– Помогу, – она кивнула, аккуратно поставила чашку на край стола, промокнула полотенцем пятно от чая. – Оно тебе великовато, придется в талии убирать. А этот ваш бал во сколько начинается?
– В девять вечера. Он на всю ночь, но ты, бабуля, не волнуйся, нас и в поместье, и обратно на автобусе отвезут, а там, ты же сама знаешь, Василий Степанович и Надежда Павловна, и председатель сказал, что людей выделит, – она говорила и с тревогой всматривалась в бабушкино лицо. – Все нормально будет, ты даже не сомневайся.
– Да я и не сомневаюсь. – Баба Маня принялась убирать со стола. – Только учти, с платьем завтра разбираться начнем, сегодня я устала...
Следующий день пролетел в заботах и хлопотах, но они того стоили. Платье, старательно отутюженное, подогнанное по Аглаиной фигуре, выглядело великолепно, куда красивее тех театральных нарядов, что привез из города председатель. И сама Аглая смотрелась в нем сногсшибательно. Возможно, впервые в жизни ей нравилось собственное отражение в зеркале. Платье удивительным образом маскировало все то, что Аглая с детства в себе не любила, и подчеркивало достоинства: тонкую талию, четкую линию плеч и шеи. И даже руки, затянутые в белые перчатки, уже не казались Аглае длинными и неуклюжими, а смуглая кожа, оттененная дымчатым сиянием, и сама приобрела удивительный золотистый оттенок.
Оставалось лишь что-нибудь сделать с волосами. Арсенал подручных средств у них с бабушкой был невелик, и подобающая случаю прическа никак не получалась. В конце концов Аглая просто закрепила волосы на макушке привезенной мамой из Индии перламутровой заколкой. Баба Маня окинула ее внимательным взглядом, удовлетворенно кивнула.
– Сейчас чайку заварю. – Она глянула на настенные часы, большая стрелка которых уже подбиралась к цифре восемь. – Не пойдешь же ты на бал голодной. Еще в обморок бухнешься, чего доброго.
В том особенном, восторженно-нетерпеливом состоянии, в котором пребывала Аглая, есть не хотелось совершенно, но она решила не обижать бабушку, поддернула шуршащую юбку, присела к столу.
Чай был, как обычно, очень крепкий и отчего-то сладкий, верно, баба Маня из-за недавних хлопот забыла, что внучка пьет без сахара.
– Вкусно? – Бабушка присела напротив, кулаком подперла щеку, посмотрела внимательно и немного тревожно.
– Очень, – Аглая кивнула и сделала большой глоток.
К приторной сладости чая примешивался странный, чуть горьковатый вкус.
– А что за чай такой? – спросила она, всматриваясь в кружащиеся на дне чашки чаинки.
– Да какой-то новый в сельпо завезли, говорят, для здоровья очень полезный, расслабляющий. – Баба Маня махнула рукой, жест этот получился плавным, точно размазанным. – Это чтобы ты не особо волновалась перед этим своим балом.
– Да я и не волнуюсь. – Аглая залпом допила чай, отставила чашку. – Зачем мне волноваться?
– А и правда, – бабушка смахнула со стола крошки, – нечего тебе волноваться, Глаша. Я уже обо всем позаботилась.
Теперь не только движения, но и слова ее казались медленными, растянутыми во времени. Аглая моргнула, потрясла головой, прогоняя накатившее вдруг головокружение, покачнулась и едва не упала со стула.
– Прости, золотко, – на затылок, в одночасье налившийся свинцовой тяжестью, легла мягкая ладонь, – так будет лучше...
Думал, господь мне горя достаточно отмерил, надеялся если не на щедрость, то хотя бы на милосердие. Зря надеялся...
Страшно писать, но надо, потому как такое горе в душе держать нельзя. Его бы выплакать, да слез нет, остается только дневник, давний мой исповедальник.
Лизонька умерла. Третьего дня нашли у пруда ее бездыханное тело. Моя девочка задушена и утоплена... Как жить теперь, не ведаю. Душа взывает об отмщении. Поклялся в церкви, перед иконой Спасителя, что найду душегуба и сотру с лица земли.
Настеньку отвез к Марии, даже на похоронах сестры быть не дозволил. Боюсь за нее теперь вдвойне, за нее и Митю.
А пуще всего боюсь за Оленьку. После смерти Лизоньки она точно умом помешалась, заговаривается и почти не спит, бродит ночами по дому, бормочет что-то. Но выглядит на удивление здоровой, уже давно на щеках ее не было румянца, а нынче цветет, словно роза, в трауре хороша какой-то нечеловеческой красотой.
Страшусь... Страшусь за свою семью. Уповаю лишь на дружескую поддержку. Илья Егорович всегда рядом. И Антонио обещал остаться в поместье, сколько понадобится, чтобы создать для Лизонькиной могилки надгробный памятник. Я знаю, каким он будет, видел наброски...
Люся выглядела странно, никогда раньше Аглая не видела ее такой решительной и серьезной. Она смотрела на присутствующих так, словно знала потаенные мысли каждого, словно разгадала загадку, нашла убийцу, осудила и уже вынесла приговор. Люся всегда была такой – безапелляционной, уверенной в своей правоте, не раздумывающей над словами. Вот и сейчас она вскинула подбородок, в упор уставилась на Сандро.
– Что, думал, я буду молчать?! Думал, переспал со мной и заимел алиби?! – Люсин голос вибрировал от ненависти.
Аглая украдкой глянула на Свирида, тот сидел мрачнее тучи, ни на кого не смотрел, вертел в руках толстый почтовый конверт.
– Люся, что ты такое говоришь?! – выступить в защиту Сандро решился только Степаныч.
– А то и говорю, что есть! – Ноготь с облезшим алым лаком нацелился Сандро прямо в грудь. – Ну, так я расскажу им правду, мой южный друг? Ты же не станешь возражать?
Вместо ответа Сандро лишь пожал плечами, отвернулся к окну.
– Молчишь, – Люся покачала головой, – ну молчи, а я расскажу.
– Что ты расскажешь? – спросил Свирид.
– Расскажу! Все-все расскажу! Вот вы все думаете, Сандро – душка, Сандро – рубаха-парень. А никакой он не душка! Он маньяк!
– Почему маньяк? – ахнул Степаныч и испуганно покосился на напрягшегося Сандро.
– А потому, что это он Петьку нашего... – Люся запнулась, а потом решительно мотнула головой и продолжила: – Это он Петьку по голове ударил.
– Откуда ты знаешь? – Свирид медленно встал из-за стола, так же медленно направился в сторону Сандро. – Люся, это очень серьезные обвинения. – Голос его звучал спокойно, даже как-то буднично, но взгляд был внимательный и цепкий, как у готовящегося к прыжку зверя.
Аглая поежилась, крепче сжала мобильник.
– Знаю, потому что видела! – взвизгнула Люся.
– Что ты видела, Люси? – заговорил вдруг Сандро. Спокойно заговорил, без угрозы.
– Все видела! Я проснулась, а тебя нету. Думала, ты прогуляться решил, думала, мало ли что. Следом вышла, а ты там, у статуй этих...
– Что – у статуй? – Сандро смотрел только на Люсю, и во взгляде его черных глаз Аглае виделись сожаление и боль.
– Ты у статуй что-то делал, а потом куда-то исчез, – Люся прижала ладони к бледным щекам, крепко зажмурилась. – Я следом побежала, а там Петька. Ну, говори, было такое? Было?!
– Было, – Сандро обвел присутствующих мрачным взглядом, – только я его не убивал.
– А что ты делал у статуй? – спросил Свирид, приближаясь к Сандро вплотную.
– То же, что и ты, – огрызнулся тот. – Изучал механизмы!
– Какие еще механизмы? – Люся открыла глаза.
– Те, что спрятаны в постаментах, – ответил Сандро мягко. – Я в технике хорошо разбираюсь, думал, если пойму, что к чему, то смогу механизм починить. Пришел, а там Петр...
– Ночью решил механизмы изучать? – Аглая отложила телефон.
– Так уж получилось, – он улыбнулся белозубой, наглой улыбкой.
– И увидел на площадке Петьку?
– Увидел.
– А почему тогда не помог! – завизжала Люся. – Почему убежал, скотина такая?!
– Я не убежал, Люси, – голос Сандро упал до шепота. – Я не убежал, я хотел позвать на помощь.
– Не верю, – сказала она, но по голосу было слышно, что поверить ей очень хочется.
– Вот, – Сандро положил на стол свой мобильный, – посмотрите в исходящих, это я вызвал «Скорую».
К мобильнику потянулся Степаныч, внимательно изучил содержимое записной книжки, сказал, глядя на Свирида:
– А ведь не врет. И звонок есть, и я, помнится, сильно удивился, что «Скорая» так быстро приехала. Значит, ты?
– Я, – Сандро кивнул. – Я как пульс у него нащупал, решил, что нужно помощь вызывать...
– А прятался зачем? – спросила Люся.
– Заметил, что идет кто-то, решил, убийца возвращается, чтобы парня добить. Я только потом понял, что это ты, Люси. Ну подумай сама, зачем мне его сначала убивать, а потом «Скорую» вызывать? Я бы ушел спокойно и все...
– Кто тебя знает? – она всхлипнула. – Может, ты хитрый такой... Может, ты его не добил и решил вернуться, а я тебе помешала...
– Это не он, – Аглая решительно встала из кресла, подошла к столу.
– Не он? – Люся, казалось, обрадовалась ее словам. – А тогда кто?
– Я скажу, но в это будет нелегко поверить.
– Ты, Глаша, расскажи, выдвини версии, а мы уж решим, верить или не верить, – подбодрил ее Степаныч.
– Помните фотографии? Ну, те, на которых Дама смотрит на будущую жертву? – она перевела взгляд со Степаныча на Свирида.
– Это пустое, – Свирид нахмурился. – На снимке, который сделал Петр, нет ничего особенного.
– Откуда ты знаешь? Ты ж не видел, что получилось, – тут же насторожилась Люся.
– Петр сам мне сказал, незадолго до того, как на него напали.
– А еще что он тебе сказал? – спросил Сандро.
– Сказал, что нашел зацепку.
– И вот за эту зацепку его и убили! – Сандро сделал шаг к Михаилу, во взгляде его черных глаз читалась угроза.
– Думаешь, я? – Свирид скрестил руки на груди.
– Не исключаю такую возможность.
– Успокойтесь! – Степаныч рубанул кулаком по столу. – Это что же получится, если мы сейчас начнем друг дружку подозревать?! Аглая, что ты хотела сказать? – он перевел на нее взгляд.
– На снимке, который сделал Петр, нет ничего подозрительного, потому что он недостаточно информативный, – сказала она.