В тесном коридорчике у умывальника столкнулся с Викой. Она была в своем экономном домашнем халатике, волосы еще встрепанные со сна.
– Привет. – Он стоял в опасной близости, ощущая тепло ее тела и какой-то далеко-земной запах волос.
– Доброе утро, Саша. – Вика не отстранилась, улыбаясь, посмотрела в глаза. – Как спалось?
– Неспокойно. – Александру захотелось положить руку ей на талию, но в руке некстати оказалась зубная щетка. – Мысли замучили…
– А ты меньше раздумывай, Сань. – Вика еще раз улыбнулась, махнула головой, окунув Александрово лицо в облачко волос, убежала.
Сон как рукой сняло, даже бодрость некая появилась. Через десять минут Александр вошел в гостиную, усиленно поводя носом.
– Мнэ-э… а кто у нас сегодня дежурный по камбузу? – осведомился он голосом Юрковского.
– Садись, громовержец. – Крайновский был мрачен. Он тоже не выспался. – Лопай что дают, координатор.
– Стасик не в духе, – пояснил Леонид. – Ему кошмары снились. Среди ночи слышу – кричит: «Батарея левого борта, хлебными пайками, огонь!»
Крайновский независимо промолчал. На затянувшемся до половины третьего Совете с той ночи часть курсантов с флота и производственных курсов временно перебросили на Периметр и в патрули, и из-за этого долго и нудно пересчитывали нормы довольствия.
В радиорубке было уютно. Гудело, перемигивались лампочки, пахло горячим железом и резиной. Землей пахло, цивилизацией. За приемником досиживал свою вахту парнишка из физической группы, Юра, один из «стажеров». У него тоже были красные глаза – по утрам весь Первоград, казалось, мечтал только о добавочных пяти-шести часах сна. Валентин – начальник станции, новоиспеченный консул, пришедший сюда вместе с Казаковым, – забросал вахтенного ненужными специальными вопросами. Валентину было девятнадцать, он попал на Теллур прямиком из частей связи Московского военного округа и считал своим долгом напускать строгость.
– Оставь, – утомленно пробормотал Казаков. – Я же и то вижу, что все в порядке… Юра, как там наши экспедиции?
– Консул Валери выходил на связь полчаса назад. – Тон вахтенного был искусственно официален. – У них все в порядке. Баграт… – Юра запнулся, мотнул головой, – выходил вчера в десять, обещал сегодня в девять.
– Вот сони… Книг не нашли?
– Нет. Ничего нового. Черепа автохтонов, ржавое оружие, золотая посуда. У меня все записано!
Казанова слегка покоробило вычурное маляновское «автохтоны». Он спросил с затаенной усмешкой:
– Юра, а между собою вы Валерьяна тоже консулом зовете?
– Я на посту. – Стажер покосился на Валентина и иронически прибавил: – Я – лицо официальное.
Казаков поднял бровь и тоже посмотрел на Валентина. Валентин отвел глаза. Саркастическая реплика на вечернем заседании была обеспечена. Трудно понять, чего же надо координатору…
Спускаясь по лестнице и привычно придерживая шлепающую по бедру кобуру с кольтом (спецзаказ, творение кожевенно-башмачной мастерской, на замену варварски изуродованной штатной кобуры от ТТ), Александр прикидывал, как бы использовать драгоценные металлы, в изрядном количестве обнаруженные в замке. Только на ордена? А ведь Малян еще, чего доброго, встанет в позу по поводу уничтожения изделии древней культуры, хотя их там на пол дюжины Грановитых палат.
На стройке работы шли вяло. Взрыв смеха в обширной отдыхавшей группе резко оборвался, когда из-за угла полувозведенного Дома Совета появился Казаков в сопровождении прораба Жукова. На краю котлована полсотни парней и девушек возились с кривыми корнями тысячествольника, тщась придать им пристойный вид.
– Дерева нет! – Сергей развел руками. – Простаиваем. Сам понимаю, но…
Отдыхавшие с любопытством наблюдали за координатором. Те, кто работал в котловане поближе, тоже прислушались. Александр заметил несколько нарочито вздернутых бровей. Любопытство содержало изрядную долю ехидства.
– Дерево будет. – Александр невозмутимо вздернул бровь и заговорил громко, глядя в толпу: – Сергей, выдели два десятка ребят поздоровее, с топорами и бензопилами, назначь старшего и пусть идут в гаражи. В час за деревом отправляем три грузовика.
– У нас и так завал тысячествольника! – выкрикнул кто-то.
– Координатор приказывает: тысячествольник считать сосной, – пробурчали за спинами. Пошли смешки.
«Да, наработал нам Валерьян», – подумал Казаков, машинально выпячивая челюсть. Выждав секунду, он снисходительно сказал:
– Координатор приказывает ехать и рубить сосну, ель, березу, саксаул – все, что душе будет угодно. Но не мешало бы излишне ехидным товарищам припомнить открытия последних дней. Повторяю: в половину первого все желающие совершить экскурсию к Старому Замку собираются у гаражей.
Казаков развернулся и пошел, оставляя за спиной растерянное молчание и тычки в бока слишком умным. «Опять Малян будет бурчать, что я на него собак вешаю! Умный чужим горбом… Но – необходимость…» Земного леса самому было жалко до слез, а что делать?
Казаков сходил в гаражи и обговорил там планы «лесоповала» с Володькой, колосовским замом и его механиками; заручился обещанием выделить под это дело гусеничный трактор с санями-волокушей – для готового продукта. Потом заглянул на радиостанцию и вызвал «Замок». На связи, слава богу, был Андрей. Казаков сообщил о заготовщиках, чтобы их с перепугу не приняли за «автохтонов», прервал, не дослушав сбивчивый рассказ о двуручных щитах, и переключил прием на Валентина. Затем завернул в караулку к лейтенанту Каурову, велел выделить две пятерки Следопытов на охрану похода, заглянул в санчасть к Вике, десять минут мило потрепался. Потом они вдвоем понаблюдали, как бледная курсантка бреет мохнатую черепаху, разыскивая у той мозги, вернулся в гараж, проводил механизированную колонну на лесоповал…
Трехтонки кильватерной колонной, разбрызгивая грязь, ушли вдоль стены палаток. Вслед за ними прогрохотал ДТ-75, из распахнутой дверцы выглядывал дочерна загорелый тракторист. Казаков узнал его: тот самый, что недавно провинился, спалив фрикционы трактора – наверное, вот этого самого. Реабилитировался, значит, парень, если Колосов снова допустил его к машине…
От палаток на тракториста заорали за то, что чуть не сбил какой-то колышек, но тот только отмахивался. От крайней палатки выдали хором «мы с приятелем вдвоем работаем на дизеле…» – непристойная концовка потонула во взрыве смеха. Устроившийся на волокуше, в нарушение всех пунктов ТБ, лесоруб помахал рукой. Что-то зудело в памяти. Словно заноза… А, ладно, потом вспомнится.
Казаков истребовал «газик» – захотелось смотаться на Точку. Садясь на сиденье рядом с шофером Пашкой, серьезным мужчиной пятнадцати лет, глянул на небо. Серая хмарь рассеялась, появились просветы. «Может, к вечеру распогодится?» – подумал он с надеждой.
На «газике» Александр ездить любил, хоть и немного стеснялся, чувствуя себя этаким полковником с личной машиной. Дней десять назад, когда еще шла раскорчевка, на доску объявлений кто-то повесил карикатуру: довольно похожий Казаков высовывается по пояс из «газика» и из-под ладони озирает окрестности. Под карикатурой имелась подпись: «Председатель самого передового на Теллурщине колхоза "Заря феодализма" с утра до вечера в поле». Голубев страшно возмущался подрывом авторитета власти. Казаков посмеялся и велел карикатуру не снимать. Она исчезла сама собой, теперь там висела новая: повернувшись задом к готическому замку, очень похожий Малян в лупу изучает след босой ступни. Подпись: «Кажется, я нашел следы человеческой деятельности»…
«Газик», расплескав черный песок на приливной мели, обогнул Кремль и понесся по пляжу вдоль пашни. С ближайшего трактора им помахал сцепленными руками Леня Крапивко. Корчевщики, а ныне крестьяне и агротехники – народ неунывающий, веселый, и находились в прекрасных отношениях с Крапивкой. А также и являлись главными поставщиками свежеиспеченных анекдотов о пайках, Совете, приливах и панцирных обезьянах. Александр любил корчевщиков, и раньше по два, по три часа работал с ними в разгар сиесты, так что с ними ничего неприятного никогда не связывалось. «А вот Голубев их не любит. Голубев никак не поймет разницы между дружелюбным подшучиванием над начальством и саркастичным бурчанием на оное начальство…»
«Газик» резко затормозил, и Казаков чуть не ткнулся носом в лобовое стекло. Пашка смущенно развел руками. Около машины уже стоял Толя Майков. Пятнистая форма (от щедрот Хозяев) была на нем ушита и подогнана по фигуре, звездочка на погонах начищена до блеска… «Пижон», – подумал Казаков, но не без удовольствия. Было в Майкове что-то от самого капитана бойцовых Котов, а капитана координатор давно видел насквозь.
– Тащ координатр, на вверен псту пршствий нет! – лихо отрапортовал Анатолий. – Старший патруля сержант Майков.
– Вольно, – пробурчал Казаков и направился к лестнице.
Точка представляла собой крытую платформу на высоте четырех метров у самой кромки максимума прилива. Частокол Периметра уходил от нее на полкилометра влево, вдоль выкорчевки; были видны стеностроители, вбивающие очередные колья на полсотни метров правее, в плотный ил. Сейчас волны лениво плескались у крайнего кола.
Казаков поднялся по лестнице на платформу. Там имели место два жестких топчана с одеялами, стол с крошками хлеба и направленный в сайву пулемет на колесном станке. На одном топчане кто-то посапывал, укутавшись в одеяло. У пулемета сидел, облокотившись на казенник, костлявый и длинноногий Бойцовый Кот Арсений. Ему Казаков симпатизировал больше, чем Майкову, за непоколебимое спокойствие и неисчерпаемые запасы оптимизма.
– Как дела, котенок? – спросил координатор, подходя к пулемету. Арсений обернулся, подумав, встал и снова сел.
– Нормально. Обращаем к пользе все мыслимые и немыслимые неожиданности.
Казаков фыркнул. После этого Майков тоже улыбнулся.
– А что, бывают и немыслимые? – Александр подошел к перилам. Под платформой и дальше, до горизонта, куда медленно уплывали серые обрывки туч, простиралась черная сайва.