Бытует навязчивая идея о том, что законодательство должно быть одним для всего рейха. А почему не придерживаться дифференцированных правил для каждой части рейха? Люди воображают, что лучше иметь законы хотя и плохие, но одинаковые, чем хорошее законодательство, учитывающее местные особенности. Для них важно просто, чтобы вышестоящий босс имел полный обзор деятельности администрации и мог дергать за все нитки.
Вермахт оказывает наивысший почет тому, кто, действуя против приказа, спасает ситуацию своей проницательностью и решительностью. При администрировании факт неисполнения приказа угрожает человеку самым суровым наказанием. Администрирование не признает исключений. Вот почему у администратора отсутствует мужество, необходимое тем, кто должен взять на себя ответственность.
Ввиду перемен в методе действия, которые потребуются, благоприятное обстоятельство состоит в том, что мы собираемся править континентом. Когда это произойдет, различные положения солнца не допустят единообразия!
Во многих местах нам придется контролировать огромные территории горсткой людей. Поэтому полиция там будет обязана находиться постоянно в состоянии боевой готовности. Какой шанс представляется членам партии!
Конечно, за опыт нам придется платить. Ошибки неизбежны, но зато как будет здорово, если через десять лет мне сообщат, что Данциг, Эльзас и Лотарингия теперь немецкие! Какое будет тогда иметь значение, что к этому событию добавятся три-четыре ошибки в Кольмаре и пять-шесть в других местах? Давайте возьмем на себя ответственность за эти ошибки и спасем эти провинции! За десять лет мы сформируем элиту из тех, на кого сможем опереться, какие бы новые трудности ни возникли. Из всего этого мы создадим человека нового типа, расу господ и породу вице-королей. Естественно, не может быть и речи об использовании людей этого типа на Западе!»[87]
Роскошь, в которой жили Геринг, шеф гитлерюгенда Бальдур фон Ширах и некоторые другие нацистские бонзы, бросалась в глаза. Однако далеко не всегда это было следствием коррумпированности. Щедрые подарки в виде имений и денежных субсидий они чаще получали от Гитлера в награду за верную службу, а не от благодарных промышленников и финансистов за лоббирование их интересов.
Фельдмаршал люфтваффе Альбрехт Кессельринг вспоминал: «Как и все выдающиеся представители вермахта, государства и партии, мы в качестве гостей фюрера принимали участие в Нюрнбергском партийном фестивале и в празднике урожая в Госларе, устраивавшемся в честь крестьянства. Мы также появлялись на церемониях, проводившихся в память о погибших в войне, на парадах по поводу дней рождения Гитлера, на банкетах в честь приезда видных зарубежных деятелей и на всех важных мероприятиях, которые организовывались вооруженными силами. Должен признаться, что многое из того, что я тогда увидел, произвело на меня сильное впечатление. Я был восхищен роскошью и великолепной организацией этих мероприятий.
Что касается менее приятных вещей, то на них можно было не обращать внимания. У меня не было возможности выступать с какой-либо критикой, поскольку в том кругу, в котором мне приходилось вращаться, нельзя было столкнуться со свидетельствами каких-то серьезных излишеств. Эту точку зрения можно было бы оспорить, упомянув о невероятной роскоши, характерной для образа жизни Геринга, – ее мы действительно не могли не заметить. Но даже при том, что многим она была не по вкусу, мы не могли призвать Геринга к ответу, поскольку на наши вопросы нам отвечали, что деньги на все эти роскошества брались из добровольных взносов и пожертвований коммерсантов и из личных средств Гитлера. Лишь годы спустя я узнал, например, что преподносившиеся Герингу великолепные дорогостоящие подарки ко дням рождения добывались его окружением путем сложных комбинаций. Так или иначе, я смотрел на все это как человек со стороны, поскольку в то время уделял очень мало внимания пирушкам, устраивавшимся в Берлине. Кроме того, все мои опасения рассеялись, когда Геринг лично сказал мне, что его коллекции предметов искусства в будущем будут подарены рейху для создания музея наподобие галереи Шака в Мюнхене. Будучи франконцем, я был знаком с баварской историей, знал о любви баварских королей к искусству и потому поверил, что Геринг выступает в роли мецената». [88]
Гитлер стремился превратить свой родной город Линц в культурную столицу западного мира. Преображенный Линц должен был превзойти Париж, Рим и Вену и стать мировой культурной столицей. Планы преобразований разрабатывались лично Гитлером, который питал страсть к архитектуре. В центре Линца предстояло возвести музеи оружия, нумизматики, мебели, гобеленов, скульптуры, предметов искусства; библиотеку, содержащую четверть миллиона редких книг и большое театральное здание. Самым крупным зданием должен был стать Музей фюрера, где должна была экспонироваться собранная им лично самая большая коллекция картин в мире.
Гитлер создал специальную комиссию «Линц» – крупную организацию экспертов искусства во главе с доктором Гансом Поссе, директором Картинной галереи Дрездена. 26 июня 1939 года фюрер поручил доктору Поссе возвести в Линце новые музеи искусства живописи и скульптуры. Произведения искусства для них приобретались главным образом в оккупированных странах, где они за бесценок скупались у коллекционеров, в том числе евреев, а также в музеях. По форме это были добровольные сделки, но владельцы картин понимали, что в случае отказа продать требуемое, их ждет концлагерь. С помощью добровольно-принудительной продажи или прямой конфискации доктор Поссе и его команда приобрели около 100 тысяч произведений искусства стоимостью в 300 миллионов долларов. Среди них было 10 тысяч картин, половина из которых принадлежал кисти старых мастеров, включая «Гентский алтарь» Ван Эйка, «Мадонну с младенцем» Микеланджело, работы Вермеера, Брейгеля, Гойи, Рембрандта и Леонардо да Винчи. Однако строительство музеев в Линце для размещения этих шедевров пришлось отложить из-за войны.
Геринг был вторым после Гитлера коллекционером живописи в Рейхе. Он пополнял свою коллекцию прежде всего за счет эмигрировавших или пытавшихся выехать евреев. Они продавали свои собрания за бесценок, лишь бы спастись. Геринг ничего не брал даром, за все платил, хотя и дешево, рассчитывая, что после, как он надеялся, победоносного для Германии окончания войны, никто из бывших владельцев не сможет предъявить к нему юридических претензий. Тогда экспонаты коллекции можно будет спокойно демонстрировать в нейтральных странах, а побежденные страны не смогут требовать их возвращения. Практически Геринг действовал как рэкетир, поскольку в оккупированных странах он делал владельцам коллекций предложения, от которых те не могли отказаться. В отличие от Гитлера, который попадавшие к нему картины сразу складировал для будущего музея в Линце, Геринг развешивал свои приобретения в имении Каринхалл в Бранденбурге и других резиденциях, часто и подолгу любовался художественными трофеями. Особенно он ценил итальянских художников эпохи Ренессанса, голландских мастеров XVI–XVII веков, а из немцев – Лукаса Кранаха. Кроме Каринхалла, картины размещались в Маутерндорфе, Фельденштейне и в берлинской резиденции на Лейпцигерплатц. Геринг собирался открыть свою коллекцию для широкой публики в 1953 году ко дню своего 60-летия, до которого не дожил. Зато, в отличие от Гитлера, рейхсмаршал издал альбом с фотографиями всех экспонатов своей коллекции.
Судьба культурных сокровищ, присвоенных нацистскими бонзами, породила после войны немало легенд. Так, в последние недели Третьего рейха, 17 марта 1945 года, Борман, будучи в Оберзальцберге, записал в дневнике: «На приеме у фюрера Кауфман и Дениц. М.Б. посещает шахты Гутсхоф, Дюррек. Полдень – визит фрау Ханке». На следующий день появилась аналогичная запись: «М.Б. осматривает шахты и т. д.». А 19 марта Борман записал: «В 17.00 М.Б. выезжает из Зальцбурга через Мюнхен в Берлин».
На основе этих записей родилась легенда, что будто бы уцелевший после войны Борман, заочно приговоренный на Нюрнбергском процессе к смертной казни, располагал огромными сокровищами, укрытыми в горах Баварии и Австрии. Борман действительно наблюдал за тем, чтобы в шахтах австрийских и баварских шахт были укрыты остатки золотого запаса рейха, конфискованные в Германии и других странах, а также находившиеся в музеях Германии и Австрии художественные ценности. Кроме того, там укрывались секретные партийные и государственные архивы. Однако подавляющее большинство укрытого было вскоре после войны обнаружено американскими и британскими оккупационными войсками, и многие из найденных там документов фигурировали уже на Нюрнбергском процессе. Тем не менее вплоть до настоящего времени периодически в СМИ появляются сообщения о сокровищах нацистов, будто бы укрытых в тех или иных шахтах или штольнях. И находятся мошенники, которые предлагают доверчивым простакам с деньгами купить по сходной цене участки земли с заброшенными шахтами, уверяя, что в случае удачи они станут настоящими Крёзами.
Немецкие солдаты с картинами, украденными из Художественного музея в Неаполе. 1944 год. Федеральный архив Германии
Для того, чтобы ринуться в борьбу за мировое господство, прежде надо было «зачистить» всех недовольных внутри страны. Так, 7 июня 1942 года Гитлер в своей ставке с удовлетворением отмечал:
«Меня раз за разом бесило состояние морального разложения, которое одно только способствовало созданию гигантской шпионской сети в Германии и которое нашло свое выражение в самой вопиющей и бесстыдной форме предательства. До сих пор я помню случай, когда член рейхстага задал вопрос на открытом заседании, знает ли правительство о том, что на улице X видели танковое отделение из четырех танков рейхсвера, чьи параметры явно противоречат условиям Версальского договора, и какие меры предполагает принять правительство? К сожалению, в то время я не мог сделать ничего иного, как дать указание вести список всех этих предательских элементов, чтобы, когда сможем, после прихода к власти национал-социалистической партии, по крайней мере, наказать этих мерзавцев так, как они этого заслуживают.