- А если серьезно? - насупился Филлипэ, не рискуя приближаться к суперпродвинутой (или просто двинутой) на моде женщине.
- А если серьезно, - охотно сообщила я им. - То это выражение моего протеста против использования меня в противоестественной форме в виде аллегории.
- Не совсем понятен твой протест, - признался Эмо. - Ты не соизволишь нам его пояснить более подробно?
- Да запросто! - с готовностью согласилась я поработать языком за забралом. - Оно твердое, как моя воля, холодное, как либидо, и железное, как принципы!
- И что из этого следует? - переспросил Филлипэ.
- Отвалите! - кратко изложила я свою позицию тезисом.
- Маруся! - грозно сказал Эмо, высматривая
безопасную позицию для вымогательства моего тела. - Это уже не смешно!
- А кто тут смеется? - хихикнула я. - Шутки в сторону. Лафа закончилась, господа озабоченные!
В ответ раздалось напряженное сопение, и мужчины удалились на производственное совещание.
- «Доча! - прорезался Хаос. - Ты помнишь, что ты сейчас в Семаре?»
- «Помню, - ворчливо отозвалась я. Тоже мысленно. - И что?»
- «Кто-то сильно хотел домой, - между делом напомнил мне добрый приемный родитель. - И еще этот кто-то не помнит условий возращения»
- «То есть. - озлобилась я. - Ты хочешь сказать, что мне срочно нужно дать этим двум сексуальным маньякам?»
- «Не хочешь домой, - равнодушно отозвался Хаос. - Не давай. И, кстати, у тебя завтра свадьба»
- «Счас! - взорвалась я. - Мы на две пытки зараз не договаривались!»
- «Тогда разберись с одной, - посоветовал мне бог. - Все меньше останется...»
И по-быстрому схилял, чтобы не слышать мой усовершенствованный лексикон.
Впрочем, разбираться мне не пришлось, потому что два коварных извращенца договорились и напали на меня с двух сторон. Подавляя сопротивление в зародыше, они для начала отобрали меч.
- Замуж не пойду! - выдала я нм свою страшную угрозу, пока меня в четыре руки избавляли от лишних, по мнению мужчин, запчастей.
- Пойдешь, - убежденно заверил меня Филлипэ, мужественно сражаясь с бронетрусами. - У тебя нет выбора!
- Есть! - так же упрямо сопротивлялась я. - Остаться холостой и...
- «И» не будет! - злился Эмилио, с грохотом отшвыривая части доспехов. - У тебя одна дорога - замуж!
- Значит, я буду ходить по бездорожью! - противилась я навязываемому статусу. Не то чтобы мне была ненавистна сама идея выйти замуж, обзавестись детьми и получить нормальную семью, но провести всю жизнь бутербродом представлялось не самой лучшей перспективой.
- Маруся! - предупредил меня синеглазый разбойник, стаскивая последнее. - Не искушай меня!
- Я буду кричать! - фыркнула я. отпихиваясь от них.
- Кричи, - согласились мужчины, довольно переглянувшись. - Сколько хочешь кричи... от удовольствия.
- Я буду звать на помощь! - уточнила я.
- Зови, - разрешил Эмо и закрыл рот поцелуем.
Я честно попробовала выполнить свое обещание:
- По!.. Мо!.. Ги!.. - между вздохами. А дальше только: - Буль-буль-буль.
То, что они делали, заставляло меня резонировать, как деку отличной испанской гитары, как струну под пальцами профессионала. За долгие годы ни один мужчина не ласкал меня так, как они.
Впрочем, и был-то у меня всего только один, и то... шибко неудачный экземпляр.
А потом и «буль-буль-буль» произнести не могла, когда эти гады взялись за меня всерьез. И почему я не могу-жахнуть этих негодяев молнией? Почему?! Ну хоть хвост кому-нить подпалить, а?
Так, про хвост не будем...
Одни сильные мужские руки очень эротично оглаживали мое полупопие, забираясь то на поясницу, то гораздо ниже. Другие нагло хозяйничали спереди, то проникая внутрь одним... двумя пальцами, упорно выискивая точку «Ж». А что ее искать, вот она. родимая! Я мимо волн потянулась за пальцами и застонала.
Этого им и надо было! Двое как с цепи сорвались:
- Магдалена, родная... - И так эротично внутри и снаружи... У меня даже не остаюсь силы воли рявкнуть: «Маруся!». Никогда бы не подумала, что слаба на передок, или секс мое слабое место. Теперь будем знать...
Бедные многострадальные мои соски! Они еще после шлюпки чувствительные от укусов и засосов, а теперь все по-новой. Эротическая пыточная, блин. Ночные ужасы одиноких девственниц.
Не троньте мою спину! Это у меня слабое место! Как только язык идет вдоль позвоночника - я не владею совой!
И грудь тоже слабое место. И попа. И... там тоже не трогайте. И тут...
Я превратилась в комок оголенных нервов, в набор черно-белых клавиш, по которым опытные игроки-пианисты играют свою симфонию. Не надо! За что?!
А меня вылизывают, как леденец, выцеловывают, как сладкий эликсир жизни, не принять который - значит, умереть.
- Не над!.. - Вопль захлебывается тихой радостью, чистейшим блаженством и предвкушением большего. Меня любят, я понимаю это какой-то звериной частью сознания, любят так, как я и хотела, мечтала быть любимой всю жизнь.
Все же дерусь до последнего:
-НЕ!..
Но уже пальцы скользят от лечебной смазки, проникая туда, куда Макар точно телят не гонял. И я извиваюсь, невольно подаюсь на эти пальцы, насаживаясь поглубже, я ничего не могу с этим сделать: проклятый инстинкт. Они точно знали, что делают, и делали это со всей самоотдачей и прилежанием.
- Маруся! Умр-р-р...
Становится жарко. Кровь приливает к щекам, лицо горит после однодневной щетины Фила, когда он терся подбородком.
Пальцы, пальцы, ах! - язык. Скольжение по коже отдается мириадами колючих иголочек, пышным цветом воображения. Прикосновения горячего влажного языка ТАМ - моя слабость. Как только язык добирается ниже талии - я вынужденно сдаюсь. Закатываются глаза и дрожь по телу, я пьяна вусмерть безо всякого вина.
Филлипэ мягко проводит губами по уху, легко прикусывает мочку. Опять пальцы поглаживают нежнорозовые лепестки, коварно охватывают клитор... Я пропала...
Один медленно усадил меня сверху, удовлетворенно вздыхая, и стал подбрасывать на себе. Второй наклонился и своим языком методично сводит с ума, заходя в самое потаенное место. Ритмичное движение мужской плоти, сочетаемое с вкрадчивыми движениями языка. Ну как, как сейчас можно категорически сказать «нет»? Да никак. При всем желании не выйдет. Я стала медузой, без воли и целей в жизни. Я растение в струях благодатного дождя, океан под ударами ветра.
У меня скоро будут звездочки в глазах, я вцепилась в плечи Филлипэ и могу только со всхлипами лепетать что-то нечленораздельное, похожее на предлоги.
А пока два «звездочета» спокойно и расчетливо доводят меня до созерцания ночного неба внутри закрытого помещения. Я против! И «за». Я уже не представляю, как я буду без этого в холодном и безмужчинном своем мире, потому что этих и тех невозможно даже сравнивать.
Я же умру без их надежных рук, одинаково умелых в обращении с мечом и телом женщины, без преданных глаз, без тепла их тел. Умру от тоски. Но и тут быть на положении беспомощной игрушки, вечной рабыни, жертвы обстоятельств - неприемлемо. Я так тоже не смогу. Если не получится выбраться - повешусь, утону, заколюсь, застрелюсь. Даже если тут стреляться совсем нечем. Как говорится, раз в году и сухая палка стреляет.
Здесь все не мое. Чуждое, враждебное, вражеское. Иное.
Я застряла между тем и этим, и мои мужья вместе со мной. Господи, помоги им без меня и мне без них. Потому что другого варианта нет. Я - там, и они здесь... Остается только этот выход.
И пусть я потом изведу сама себя, но буду знать, что они здесь не пропадут. Тут их любящие семьи, поддержка, возможная карьера и надежда на счастливую жизнь. Мне же нет пути здесь, только один: на дно с камнем на шее. Не выживу, и это правда, как Бог свят.
На этом месте размышлений Фил придержал меня за спину, укладывая на себя и давая возможность Эмо войти сзади.
- Ой! - крик проглотил синеглазкин, пока лиловоглазый медленно и бережно продвигался внутри меня. И еще раз: - Ой! - когда тот начал выходить, попутно задевая такие точки, каких не найдешь ни в одном атласе врача или морехода. - Ах! Не на... ах! Мур-р-р. Ой! Ах!
И так сто шестьдесят четыре раза. Может, и больше. Считать было некогда.
Когда внутри все пылает от неистовой жажды продолжения, когда руки и ноги конвульсивно поджимаются от неописуемого наслаждения, сказать «нет» становится практически невозможно, как я и говорила.
Мои два мужчины стали привычными и родными, я перестала зажиматься, а с расслаблением стало намного больше удовольствия. Или мои партнеры научились гораздо тоньше меня чувствовать? Неприятных ласк, движений, моментов с каждым разом меньше. Еще немного - и я эндорфиновой наркоманкой стану, если уже не стала. Как же мне быть. Господи? Как же быть?
Медленно, просто убийственно медленно двигаясь вразнобой, в противофазе, они заставили меня сначала пищать, потом завывать, а вскоре - умолять их ускориться, потому что эти гады, мерзавцы, эти бессовестные проходимцы специально не давали мне разрядки. Не давали - и все. Когда неожиданно ускоряясь, когда останавливаясь, доводили меня до полной потери самоконтроля.
В состоянии полового безумия я соглашалась на все, что мне подсказывали, вот и досоглашалась, сказав:
- Да! - на утверждение «ты завтра выйдешь за нас замуж, клянись!». Просто мозг отключился и я. на свою беду, не успела притормозить. А когда очнулась, было поздно. Только послышался «треньк!» - и я опять вырубилась, выпала из реальности, вздымаясь на тугих волнах крышесносительного долгожданного оргазма.
Мои железные дровосеки милостиво дали мне передохнуть, подремали с часик или два, и затем пластинка заиграла всю ту же, хорошо знакомую мелодию.
Сопротивляется? А мы ее привяжем за руки, не больно, но унизительно. Возмущается? Наработанная технология с конфетами, сухофруктами и поцелуями.
Гос-споди, почему у меня внутри нет волчьих и медвежьих капканов?! Ну почему?
На каком-то бесчисленном оргазме я просто вырубилась, не услышав знакомое «Треньк!» три раза.