы. В какой-то камешек! Объединяет вокруг себя обиженных… Квашу…
— Этого я просвечу! — многозначительно проговорила Гончева, поправила галстук у ворота блузки. — В ухажеры ко мне набивался, пень корявый! Я его так отбрила… А может, Кваша теперь зарплатой недоволен?
— Готова утром выехать? В дороге поговорим.
— Так точно! — вскочила Виктория Филипповна.
Когда Гончева ушла, он приказал, чтобы Зина собрала все бумажки, разбросанные Семеном, склеила их и передала ему. Павел невольно залюбовался ее фигурой. «Ох бестия девчонка! Отправлю в машбюро!»
Глава 3Сигналы на расстоянии…
Опять, опять
Меня кружит пророчества безумный вихрь
И мучит боль предчувствий.
Пообещав главному инженеру командировать на Шестаковский мост воспитательницу Дашу Ивушкину, комсорг бегал по коридорам общежития — искал ее. А вдруг-то она откажется ехать? Ни в женском корпусе, ни в мужском Ивушкиной не оказалось. Вадим спустился с этажей па асфальтовую площадку. Закаменела от недельной жары немощеная кочковатая дорога, поседели обочь дикая конопля, полынь и крапива; к полудню зной иссушил воздух, машины размешали в нем пыль с бензинной гарью, и кружится эта взвесь над площадью управления и даже над близлежащим пустырем, У стены здания, в тени, как всегда, грудятся шоферы, коротают время в ожидании ездоков, затерявшихся в лабиринте кабинетов, щелкают костяшками домино по доске, положенной поперек скамейки. Вадим осведомился у них, не проходила ли мимо Ивушкина, и вдруг увидел: идет навстречу Зот Митрофанов.
Пожав сухую, наждачно-шершавую ладонь физинструктора, Вадим шутливо повосхищался, как ловко Зоту удалось весной провести гостей в квартире Ивана Леонтьевича и выпрыгнуть из окошка третьего этажа на асфальт. Зот, улыбнувшись, ответил, что тренируется по прыжкам в воду с десятиметрового трамплина, но из окон не прыгает, а, как и все, выходит в двери. Весело загоготав над словами физинструктора, как над шуткой, комсорг подмигнул: пора бы назвать поджигателей лесных хуторов, а когда тот отрицательно помотал головой, доверительно спросил:
— Ивушкину не видел?
— В столовой она, — сразу ответил Зот. — Мысленно позови ее, и через пять минут придет сюда.
— Да ну? — не поверил Вадим. — Хотя твой алгоритм мне понятен. Отвечаешь по принципу теории вероятностей: «да» или «нет», угадываешь половину, а создается впечатление!..
— Если логически рассуждать, то угадать тоже можно, — согласился Зот. — Сейчас обеденный перерыв. Где может быть воспитательница? Ясно, в столовой. Но я не рассуждаю, а просто воспринимаю информацию, исходящую от Дарьи Федоровны…