— Все нормально. — Ответил Серега на его вопросительный взгляд. — Ленка у нас в Первом отделе машинисткой работает, не бжи, Родригес. Здесь все свои.
Лена оказалась тонкой, молодой и симпатичной, и поразила Фантика полным несоответствием мужниной комплекции.
«А как же она такого бугая-то выдерживает?» — ворохнулось старательно подавляемое.
«Заткнись, скотина циничная!»
«Сам заткнись!»
Небрежно запахнутый халатик, который она собрала в горсть где-то в районе пупка, говорил, что лехина жена спала сладким сном, и разбудило ее только их раннее появление. Хотя она выглядела свежо и бодро, но смешной рубчик от подушки на щеке выдавал с головой. Толяныч не мог не отметить качественный загар без всяких признаков купальника.
Первым долгом она потянулась чмокнуть Лешего в щеку, утратила, а может и не стремилась сохранить бдительность, полы халатика разошлись, и… И ничего Толяныч толком рассмотреть не успел, однако возникла уверенность, что белья на ней нет. Вообще.
Лена кивнула Кроту и наконец обратила внимание и на него. Короткое представление, Толяныч расшаркался, стараясь не поворачиваться испачканным боком — глаза сами лезли под неплотно запахнутый халатик. Чтобы убедиться? Что за нездоровое любопытство, бляха-муха!
Крот толкнул его незаметно под ребра, и они прошли в обширную гостиную. Вслед донеслось:
— Ох ты, какая киса! Живая! — Из чего Толяныч сделал вывод, что Матрена демонстрирует себя во всей красе, а уж это-то она умеет. — А ее не надо покормить?
— Нет, она недавно завтракала… — Сказал Толяныч, осматриваясь.
Квартирка была что надо — обстановочка, аппаратурка и все такое. А сам представил, как она наклоняется к кошке, халатик распахивается, и… И сам себя одернул. Организм явно требовал разрядки, а как можно разрядиться еще, как можно сделать так, чтоб заткнулся проклятый точильщик, кроме как выпить, или вот…
— Ну тогда я ей молочка налью.
— Да хоть водки! Она все равно не будет. — и Толяныч помелся в ванную, по дороге попросив у Лехи какой-нибудь футляр, лучше металлический.
— Котелок армейский подойдет?
Толяныч кивнул, и, забрав дюралевую коробку, заперся в ванной. Эту сушеную хрень надо бы похоронить что ли по человечески. Он опять развернул платок, долго рассеянно смотрел на кусок мертвый плоти, снова подивился ее заполярной температуре.
«Та или не та?» — гадал он.
«Тьфу, о чем ты думаешь, придурок! Клади ее скорее да лезь под душ!»
Котелок подошел идеально — Толяныч положил в него Руку прямо в платке и закрыл крышку. Размотал повязку на кисти, осмотрел два аккуратных, как с перфорацией, запекшихся полукружия, густо смазанных вонючей коричневой мазью — а ведь и правда зубы. Повертел рукой — не болит и ладно.
Он долго, с остервенением, мылся. Штаны удалось натянуть еле-еле, мокрая ткань словно находила на бедрах невидимые крючки и налезать не желала. Пришлось поматериться. Потом глянул на себя в зеркало — ну и рожа. Цветные пятна синяков, ссадина на лбу, вокруг нее тоже расплывается грозовая синь. Да, парень, ну и попал ты… Крот через дверь крикнул, что завтрак готов. Слава богу, хоть точильщик немного заткнулся, а то уж зубы заныли. Сознание двоилось, вызывая тошноту. Он присел на край ванной, пытаясь справиться, но не преуспел.
Толяныч вышел, не испытывая бурного желания отправлять в желудок хоть что-нибудь съестное. Оттягивая момент, зарулил в прихожую, хотел сунуть котелок во внутренний карман куртки и с удивлением обнаружил, что дырка на плече уже аккуратно зашита. В комнате Леший гремел железом, будто у него там была оружейная пирамида. А, кстати, почему бы и нет.
На кухне Крот болтал с Леночкой, глядя на нее с неподдельным интересом. Толяныча не оставляло ощущение, что между ними не все так уж платонически, впрочем, это его, кротовское, дело. Хотя к лехиной жене приставать — лучше сразу под паровоз… Есть не хотелось, говорить тоже, а уж когда он увидел, как Леночка отправляет в рот огромную гидропонную клубничину, так и вовсе утратил всякий даже намек на аппетит. Да и в мокрых штанах Толяныч чувствовал себя довольно неуютно и садиться не хотелось. Вид уплетающего бутерброд Сереги тоже нагонял уныние.
Толянычу хотелось побыть одному, тянуло на свежий воздух, подальше от этих жизнерадостных… Придурков? Да, именно такой эпитет просился на язык.
— Слышь, Фант, иди сюда. — Окликнул его Леший.
Толяныч зашел в комнату, Леший как раз запирал шкаф, куда судя по всему убрал баул с оружием и бронежилеты. Голова начинала садистки медленно распухать, и Толяныч поискал, куда бы сесть.
Леший внимательно смотрел ему прямо в глаза:
— Что, сбоит?
— Сбоит, мать ее. Обнулиться бы. — К ноге прижалась Матрена, не чураясь мокрой ткани. Толяныч наклонился и погладил ее по спинке. — Да, наверное, идти надо. Пора мне…
— Погоди-ка. — Леший поманил его за шкаф.
Толяныч увидел отлично оборудованный рабочий стол, почетное место на нем занимал мощнейший «Гипер-Вайлд», на полочке, словно отрубленная голова мотоциклиста, удобно устроился виртуальный шлем. Леший тем временем говорил, держа в руках золотистый М-диск:
— Сбрасывать в Сеть наши сегодняшние приключения не стоит. В коррекцию всегда ставят простейшую закладку — узнал о преступлении, тут же обнулись. Требование МВД. Въезжаешь?
У Толяныча даже свет в глазах немного померк — в контракте черным по белому было указано, что в случае обнуления в обход корпорации «Золотые Своды» запускается защитная программа. В смысле, писец котенку: нарушение коррекции, разрушение личности и все такое, о чем даже думать не стоит. Да, эти пауки очень неохотно выпускают из своих сетей таких вот глупых мушек.
— Здесь есть колотый софт, наши ребята делали. Могу тебе на компакт сбросить. Ты где «соседа» получил?
— В «Золотых Сводах»…
— Знаю такую. Мы по ним тоже работаем. Темная фирмочка, зато покровители что надо. Вам ведь там резидента ставят, чтоб без лицензии ни-ни, верно? — Толяныч кивнул. — Ладно, слушай сюда… У нас в конторе используют людей с коррекцией, в некоторых делах они незаменимы. Так что софт проверен и не раз. Гарантии не даю, сам понимаешь, но может стоит попробовать, пока крыша не поехала. — Леший внимательно заглянул Толянычу в глаза. — Так что решай сам. А потом я поговорю кое с кем, сделаем тебе перекод в лучшем виде.
— Слушай, Леха, а как ты сам это перевариваешь? — Толяныч сам не понимал, то ли ему действительно интересно, то ли он просто тянет время. Ну… Я имею в виде все это… — Он неопределенно пошевелил пальцами.
— А у меня запирающие блоки. — Леха постучал себя пальцем по виску. Гарантия двадцать лет.
— А потом что?
— А потом отставка. Снимут блоки, проведут реабилитацию. Это конечно, если протяну столько. — Очень спокойно объяснил Леха.
— И у Крота тоже?
— Нет, ему это не надо. У него «пи-эйч» выше восьми с половиной. Порог пси-устойчивости. — Пояснил Леший, видя непонимание в глазах Толяныча. — Я смотрю, у тебя цацка «За рукопашку» была…
— Да. Откуда знаешь?
— Так вот же! — Леший ткнул твердым пальцем Толяныча в грудь, где темнели силуэты споротых нашивок. — Слушай, а кто твоим инструктором был? Уж больно у тебя техника движения нестандартная. Я сегодня еще удивился, как ты этого одноглазого срезал.
— Это я еще на гражданке занимался. У одного… — Ну как ему объяснишь, что на службу он пошел добровольцем, можно сказать прямо после очередной тренировки Григорича. — Короче, был тренер. Василий Григорич…
— Да ну, сам Пономарев?!!
Чему так поразился Леший Толянычу было не понятно, и он просто кивнул. А упоминание сансея словно бы переключило внутренний тумблер решимости на максимум:
— Ладно, Леха. Давай попробуем обнулиться на твоей богатой тачке.
— Во, это дело! Все будет ништяк, Фант. А где-нибудь через недельку один мой корешок вернется, и поглядим, что там тебе можно подправить. Я ведь тоже был под Сарашаганом… — Зачем-то добавил он, когда Толяныч уже надвигал шлем.
Лена увидела Толяныча, застывшего столбом в дверях, и приветливо улыбнулась:
— Садись. Чай будешь?
— Нет, спасибо. Большое. И за куртку тоже. Я лучше пойду. Пора мне…
Толяныч сгреб кошку. Крот посмотрел на него внимательно и тоже поднялся:
— Ладушки, Ленок, после доболтаем. Я, пожалуй, тоже пометусь полегоньку. Бывай, до скорого.
Вышли они вместе:
— Куда теперь? — Крот поудобнее устроился на сидении водителя. Толяныч запустил Матрену на заднее сидение и плюхнулся следом. Девочка тут же, грациозно спружинив о спинку кресла, заскочила к заднему стеклу и обнюхала лежащую там карточку.
— А черт его знает… — в голове царила полнейшая пустота.
Крот поправил зеркало и внимательно посмотрел на Толяныча, в его глазах читалось понимание старого, умудренного психолога. Потом он заметил небрежно брошенную карту:
— Эй, братан! Ты что, бабули так здесь и кинул? Совсем сглузду съехал?! Да если б кто хоть взгляд бросил, мы бы уже без стекол бы куковали. Или тачку с концами бы увели. Да здесь же в десять раз больше, чем она вся с потрохами стоит!
— Да отвали ты, Крот! Это не мои бабки, они мне как от балды дверца! Фантик почувствовал, словно внутри лопнул назревший фурункул, и полилось. На хрена мне эти бабки? Ну на хрена, я тебя спрашиваю?! Ты что, меня уже в наемные убийцы записал, да?! Даже не спросив! А я-то чувствую — что-то здесь не так. Подляна какая-то назрела. Вот оно что — значит, Мурзик, говоришь, разборок этим уродам не устраивал, да? Оно и видно. А он просто нас подписал, и все. Делов-то!
Серега выслушал все излияния невозмутимо, только закурил и откинулся на сидении, поерзал для удобства, всем своим видом демонстрируя готовность долго внимать. Собственно, это и отрезвило Толяныча.
Потом Крот сказал:
— А чего бы ты собственно хотел? На кривой козе в рай въехать? Не узнаю тебя, Фант. Ты что надеялся, что все само собой рассосется?