Доктор А. В. — противник „западной теории”. Он соглашается с тем, что СССР перегнал европейские страны по числу венерических больных на сто тысяч населения, но отвергает иностранное происхождение болезней. „Я в корне не согласен с тем, что источник инфекции — иностранные туристы и студенты Университета имени Лумумбы. В Советском Союзе хватает для распространения заразы собственных больных”, — говорит врач, кандидат медицинских наук. Увеличение числа венерических больных в стране доктор А. В. объясняет переменами, которые произошли в СССР после Сталина. „Люди стали жить более раскованно, познакомились с образом жизни Запада, стали меньше верить пропаганде и меньше бояться начальства”.
Трудно быть судьей в этом споре, но думаю, что собственный, внутренний резервуар гонореи и сифилиса в Советском Союзе действительно велик. Достаточно хотя бы вспомнить советские лагеря, где по предварительным подсчетам томится от четырех до пяти миллионов заключенных. Гонорея и сифилис весьма распространены в уголовной, да и не только в уголовной части лагерников. Выходя на свободу, зэки, подолгу лишенные сексуальной жизни, стараются наверстать упущенное и, конечно, рассеивают заразу. Это подтверждают и официальные лица. В 1980 году генерал-майор медицинской службы из медицинского отдела Министерства внутренних дел СССР обратился к главному венерологу Москвы Анне Обуховой с просьбой предоставить для его больных какое-то число коек в венерологических больницах столицы. „Через Москву в день проезжает до десяти тысяч вчерашних зэков, — объяснил генерал. — Добрая половина из них — носители гонореи и сифилитики”.
Столичные коллеги не могли уделить генералу венерологические койки — горожанам самим не хватает мест в госпиталях. Однако врачи-венерологи с сокрушением могли констатировать, что генерал говорил правду: поток освобожденных из лагерей заключенных действительно заражает сифилисом и гонореей столичную публику очень часто.
Общежитие Университета „Дружба” имени Лумумбы, где учатся африканцы, азиаты и южноамериканцы, — не единственное место, которое беспокоит врачей-венерологов. „Общежитие Московского университета на Ленинских горах превратилось в публичный дом, — говорит женщина-врач, курировавшая студентов и аспирантов столичного „храма просвещения”. — В 1978 году мы прочитали для студентов 80 лекций о гонорее, но число заражений после этого не уменьшилось”, — утверждает она.
Сифилис также постоянно напоминает о себе медикам. До недавнего времени вылечить одного сифилитика стоило Министерству здравоохранения СССР 600 рублей. Лечение продолжалось 42 дня и, как правило, давало полное выздоровление. Но, очевидно, в Министерстве подсчитали, что сифилитиков довольно много и лечение их в масштабах страны обходится в миллионы рублей. Последовал приказ изыскать лечение более дешевое. Схема была изменена: теперь сифилис в СССР лечат не за 42, а всего лишь за 17 дней, но, к сожалению, „дешевое” лечение не дает больному гарантии полного здоровья.
Москва — не единственный город с высоким уровнем венерической заболеваемости. Особенно обильно распространены сифилис и гонорея в портах (Одесса, Николаев, Мурманск, Владивосток). По числу больных первое место среди портов в конце 70-х годов заняла Клайпеда в Литве. Жители Клайпеды по собственной инициативе создали при нескольких ресторанах города дома терпимости. Городок стал привлекать интеллигенцию Москвы, Ленинграда, Риги, Вильнюса. Триппер и сифилис клайпедского происхождения хлынули в глубь страны. Власти вынуждены были закрыть порт для иностранных судов и сейчас всячески затрудняют поездки сюда советских граждан.
Собеседники-врачи обращают мое внимание еще на один аспект проблемы: как изменилось за последние годы отношение советского общества к венерическим болезням. В 40-е — 50-е годы тот, кто заболевал гонореей, а тем более сифилисом, воспринимал заражение как тяжелый моральный удар. В те годы люди стыдились такого рода болезней, заражение сопровождалось серьезными конфликтами, семьи рушились, пациенты венерологического диспансера подчас даже покушались на самоубийство. Но примерно со средины 60-х годов в стране возникло другое отношение к болезни и к факту заражения. Сейчас гонореи и сифилиса не только не боятся, но даже не стесняются. Лечение стало более легким, старые представления о том, что у сифилитика непременно должен провалиться нос, — забыты. Венерические болезни перестали быть чем-то позорным. Совсем не редкость, если молодой человек лежит в сифилитическом отделении, а две женщины носят ему передачи. Обе надеются, что он на них женится. Сегодня он болен, а завтра — завидный жених. У него дача и автомобиль, его отец — директор столичного театра…
А вот другая ситуация, столь же частая. Жених недавно вернулся из армии. Через несколько дней — свадьба. У невесты уже припасена и фата и белое подвенечное платье. И вдруг молодой человек обнаруживает у себя признаки сифилиса. Он заразился от невесты. А она несколько месяцев назад подхватила болезнь у приятеля жениха, того самого, кому предстоит играть роль шафера на свадьбе. Вместо свадьбы все трое поступают в больницу, где им предоставлено достаточно досуга для того, чтобы выяснить свои отношения.
Рассказы бывших советских медиков заставили меня поинтересоваться официальными цифрами, касающимися заболевания гонореей и сифилисом в СССР. В Отчетах Всемирной организации Здравоохранения уровень венерической заболеваемости по СССР оказался ниже данных США и большинства стран Европы. Я сказал об этом медикам, у которых брал интервью, и все 15 в один голос ответили, что советские данные в Отчете ВОЗ занижены. „Это не что иное, как преднамеренный обман мировой общественности”, — сказал один из медиков.
— Но почему же обман? — усомнился я. — Может быть, дело в том, что в СССР плохо учитывают венерических больных…
— Как раз наоборот, — возразила доктор Д. П., — учет и выявление венерических больных — наша гордость. Мы делали это чрезвычайно скрупулезно. Поиски заразившихся и тех, кто их заразил, превращены в СССР в настоящий детективный розыск, в котором принимают участие не только врачи, но и милиция, а иногда и КГБ. В розысках такого рода приходилось использовать показания соседей по квартире, анонимные письма и многое другое, что позволяло (и позволяет сегодня) дознаваться, кто же именно был источником заразы.
Доктор Д. П. считает, что для выявления источников заражения годятся все средства. Она одобряет также статью 115 Уголовного Кодекса РСФСР, по которой человек, знающий, что он болен венерической болезнью и, несмотря на это, заразивший другого, „наказывается лишением свободы на срок до 3 лет или исправительными работами на срок до одного года”. Статья эта была введена в Уголовный Кодекс в 1953 году по предложению Министерства здравоохранения СССР. Я спросил медиков, знали ли они на родине такие случаи, когда венерический больной преднамеренно, то есть с какой-то целью, заражал другого. Они ответили, что заражение происходит, как правило, в состоянии подпития, когда мужчина и женщина мало что помнят и понимают, или по причине низкой культуры, когда люди не имеют никакого представления о венерических болезнях. Лишь один врач смог вспомнить единственное в его практике преднамеренное заражение. Сорокапятилетний отчим несколько раз насиловал 16-лет-нюю девушку, свою неродную дочь. Та решила ему отомстить. Отдалась заведомому сифилитику, заразилась и передала сифилис отчиму. Это был акт мести беззащитного юного существа. Девушку осудили, и она сгинула в лагерях. Случай, конечно, ужасный, но, по мнению врачей-венерологов, крайне редкий. Для чего же тогда нужна статья 115 Уголовного Кодекса?
— Для того, чтобы помогать нам работать с пациентами, — заявила бывшая заведующая Венерологическим диспансером в Москве. Врач рассказала, что, когда пациент приходит в диспансер, ему устраивают серьезный допрос. Он (или она) должен со всей откровенностью сообщить врачу, где он (она) заразился, когда, при каких обстоятельствах, а главное КТО ВИНОВНИК заражения.
— Медики, конечно, сохраняют при этом доверенную им тайну? — спросил я, имея в виду Гиппократову клятву, которую вот уже 2.500 лет дают врачи, вступающие на стезю своей профессии.
— Нет, сведения, полученные от пациента, мы передаем вышестоящим медицинским организациям. Затем сведения эти попадают в Министерство здравоохранения и, через секретный отдел министерства, в КГБ и партийные органы. Кроме того, о каждом случае заражения венерическими болезнями должна знать местная милиция. Милиционеры по нашей просьбе задерживают тех мужчин и женщин, которые кажутся нам подозрительными, как источник инфекции. Эти „источники” мы также допрашиваем, чтобы проследить всю цепочку заражений. Тот, кто честно указывает на источник своей болезни, может не бояться тюрьмы. Но если цепочка обрывается и кто-то не хочет назвать следующее имя, — то, конечно, вступает в силу статья 115-я. Больного судят.
— Как часто ваши пациенты соглашаются открыть вам тайны своей интимной жизни?
— Примерно в двух случаях из трех. Но у нас есть средства, чтобы повлиять на них. Иногда мы посылаем письмо в то учреждение, где работает слишком упрямый пациент, или беседуем с его женой.
Настойчивость врачей-венерологов объясняется тем, что их работа оценивается вышестоящими медицинскими начальниками прежде всего по числу выявленных „источников”. В среднем удается обнаружить виновника заражения в 70 процентах случаев. „Этого мало, и нас ругают за пассивность”, — говорит врач Д. П. Она не без гордости добавляет, что, будучи членом партии, она окончила высшую школу пропагандистов при ЦК КПСС, и эта школа помогла ей лучше выманивать у больных правду об их интимной жизни. Таким образом, она обнаруживала „источники заражения” у 90 процентов своих пациентов.
Другая моя собеседница, врач-венеролог из Казани, Б. П. сообщает немаловажные детали о треугольнике: больной — врач — милиция. Связи милиции, КГБ и венерологических учреждений в ее городе чрезвычайно тесны. В каждом милицейском участке города есть чиновник, специально занятый венерическими болезнями. Такой милицейский следователь получает часть своей заработной платы в венерологическом диспансере. Благодаря этому он лично заинтересован в том, чтобы вылавливать каждого заболевшего и пресекать „незаконные контакты” между мужчинами и женщинами. Не обходится без милиции и в другом случае. Больной, который прошел курс лечения, обязан явиться через три недели в диспансер на проверку. Если он не явился, врачи через „своего” милиционера ставят в известность милицейский участок и „нарушителя” доставляют во врачебный кабинет во-воруженные стражи закона. „Без милиции нам не обойтись!” — убежденно восклицает доктор Б. П.