й блеск?
Если отвернуться от этого мира виртуальных образов, можно многое приобрести. Обретается тишина, драгоценное внимание к себе и к ближнему здесь, сейчас, а не через стекло экрана. Появляется время для молитвы, для чтения Писания, для настоящего разговора с человеком, а не переписки с аватаром. Но вместе с этим уходит и часть жизни, ведь социальные сети – сегодня тоже пространство человеческих судеб. Можно оказаться в изоляции, упустить добрые возможности делиться словом утешения. Так что и здесь есть своя духовная опасность – горделивая “чистота”, когда человек, брезгуя всеми, удаляется в башню, но внутри нее его все так же терзает пустота и самомнение. Иногда не соцсети нам мешают, а собственное неумение быть в них с Богом.
Истинная развязка такой дилеммы рождается не в том, что человек не спешит судорожно принимать решение, а входит в тишину сердца и ищет Божьей воли. Совесть, оживляемая Духом Святым, говорит не только “да” или “нет” – она открывает глубже: “Зачем? Для чего ты заходишь в сеть? Ради похвалы, ради любопытства, чтобы убежать от жизни? Или чтобы ободрить друга, передать свет, взять пример веры?”
Рассмотри любые свои поступки под углом вечности, и тогда даже самый обыденный выбор наполняется смыслом.
Молитва и внутренняя внимательность способны сделать то, чего не сделает никакая система самоконтроля. Они раскрывают подлинные мотивы. Если мы идем в сеть с молитвой: “Господи, благослови меня быть светом и не соблазниться тьмой”, многое в нас уже преображается. Мы начинаем видеть не “ленту”, а лица людей, их боль, их радость. А иногда Дух подскажет: “Закрой телефон, выйди на улицу, посмотри на небо, поговори с ближним”. Так возникает то новое качество, которое и становится пространством ответственности и свободы. Быть в сети, но не в сетях – быть на виду, но с сердцем сокровенным во Христе.
Святой апостол Павел говорил: “Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною”. Так и с соцсетями – они могут быть средством, инструментом, полем. Подвластным, но не господином. Тогда человек остается свободным даже посреди тысяч виртуальных связей. Отказ и зависимость преображаются в третье состояние – служение. Интернет стал моей миссией, а не ловушкой. Синергия рождает нечто новое – подлинное, духовное, что делает тебя проводником Божьей любви в виртуальном пространстве.
Так остается самое простое и важное – позволить Христу войти в эту конкретную область своей жизни. Можно кратко молиться: “Господи, войди в мои сети и сделай их Твоими сетями”. Повторяя это в течение дня, мы наполняем даже случайные скроллы живым воспоминанием о Боге. А в какой-то момент сердце само подскажет: “Хватит, иди помолись, обними близких, выйди в тишину”. Так дилемма перестает быть мучительной, потому что мы уже не “между” зависимостью и отказом, а “внутри” Божьей воли.
Бог обязательно укажет в твоем сердце третий полюс, который не похож ни на зависимость, ни на радикальный отказ, но станет твоим личным послушанием Христу в этом конкретном вопросе. Не соцсети губят, а сердце, не укорененное в Боге. Все, что происходит с нами: и зависимость, и отказ, и борьба между ними, в конечном счете призвано привести нас к Богу. Пусть же этот путь будет не бегством от мира, и не растворением в нем, а нахождением того тайного места, где Бог соединяет крайности и делает нас свободными. И тогда даже соцсети станут для нас не ловушкой, а еще одной возможностью явить свет Христов. Так шаг за шагом можно пройти любой лабиринт жизни, и даже самое странное напряжение обернется точкой роста и пространством встречи с вечной Любовью.
Информационные технологии – это инструмент, а не среда обитания.
ЛИЦЕМЕРИЕ (s+) ИСТИННОЕ ЛИЦО
“Господи, даруй мне быть пред Тобой и людьми, тем, кто я есть”
В каждом человеке, внимательно вглядывающемся в свое сердце, рано или поздно встает страшный вопрос: кто я есть на самом деле? Этот вопрос сразу обнаруживает пропасть между тем образом, который мы тщательно создаем для окружающих и даже для себя, и той болезненной, уязвимой и часто темной реальностью, что скрыта внутри. Так возникает одна из глубочайших дилемм человеческой души: лицемерие – как страх и нежелание быть разоблаченным, и мучительное, невыносимое чувство своей собственной правды, своей нищеты, своей слабости, которую так страшно вынести на свет.
Лицемерие – древнейшее укрытие падшего человека, наследие Адама, который, устыдившись наготы, спрятался от Бога в деревьях рая. Но и невыносимость взгляда на свою подлинную сущность столь же древняя: кто в состоянии без страха взглянуть на бездну своего сердца и не содрогнуться? Ведь, как сказано в Писании: “Лукаво сердце человеческое паче всего и крайне испорчено; кто узнает его?” (Иер. 17:9).
Эта житейская проблема рождает внутреннюю боль, напряжение, раздвоенность. Но христианская мудрость учит, что это напряжение не проклятие и не безысходность. Напротив, в нем заключена великая возможность синергии: встречи человеческой немощи и Божией силы, встречи позорной правды о себе и очищающей, исцеляющей любви Христовой. Только здесь, в точке пересечения страха быть узнанным и ужаса собственной правды, может начаться настоящее духовное восхождение.
Святые отцы говорили о пути “двух природ” в человеке – человеческой, падшей и болезненной, и божественной, дарованной нам через благодать. Эта встреча противоположностей внутри нас всегда драматична, но именно она является ареной, где вершится дело спасения.
Лицемерие. В нашем языке это слово звучит как ругательство, но в духовном смысле оно гораздо глубже, нежели просто желание обмануть. Лицемерие – это маска, которую человек надевает, чтобы быть принятым, чтобы не увидеть отвращение в глазах других, чтобы спрятать свою стыдливую наготу души. Маска благочестия, вежливости, интеллигентности или даже показного смирения.
Корень лицемерия в страхе и желании любви. Мы боимся, что если нас увидят такими, какие мы есть, нас возненавидят, отвергнут, перестанут уважать. Лицемерие иногда даже тащит человека к Богу: мы пытаемся показаться перед Ним лучше, чем есть, украшаем свои молитвы, свое покаяние, опасаясь, что даже Он может отвернуться. В этом скрыт тонкий парадокс: лицемерие свидетельствует о жажде принятия, но и одновременно об ужасе быть узнанным.
Вторая сторона дилеммы – невыносимость своей истины. Это болезненное узнавание своей тьмы, слабости, нечистоты. Часто человек вовсе не хочет быть лицемером, но не может выдержать взгляда на свою душу, потому что там открывается ужасающее зрелище: гордость, злоба, уныние, вожделение, зависть, лукавство. “Я ли это? – вопрошает душа. – Неужели я так жалок и низок?” И, не выдержав, снова убегает в самооправдание, в забвение, в поверхностную жизнь.
Каждая сторона по-своему обоснована в человеческой природе. Лицемерие старается сохранить хоть какой-то порядок и социальную гармонию. Страх истины оберегает хрупкую психику от ужаса. Но односторонность этих путей неизбежно приводит к искажению образа Божия в человеке: душа становится либо фарисейски самодовольной, либо впадает в мрачное самоуничижение и отчаяние.
Пример из жизни таков: человек, который много лет прилежно ходил в храм, пел на клиросе, участвовал в делах милосердия, вдруг на исповеди столкнулся с подлинной глубиной своего сердца – и увидел там горькую зависть, скрытую похоть, желание господствовать. Этот ужас своей правды оказался для него невыносим. И он, чтобы не видеть, снова надел маску “правильного православного”, стал еще более строг к другим, осуждая чужие падения, но в действительности – лишь от страха перед собственным разоблачением.
Святые отцы раскрыли корень этой раздвоенности: двойственность падшей природы. По святителю Макарию Египетскому, в человеке “два рода мыслей”: одни от Бога, другие – от греха. Исаак Сирин писал: “Подобно городу, который находится между двумя войсками, сердце человеческое между благодатью и страстью”. Так и здесь: лицемерие защищает от разрушения образ, а правда разрушает образ, чтобы создать подлинность.
Но в христианстве это напряжение не тупик, а возможность восхождения. Преподобный Григорий Синаит утверждал: “Воля твоя борется с благодатью, но не может ее поглотить”. Значит, даже в самой тягостной раздвоенности действует тайна благодати, которая не дает нам окончательно утвердиться во лжи. Наша внутренняя боль – это знак, что в нас еще жива совесть и есть тяга к свету.
На голгофском Кресте соединились абсолютное бессилие и абсолютная сила, смерть и жизнь, стыд и слава. Там лицемерие человеческой природы было разоблачено до конца, а невыносимая правда о человечестве обнажена в страдающем Боге. И в этом же – победа. Здесь тайна синергии достигает апогея: человеческое унижение становится местом Божественного торжества.
Что же происходит, когда человек, не отрекаясь от своей нищеты, но и не убегая в лицемерие, осмеливается остаться перед Богом таким, каков он есть? Когда он не оправдывается, но и не отчаивается? Тогда рождается новое состояние, которое святые отцы называли целомудрием ума, смиренным мужеством, рассуждением. Григорий Нисский писал о “движении образа к подобию”: душа перестает просто прятаться за личиной или впадать в уныние от своей правды, но начинает смиренно и трезво признавать: “Да, я таков. Но Христос принимает меня и в этом, и ведет дальше”. Это качественно новая духовная ступень. Здесь уже нет мучительного страха быть разоблаченным и нет невыносимости своей правды. Здесь – мужественное упование, кроткое согласие оставить себя в руках Божиих.
Это явление третьего состояния всегда есть дар Святого Духа. Сам человек не может его произвести. Оно рождается там, где человеческая честность и Божья благодать встречаются в терпении и молитве.
В чем истина? “Во мне есть лицемерие. Я боюсь своей правды. Но я не хочу жить в раздвоенности. Я хочу быть живым”. В этой фразе – уже начало преображения. Ведь Господь не исцеляет маски, Он касается сердца. Там, где человек отваживается назвать свою рану, начинается работа благодати.