Еще пара мгновений тишины…
А через секунду время взбесилось, а материя сошла с ума. Пространство приобрело новые императивы и ускорения. Стало шумно, пестро, весело и страшно.
Сначала бешеным мулом взревел Звон, метнул фонарь в сторону моей головы, промазал и кинулся на меня. Когда сзади за спиной ни в чем не повинный фонарь с грохотом врезался в стену, я мягко положил ладонь на кисть Гаврилы и… сломал ему мизинец.
Напрасно думаете, что такая процедура делается легко и без усилий. Без специальной тренировки чужой палец просто так не сломаешь. Особенно у взрослого человека. В лучшем случае – вывихнешь фалангу из сустава или потянешь сухожилие в запястье.
Опыт – великая штука.
Мизинец я Гавриле реально сломал.
В следующие полсекунды произошло аж три события. Подряд. Одно за другим, без паузы. Сначала тонко и пронзительно завизжал Гаврила. Не заорал, не завопил, а именно завизжал, да так, что всем уши заложило. Потом до нас добежал все-таки обиженный в лучших чувствах и потерявший над собой окончательный контроль Звон. Он наверняка врезался бы со всего маху в нашу живописную парочку, если бы не третье событие – за спиной Гаврилы через открывшуюся на достаточное расстояние дверь в помещение бесплотным духом скользнула еще одна тень. И каким-то невероятным образом сразу же изменила траекторию движения несущегося на нас бандита. Он все же врезался в нашу группу, но почему-то только со стороны Гаврилы, сметя его со своего пути. Потом, перевернувшись в воздухе, бронебойным снарядом вылетел в приоткрытую стеклянную дверь. Оказывается, «морозко» не сыплется осколками, а крошится и обвисает на каких-то проволочках внутри. Но это я уже потом рассмотрел. Гораздо позже.
В углу, где сидел Богдан, тоже времени зря не теряли. Вуйчик все же оказался привязанным к стулу, но это ему не особо помешало разметать в разные стороны гоблинов за спиной, встать на ноги и гонять вдоль стены своих противников деревянными ножками, торчащими из-за спины.
Я услышал, как хрюкнул и перестал визжать Гаврила.
Козет, наверное, его вежливо попросил. Не зря же сердобольный Сан-Саныч сочувственно наклонился к травмированному больному. Убедил, стало быть, помолчать болезного и после метнулся к Богдану в дальний угол. Решил помочь заслуженному папочке всея Руси. Впрочем, тот и так отлично справлялся, судя по сочным ударам тупого деревянного предмета в область разнообразных мягких тканей.
И тут вдруг лежащий под растерзанной дверью мешок с неприятностями по прозвищу Звон стал палить из пистолета. Часто и бестолково. Яркие вспышки чудовищным стробоскопом освещали комнату, оказавшуюся неожиданно огромной. Угадывались какие-то штабеля из коробок, нагромождения столов, стульев, какой-то другой мебели. Актовый зал? Потом я заметил, что некоторые пули рикошетят в опасной близости и с разных сторон. Где-то вдребезги разлетелось стекло. Кто-то взвыл от боли.
В коридоре уже явно слышался разношерстный топот ног, мечущихся в поисках источника выстрелов крайне встревоженных людей. В далеком конце актового зала, там, где больше всего было нагромождений, слетела с петель вторая стеклянная дверь. Не понравится это сдаточной комиссии. Кто-то с грохотом врезался в штабеля, забился в груде мебели, заматерился. В разные стороны посыпались стулья, тумбочки, какие-то ящики, цветочные горшки.
А я уже с размаху опускал какую-то табуретку на темное пятно, которое находилось чуточку правее и сзади огненного языка, создающего в помещении чудовищный грохот и вонь. Угадал с траекторией. Табурет чувственно врезался во что-то аналогично твердое и такое же тупое, хотя и более округлой формы.
А еще в обойме закончились патроны, потому что тело после встречи с табуретом продолжало конвульсивно дергаться и жать на курок тэтэхи с характерными щелчками. Почему ТТ? Грохот бешеный и дульная вспышка неестественной длины. Конечно, ТТ, что же еще? Да, блин, какая разница сейчас?
Нашу дверь тоже дико рванули куда-то в сторону. Кто-то с размаху запнулся о лежащего на полу и яростно щелкающего пустым пистолетом горе-снайпера, влетел в зал и с воплями приземлился на все четыре кости, не забыв сгрести в кучу часть разбросанной тут и там мебели. За ним второй – с аналогичным акробатическим номером, только уже без стульев. Кто-то прямо из коридора стал яростно пинать ногами утробно всхрюкивающего Звона, не забывая при этом щедро одаривать пряниками и равнодушного ко всему Гаврилу.
– За мной, – прошелестел над ухом Козет, – держись вдоль окон.
– А…
– Потом. Ходу.
Ходу так ходу. Я просто хотел предложить и Вуйчика с собой забрать, да Козету виднее. В экстриме он – бог! Сейчас ему что-то советовать – все равно что рыбу учить, как под водой не дышать.
Уворачиваясь от сталкивающихся друг с другом тел, мелькающих вокруг пятен света и лавируя между обломками мебели, мы стремительно заскользили наискосок к окнам, а там, пригнувшись ниже уровня подоконника, просочились за горы штабелей. Шум сзади стал превращаться в истеричное выяснение отношений. По схеме «Кто виноват?» и «Что делать?». Ну и не без «Идиота» с «Му-му», это как водится.
– Здесь подсобка за сценой, – абсолютно равнодушным голосом буркнул Сан-Саныч. – Вход отсюда, а выход в коридор. Пока там переждем.
Он вообще никогда не нервничает?
На язык просится «чурбан бездушный», а душа просит – «золотой ты мой истуканчик», «палочка ты моя выручалочка», хоть и «стоеросовая» местами.
А что за грохот в коридоре?
Такое впечатление, будто рота новобранцев в кирзачах носится по паркету. И вопли…
Что-что? Что это? Галлюцинации?
«Лежать всем!», «Мордой в пол!», «Руки! Руки за голову!», «Куда ты прыгаешь, убогий!», «Тихо всем! Работает спецназ!»
Наши!
Я рванул на крики обратно, но Козет предусмотрительно удержал меня за плечо.
– От своих огрести хочешь? Присядь пока.
Мы устало стекли по стенке на пол.
Прав, как всегда, мой инструктор. Мудр аки змий. У нас тайм-аут. Пусть шустрые мальчишки в красивых черных прикидах нарезвятся вволю. Не каждый день у них такие реальные забеги. А как они тут появились?
Ну вот, адреналин начинает отпускать, и мозги возвращаются на место.
И вновь как-то хочется позадавать себе вопросы. С тем, чтобы поломать голову над вариантами ответов. Портативная версия элитного клуба «Что? Где? Когда?».
Спецназ?
Ну да. Спецназ. Чего удивляться? Это же не зеленые человечки с Марса. Вполне реальное явление в нашем деле. Чего тут гадать, версий немного. Или Ирина вызвала этих бодрых ребятишек, или Шеф. У них обоих уровень девиантного отношения к методическим рекомендациям Конторы гораздо ниже, чем у нас с Козетом. И соображают они порой быстрее. И дальновиднее. Мы с моим братом-инструктором все же больше импровизаторы. Экстремалы на выгуле. За что, собственно, и будем сейчас огребать от наших теоретиков. Я – от Шефа, Сан-Саныч – от своей возлюбленной. Просто так нам наши похождения дуэтом не спустят.
Только почему у меня остается смутное ощущение неравнозначности?
Грозный галдеж в здании постепенно пошел на спад. Гомон стал приобретать рутинно-деловой оттенок. Мирно и обыденно загорелся верхний свет, залил сначала слепящей массой пространство, резанул по глазам и… стал обычным.
Сан-Саныч встал, отряхнулся, залез куда-то глубоко за пазуху и вытащил на свет божий… удостоверение? Пошел на «дело» с корочкой? Дурной тон вообще-то. А, впрочем, теперь не Великая Отечественная, и пользы от документа бывает гораздо больше, чем вреда. Как сейчас, например. По крайней мере, прикладом между глаз не засветят.
Мы с трудом выцарапались из-за штабелей и… замерли в оцепенении.
Нет, мы не ошиблись.
Тут были свои. Тут даже был Шеф с Ириной, успели подняться с первого этажа. И были тут задержанные бандиты – и невредимые, и слегка помятые. У некоторых даже были сломаны отдельные фрагменты костей скелета, не очень жизненно важные, к их счастью. И медики оказывали кому надо первую неотложную помощь. И криминалисты начинали свой монотонный неблагодарный труд. И даже озабоченные строители, словно встревоженные пчелы над разбитым ульем, начинали свое тоскливое жужжание.
А еще здесь был мертвый Богдан.
То есть без вариантов мертвый.
Он так и сидел на стуле, к которому был привязан, а вместо правого глаза на лице у него была дыра. Огромная и сочащаяся бурыми пузырями дыра. Словно в малобюджетном фильме ужасов с дешевыми и бездарными гримерами. Так все было чрезмерно демонстративно, безвкусно и эстетически грубо.
Как чаще всего и бывает в жизни.
И возле него медики даже и не возились. Проходили мимо, порой огибали его, как досадное препятствие, как тумбочку, как табурет, которым я разбил башку его убийце, и от этой обыденности и простоты становилось еще страшнее.
Ноги не слушались, но где-то в глубине сознания истерически бесновалась какая-то невыносимая мысль, которая, наверное, даже и не родилась толком, но уже звала и терзала мозг – сейчас ты сделаешь это, ты в лепешку разобьешься, но это сделаешь, и сделаешь это… вовремя.
Вовремя?
Время!
С днем рождения, мысль-истеричка.
Я решительно подошел к Ирине.
– Едем!
Она вопросительно посмотрела на меня. Потом на Шефа.
– Нет времени объяснять. Счет на минуты. Едем!
Сергей Владимирович чуть заметно кивнул, не разжимая бескровных губ.
– Я с вами?
Козет.
Нет, друг. Ты и так сделал больше, чем мог. И больше уже не сделаешь.
– Нет, Сан-Саныч. Объясни все Шефу… что сможешь. А я буду через сорок минут. Ирина!
– Идем.
Я бросился в коридор, на лестницу, через главный ход – наружу. Даже не спрашивая, где мотоцикл, что было сил припустил по дороге к бетонному заводу. Ирина не отставала. Молча и без вопросов, как мы обычно и действуем в боевом режиме.
Так и есть. Возле темной «Волги» – бойцы спецназа и два спеленатых бандитских тела. Тут же и мотоцикл. Без лишних слов я забрался на заднее сиденье. Ирина тут же села впереди и дернула ногой стартер.