веренную врачом телеграмму о том, что ее мать при смерти. Женщина вылетела из Сенегала. Она пережила два или три тяжелых дня, пока добралась сначала до Москвы, а затем до провинциального города, где жила ее старуха мать и двое оставленных на ее попечение детей. Всех троих нашла она в отменном здравии: никакой телеграммы они не отправляли, это была проделка КГБ.
Полностью отрезана от сексуальных радостей и советская оккупационная армия, стоящая в Венгрии, Польше и Восточной Германии. С одной стороны, с оккупантами не хотят иметь дело оккупированные, а с другой — действуют жестокие законы, запрещающие солдатам и сержантам вступать в какие бы то ни было отношения с местным населением. Таким образом солдаты и сержанты Советской армии, стоящей за пределами СССР, насильно обречены на монашество. Есть сведения, что в средине 70-х годов доведенные до отчаяния военнослужащие в Восточной Германии начали писать письма-жалобы своему начальству. Так как коллективные письма в Советской армии запрещены, то каждый солдат и сержант изливал свою печаль индивидуально. Сначала начальство не обращало внимания на жалобы, но когда в штаб советских войск в Восточной Германии на одну и ту же тему стало приходить по тысяче писем в день, командование снеслось с Москвой и в военные гарнизоны были посланы банно-прачечные батальоны, укомплектованные советскими гражданскими женщинами.
Те монастырские нравы, которые КГБ пытается насадить среди командированных за рубеж советских граждан, в посольствах и военных городках оккупационной армии, разительно отличаются от тех нравов, которые та же организация насаждает в Советском Союзе с помощью своих женщин-агентов и наемных проституток[112]. Сегодня, как и 10 и 20 лет назад КГБ имеет целый корпус штатных и внештатных девушек за денежки”. В частности, советские колл-герлс широко используются в качестве ФРЕНЧ БЕНИФИТ, когда сотрудникам министерства внешней торговли необходимо „подмаслить” высокого гостя из-за границы, заказчика, покупателя или просто полезного человека из европейско-американских торгово-промышленных сфер. Дам такого рода, прекрасно завитых, одетых и вполне благовоспитанных на вид, к иностранцам подсаживают за столом во время банкетов. Затем эти обольстительницы плавно проскальзывают к „нужному человеку” в кровать. Дамы эти служат как бы бесплатным подарком властей ценному заграничному гостю. Сама же она получает затем свой заработок в советских банкнотах из тайного фонда КГБ.
Девушками такого рода не брезгует пользоваться для своих целей и министерство культуры СССР. В 1979 году министерский чиновник подписывал контракт на серию концертов с группой музыкантов с острова Ямайка. Договоренность эта с так называемой группой Бони Эм чуть было не сорвалась: ямайские музыканты требовали, чтобы в Москве им были поставлены местные девочки, а чиновник министерства объяснял, что это невозможно, так как „в СССР нет проституции”. В конце концов высокие стороны договорились: чиновник дал понять, что девочки все-таки поставлены будут. На бумаге такое написать, конечно, нельзя, но сделать совсем нетрудно. И, действительно, свидетели рассказывают, что министерство культуры выполнило свои обязательства наилучшим образом. Московский житель Леонид С. вспоминает: „За сценой, где выступали парни с Ямайки, стоял столик с коньяком. В антрактах музыканты пили коньяк прямо „из горла”, затем хватали ожидавших тут же русских девушек и тащили совокупляться за занавес. Известно, что приемом в Москве они остались довольны. Тем более что муж одной из проституток (также свой человек среди кагебешников) обслуживал трех ямайских черных девушек солисток. Как видим, „наши” и „не наши” не всегда только антагонисты…
Понятия „наши” и „не наши” отгораживают советских граждан не только от иностранцев. Когда живущий в многонациональном Советском Союзе русский смотрит на узбека или грузина, на литовца или чукчу, он также видит в них нечто чужеродное — „не наших”. Такие идеологические лозунги, как „монолитность советского общества” и дружба народов”, давно уже мертвы. Вместо этого процветает скрываемый, но оттого еще более жестокий национальный антагонизм, который проявляет себя не только в экономической и политической, но и в сексуальной сфере. В стране циркулирует множество недоброжелательных шуток и анекдотов, направленных против людей разных национальностей, в том числе и сексуального характера. В Ленинграде, например, можно услышать: „Если предложить латышке „Садитесь!”, она немедленно ляжет”. В Москве можно услышать самые нелестные анекдоты о том, как неопрятны женщины чукчанки и казашки, как развратны мужчины Грузии. Грузины — объект особенно неприязненных шуток в русской среде. Анекдоты, сложенные в Средней России, изображают грузина этаким сексуальным маньяком, стремящимся ко все новым и новым победам над женщинами.
„Грузин приходит к врачу и жалуется, что он почему-то худеет, — рассказывается в одном анекдоте. — Медик спрашивает: „Вы женаты? Сколько раз в неделю имеете половую связь с женой?” — „Один раз в неделю”, — отвечает грузин. — „А любовница у вас есть? Сколько раз в неделю вы с ней встречаетесь?” — „Два раза в неделю”, — следует ответ. Может быть, у вас бывают случайные встречи с женщинами?” — „Да, конечно, почти ежедневно!” — „Ну вот поэтому вы и худеете, — резюмирует врач. — Перегружаете себя половой жизнью”. — „Спасибо, доктор, вы открыли мне глаза, — благодарит грузин. — А я боялся, что у меня это от онанизма…”
В ответ на такого рода побасенки в Грузии, Казахстане, Армении создаются антирусские анекдоты, в которых русские женщины изображаются как существа весьма покладистые в делах любви, а русские мужчины выводятся тупыми и грубыми. Перед нами все та же система разделения людей на „наших” и „не наших”, но ориентированная уже не на внешний, а на внутренний рынок. В основе анекдотов лежат клишированные представления народов друг о друге. Как и во всяком национальном клише правда смешивается с домыслом, а домысел дополняется вымыслом. Неизменным остается лишь одно: антипатия „к непохожим на меня”, к „не нашим”.
Все эти шуточки и анекдоты далеко не так безобидны, как может показаться. Душевное равновесие русского, живущего в Азербайджане, Казахстане или в одной из республик Прибалтики, то и дело нарушается из-за антипатии местных жителей. Эстонки и грузинки с презрением отвергают ухаживания русского парня по национальным соображениям. По той же причине узбек, оказавшийся в Центральной России, может получить „от ворот поворот” от женщины, не желающей иметь дело с „чучмеком”[113]. У большинства крупных народов, имеющих „свои” республики в составе СССР, межнациональные браки редки и общественной поддержки не находят. Неизменно падающее в стране число смешанных браков, очевидно, свидетельствует о том, что национальная политика Советского Союза оказалась столь же неэффективной, как и политика экономическая.
Вот типичное русское клише, относящееся к Грузии и грузинам, в изложении 35-летней женщины, С. Е., инженера из Ленинграда. Она несколько лет жила в Тбилиси и считает, что „этот город — не для женщин; грузины женщину не уважают, они ее откровенно использую т”. По мнению Софьи Е-, многие женщины в Грузии, получившие образование и ставшие на собственные ноги, не хотят сегодня выходить замуж. В частности, очень мало девочек из ее школьного класса в Тбилиси пожелали вступить в так называемый законный брак. Это их ответ на неравноправное положение женщины в грузинской семье. Некоторые из этих женщин предпочли завести ребенка, но замуж не собираются. Грузинских мужчин эта новая тенденция раздражает. Возможно, что раньше они не потерпели бы такого бунта, но сейчас „бунтовщиц” стало слишком много. Впрочем, по словам инженера Софьи Е., грузины легко утешаются с проститутками. В Тбилиси нет, правда, уличных дев, но проститутки (в основном, русские и армянки) принимают посетителей по телефонному звонку. „С женщиной, которая ему нравится, грузин ведет себя как джентльмен, но дома с женой он тиран и хам”, — повторяет Софья Е. То же самое думает она об армянах. По ее мнению, другие кавказские народы, в том числе азербайджанцы, и вовсе лишены джентльменства и по отношению к женщинам, приезжим из России, предпочитают применять силовые приемы. На Кавказских курортах и на туристских базах, — по словам Софьи Е., — местные жители очень часто насилуют приезжих из России женщин, туристок и отдыхающих[114].
Сорокалетняя журналистка Людмила П., знающая жизнь в городах Кавказа, добавляет, что все грузины — богачи. Они приезжают в Москву и другие среднерусские города специально для того, что позабавиться с блондинками, к которым они неравнодушны [115]. Чтобы поразить понравившуюся ему женщину, грузин швыряет деньги в ресторанах, гостиницах, катает дам в такси, делает богатые подарки. Но все это, по словам Людмилы, продолжается лишь до победы над женщиной. Журналистка считает, что русские женщины унижают себя, когда на кавказских курортах поддаются на приманку грузинской галантности и всерьез принимают грузинские „широкие жесты”. В конце концов все эти поклонники с толстыми кошельками начинают унижать и оскорблять своих недавних фавориток.
Такова точка зрения русских женщин. А вот, что отвечают на „российское клише” мужчины, коренные жители Грузии и Азербайджана.
Доктор философских наук Нодар Д., 40 лет, объясняет: „Традиционная грузинская мораль требует от женщины-грузинки скромности и чистоты и в то же время допускает свободу в поведении женатого человека”. Нодар считает, что тенденция грузинских мужчин играть роль Ромео воспринята от соседей мусульман, которые в течение веков дурно влияли на христиан-грузин. В то же время профессор уверен, что у его соотечественников нет какого-нибудь особого пристрастия к русским женщинам. „Конечно, грузины часто ездят в Россию, но ничего предосудительного они там не делают, — заявляет Нодар Д. — К тому же русским кажется, что все черноволосые люди с горбатыми носами, приезжающие с Кавказа, грузины. А это не так”.