Я надеюсь, что чувство ответственности за судьбы теллурийского человечества подскажет Вам верное решение.
С глубочайшим уважением —
РОМАН I, герцог Рокпилса
– Э-э, товарищ патрульный, – сказал Казаков Котенку, неподвижно стоявшему за спиной парламентария. – Уведите господина рыцаря в сени на полчасика. Что скажешь?
Последнее относилось уже к Голубеву. Капитан вдумчиво перечитывал послание.
– Хорошо излагает, собака, – сказал он с некоторым удивлением. – «Ответственность за судьбы теллурийского человечества…» Умный, пес. Даже странно, что среди этих павианов такой нашелся.
– Да уж, умный. – Казаков недовольно дернул щекой. – Ты обратил внимание, как он мягко нас заложницами шантажирует? Нет, ну что ты скажешь?
– Надо бы Совет запросить, – осторожно предположил Голубев. – Хотя, конечно, условия явно недостаточны…
– Вот-вот! – Казаков оживился. – Совет! Я сам знаю, что надо… Я, в конце концов, представитель, нет?
– Ну-у… – неопределенно промямлил Голубев.
– Да не бойся ты! – Казаков примерно понимал чувства Голубева. Ему хотелось, как говорится, и рыбку съесть, и на… сесть: и героическим победителем вернуться в Первоград, и не терять больше людей. С одной стороны, если уж не победоносная война, а почетный мир, то опять-таки его, Голубева, заслуга, а не Совета, а с другой стороны, союзнички-триумвиры будут недовольны.
– Следи, что я сейчас напишу. – Казаков достал из своего планшета тетрадь и ручку. Подумал, заменил ручку на перьевую, пояснил: – Так красивее…
ПИСЬМО КАЗАКОВА И ГОЛУБЕВА
ГЕРЦОГУ РОМАНУ
Его Высочеству герцогу Рокпилса Роману —
от командующих Союзной армией,
Координатора Совета TCP А. Казакова
и капитана А. Голубева
Ваше Высочество! Как человек, несомненно, умный, Вы должны понимать, насколько недостаточны предложенные Вами мирные условия. Во-первых, мы не можем допустить, чтобы убийцы наших товарищей были преданы суду пристрастному, который, конечно же, найдет способ их выгородить. Во-вторых, взятие нами двух поселков позволило нам составить мнение о практикуемом в Вашем государстве способе управления. И то самое «чувство ответственности за судьбы теллурийского человечества», о котором Вы упомянули, не дает нам права бросить сотни бесправных, порабощенных людей на произвол судьбы. С другой стороны, мы, конечно, тоже не хотим кровопролития и не желаем бесполезных жертв. Поэтому мы имеем заявить Вам следующее:
I. Прежде всего, как бы ни повернулись события, будет или нет достигнута между нами договоренность, продолжится или нет война, и несмотря на то, как она повернется, – пленникам и женщинам должна быть обеспечена безопасность. Мы торжественно заявляем, что, в случае если их попытаются использовать как заложниц и хотя бы одна из них как-либо пострадает, все легионеры будут уничтожены без суда и следствия, хоть бы для этого пришлось десять лет осаждать Рокпилс или преследовать беглецов через весь материк.
II. Теперь излагаем наши условия мира:
Во-первых, разумеется, как Вы и написали, немедленный обмен пленными, возвращение Вашей стороной всего захваченного при налете.
Во-вторых, возмещение Вами убытков, как то также было изложено в Вашем послании.
В-третьих, Вы должны отказаться от власти над всеми захваченными поселками, кроме собственно Рокпилса и Конезаводска, и отозвать отовсюду гарнизоны.
В-четвертых, Ваша власть сохраняется в Рокпилсе и Конезаводске, но Вы предоставляете всем жителям этих поселков гражданские права и свободы.
В-пятых, Ваша сторона выдает нам для следствия и суда всех легионеров, участвовавших в нападении на Новомосковск.
В-шестых, для наблюдения за исполнением вышеизложенных пунктов вы принимаете у себя Посла ТГСГ; в свою очередь, мы будем тогда готовы принять у себя в Первограде Вашего посла.
Наконец, в-седьмых, численность вооруженных сил Вашего государства устанавливается не выше 40 человек; все излишнее оружие, в том числе все пулеметы, уничтожается либо передается ТОРГ в порядке вышеупомянутой компенсации.
Таковы условия, которые мы предлагаем Вам от имени Консульского Совета и от лица народа ТОРГ. Мы даем Вам 48 часов на их обдумывание; считая еще 6 часов на то, чтобы гонец достиг Рокпилса – получается 54 часа от настоящего времени. Если в 3 часа ночи 19 августа мы не получим ответа, то будем считать себя вправе возобновить военные действия.
От имени Консульского Совета —
Координатор А. КАЗАКОВ
Командующий, капитан А. ГОЛУБЕВ
16 августа 1987 года, 21:00
– Вот такие вот пирожки с котятами, – сказал Казаков, когда белый круп парламентерской лошади скрылся в сайве. – Будем ждать.
– Думаешь, согласится? – с сомнением спросил Голубев.
– Если такой уж умный… Да, насчет постов. Привлеки местное ополчение: в каждый наряд введи по арбалетчику и поставь два дополнительных поста во-о-он у того пригорка, – Казаков махнул рукой в сизый сумрак, где смутно виднелся выступающий из сайвы бугор, – и, я думаю… ну, вообще поплотнее поставь.
– Думаешь, это для отвода глаз? – оживился Голубев. – Полагаешь, они ударят?
– Вряд ли. Но!
Сайва кончилась. Только что вокруг непроницаемой глухой стеной проносились саговники, и вдруг – поле, и лишь редкие пучки черных мечелистьев. Степь была жутковатой: в хирургическом освещении двух почти полных лун она казалась застывшей кровью. Когда слабый ветерок колыхал траву, трава багрово поблескивала.
Грузовик раскачивался: Котята вперемешку со Следопытами и ополченцами прыгали вниз. Казаков тоже вылез из кабины, поежился от ночного холодка, закурил. Трава оказалась неожиданно высокой – по пояс, кое-где по грудь. «Хорошо», – мелькнула военная мысль, пропала. Впереди чернел отдельный островок сайвы. Рокпилс был где-то в пяти километрах за ним. Сзади заурчало: из леса выдвигалась отблескивающая в мертвенном лунном свете туша «Защитника». Не считая приглушенного гудения моторов, шелеста травы да далеких, странных криков каких-то существ, было тихо. Разгрузившись, грузовики (их было два) развернулись по траве и, слегка раскачиваясь, в сопровождении настороженного «Пса» – БА-64, легкого бронеавтомобиля, словно бы с любопытством поводящего туда-сюда пулеметным хоботом, – ушли обратно, за второй партией бойцов. Второй броневичок, носивший имя «Кот», дежурил на фланге, карауля тропу в Конезаводск.
Подразделения тихо, с шепотливыми командами, группировались в траве, закуривали, выставляли охранение. Предстояло ждать три часа, пока не вернутся машины. Ночью решено было не атаковать: все равно рокеры, скорее всего, следили за движением каравана и, может быть, даже были где-нибудь поблизости. Башня «Защитника» неторопливо и успокоительно поворачивалась…
Герцог не ответил на письмо. Мало того, вчера вечером конный разъезд внезапно атаковал патруль ополченцев у того самого пригорка, убил одного и отступил без потерь, прежде чем соседи открыли прицельный огонь, а около полуночи из кустов на берегу обстреляли «Тариэль», стоявший на фарватере в десятке километров ниже Рокпилса по течению. С канлодки (иначе бывший тральщик уже никто не называл) ответили осколочно-фугасным снарядом наугад. Короче, было ясно, что рокеры выбрали войну. Около часа Казаков и Голубев вырабатывали диспозицию последнего и решительного боя, а затем выступили, провожаемые буквально стенаниями освобожденного народца.
Казаков, плотно укутавшись в бушлат, заклевал носом и совсем уже задремал, как вдруг раздался возбужденный голос Голубева: «Ведите, ведите его сюда!»
«Опять парламентарий, – сообразил Казаков. – Заиграло-таки очко у герцога!»
Но это был не парламентарий. В лунной мгле можно было разглядеть росистую от пробирания сквозь кусты кожанку, оцарапанное листвой, но чисто выбритое лицо, черно-красную гвардейскую эмблему на рукаве и золотовышитого орла с короной сверху. Гвардеец тяжело дышал.
– Перебежчик, – вполголоса самодовольно пояснил Голубев. Рокер недовольно покосился на него.
– Вы координатор Александр Казаков? – хрипло поинтересовался он.
– Я – координатор, – подтвердил координатор. – С кем имею честь?
– Гвардии квестор, рыцарь Мохов, – представился рокер и даже слегка щелкнул каблуками. – Вы знаете, что в Рокпилсе переворот?
– Та-ак, – протянул Казаков, стряхивая дремоту и собираясь с мыслями. – Очевидно, Черная когорта? Те, кто нападал на нас?
Мохов кивнул.
– Вчера… то есть уже позавчера утром герцог получил ваш ультиматум. Он решил принять все ваши условия и днем созвал офицеров гвардии и Золотой когорты. Сказали, что будто бы обсуждают план обороны, на самом деле он отдал приказ ночью арестовать «черных». Но нашелся предатель, сволочь… – Мохов передохнул. – Короче, вечером «черные» подняли бунт, их поддержали лимитчики из Золотой. Герцог и трое офицеров брошены в тюрьму, герцогом эта шваль избрала «черного» магистра Васирова, а Лиепиньш – тот, что на вас нападал, – стал магистром.
– И вы решили перебежать? – мягко спросил Казаков. Мохов дернул плечом.
– Татарин – герцог, в городе заправляет панковская шваль. Гвардию сняли из дворца и посадили на башни… Они думают, мы им присягали! Короче, я не один пришел. Я вам башню принес…
«Та-ак», – одновременно подумали командующие и подались вперед. Мохов достал из-за пазухи торопливо, но уверенной рукой начерченный план Рокпилса.
– Вот эта башня, вторая от реки. Я ей командую, народ весь надежный. Как мы спустим флаг – значит, можно входить. В обмен мы требуем гарантий жизни и… сохранения чести себе, а также герцогу и тем трем офицерам – они за вас же, можно сказать, пострадали!
– А какие гарантии можете дать вы? Что это все не провокация.