Мы отняли у них все богатство, которое у них было. Я отдал строгий приказ, который обергруппенфюрер СС Поль (Освальд Поль (1892–1951) – начальник Главного административно-хозяйственного управления СС. – Б. С.) выполнил, так что это богатство, само собой разумеется, было передано Рейху без остатка. Мы ничего из него не взяли для себя. Отдельные люди, допустившие ошибки, будут наказаны в соответствии с приказом, который я издал в самом начале, в котором содержалось предупреждение; тот, кто присвоит хотя бы марку, – тот покойник. Несколько эсэсовцев – их не так уж много – нарушили приказ, и они умрут без пощады. У нас было моральное право, у нас был долг перед нашим народом уничтожить этот народ, который хотел уничтожить нас. Но мы не имеем права обогащаться ни мехом, ни часами, ни деньгами, ни сигаретой, ни чем-либо еще. Так как мы уничтожили бактерию, мы не хотим, в конце концов, заразиться этой бактерией и умереть от нее. Я не вижу, чтобы здесь появился или развился далее хотя бы небольшой очаг заражения. Где бы он ни образовался, мы прижжем его. Однако в целом мы можем сказать, что выполнили этот самый трудный долг из любви к нашему народу. И наш дух, наша душа, наш характер не пострадали от этого».[114]
В речи же перед гаулейтерами и рейхслейтерами Гиммлер заявил в связи с «окончательным решением еврейского вопроса»: «Я должен попросить вас только выслушать то, что я говорю вам в этой аудитории, и никогда не говорить об этом. Нас спросили: “А как насчет женщин и детей?” Я решил найти четкое решение и здесь. Видите ли, я не чувствовал, что имею право истреблять мужчин – то есть убивать их или приказывать, чтобы их убивали, – позволяя детям вырасти и отомстить нашим сыновьям и внукам. Нам пришлось принять трудное решение о том, чтобы заставить эту нацию исчезнуть с лица земли». И, обращаясь к присутствующему в зале Альберту Шпееру, (впоследствии тот утверждал, что его в зале не было): «Я расчистил большие еврейские гетто в тыловых районах. В Варшаве у нас были четыре недели уличных боев в еврейском гетто. Четыре недели! Мы уничтожили там около семисот бункеров. Все это гетто производило шубы, платья и тому подобное. Всякий раз, когда мы пытались добраться до него в прошлом, нам говорили: “Остановитесь! Вы вмешиваетесь в военное производство! Стоп! Военный завод!” Конечно, это не имеет никакого отношения к партайгеноссе Шпееру. Вы ничего не можете сделать в этой связи. Именно такого рода якобы военные заводы партайгеноссе Шпеер и я намерены почистить в ближайшие несколько недель и месяцев. Мы сделаем это так же несентиментально, как все должно делаться на пятом году войны – несентиментально, но с большой любовью к Германии».[115]
Осознав, за что им теперь придется отвечать в случае становившегося все более неотвратимым военного поражения, чиновники с горя перепились, так что в вагоны поезда, увозившего их из Познани, рейхслейтеров и гаулейтеров пришлось укладывать почти как поленья. После этого инцидента Геббельс пообещал в будущем не давать гаулейтерам выпивать больше двух рюмок коньяка в день.
В январе 1944 года Гитлер поручил Борману принять решение и в отношении «проблемы полукровок». В соответствии с этим распоряжением Борман издал два указа, один – для правительственных ведомств, другой – для партийных организаций. Необходимо было предоставить списки людей, в крови которых содержалась еврейская или иная расовая примесь. Гитлер же, в свою очередь, подписал указ, которым Борман был наделен высшей властью в решении расовых проблем. Ламмерс и Кейтель получили устные распоряжения фюрера оказать Борману всю необходимую помощь, когда дело касалось соответственно гражданских и военных служащих. Отныне никто не мог поставить штамп «ариец» без ведома Бормана.
Очень скоро он известил гаулейтеров, что браки арийцев с мишлинге во втором поколении пока не запрещены, но отныне считаются нежелательными. Тех, кто вступил в такой брак, запрещалось принимать в НСДАП и трудоустраивать на некоторые должности. Правило распространялось даже на тех, чьи отцы верно служили партии и проявили героизм на фронте.
Расовая политика нацистов
Коренному населению восточных земель нацисты готовили незавидную участь. Мануальный терапевт Гиммлера Феликс Керстен так передавал содержание плана «Осте», касавшегося оккупированной Польши, с черновиком которого ему удалось ознакомиться. Этот план предусматривал обращение большей части славян в дешевую и малообразованную рабочую силу, призванную работать там, где не захотят работать новые немецкие господа:
«Следует признавать как можно больше различных народов, которые будут иметь свою собственную администрацию. Таким образом можно будет предотвратить их объединение, направленное против Германии. Представителей чистого расового типа следует отправлять в Германию. Для остального населения надо создавать школы лишь минимального, четвертого уровня: учить счету и письму, а также учить быть трудолюбивыми и честными. Главной заповедью для них должно быть подчинение немцам. Любой желающий, чтобы его ребенок получил более фундаментальное образование, должен будет навсегда отправить его в Германию.
Остальное население станет источником рабочей силы, лишенной собственных вождей. Она необходима для великих начинаний на восточных территориях и в Европе. Возможно, вся эта процедура в некоторых случаях окажется жестокой и приведет к трагедиям, но все же она и лучше, и милосерднее, чем большевистская практика уничтожения целых народов, чего следует избегать, поскольку такая антигуманность не соответствует немецкому духу. По крайней мере у этих народов появится больше пищи и средств к существованию, чем было раньше».[116]
«Расово неполноценные» элементы должны были беспощадно истребляться или изгоняться за пределы обитания германского народа. Среди собственно немцев истреблению подлежали неизлечимо и психически больные. Кроме того, принудительному лечению или изоляции в концлагерях подлежали гомосексуалисты. 1 сентября 1939 года, в день начала Второй мировой войны, Гитлер отдал секретный приказ «расширить полномочия определенного круга врачей таким образом, чтобы они могли обеспечить милосердную смерть неизлечимо больным после критического изучения их здоровья». В рамках этой «милосердной акции» только в Германии было уничтожено более 50 тысяч человек. А еще ранее была разрешена принудительная стерилизация людей с наследственными заболеваниями, согласно «Закону о предупреждении появления поколения с наследственными заболеваниями».[117]
В октябре 1939 года Гитлер возложил на Гиммлера выполнение программы эвтаназии душевнобольных, в рамках которой к 1941 году было умерщвлено около 60 тыс. пациентов в психиатрических клиниках Германии. В дальнейшем программа эвтаназии была прекращена из-за протестов общественности и особенно религиозных кругов, которым, несмотря на всю секретность, стало известно об этой бесчеловечной программе. С 1939 года начались также эксперименты по проверке действия боевых отравляющих веществ на узниках концлагерей. Свидетели показывали впоследствии, что несчастные испытывали такую ужасную боль, что смотреть на них было невыносимо.[118]
Эвтаназия, начавшись с душевнобольных, распространилась на умственно неполноценных детей. Гиммлер считал, что их надо уничтожить, как и других «неизлечимо больных». В июне 1942 года Гиммлер одобрил «специальное лечение» поляков, больных туберкулезом. Лишь в 1943 году, когда рабочая сила в Германии стала дефицитом, и труд заключенных лагерей признали жизненно необходимым для экономики, лагерное начальство получило приказ Гиммлера: «В будущем отбирать для действия 14ф 13 лишь душевнобольных заключенных». 14ф 13 – был шифр эвтаназии. «Ко всем остальным заключенным, непригодным к работе (больным туберкулезом, прикованным к постели инвалидам и т. д.) эту акцию не применять. Лежачим больным следует дать работу, которую можно выполнять в постели».[119]
Немецкий пропагандистский плакат. «60 000 рейхсмарок – столько стоит обществу за свою жизнь человек с наследственными заболеваниями. Соотечественник, это и твои деньги тоже!» Около 1938 года
В январе 1943 года Гиммлер лично составил подробную инструкцию о том, как проводить казни в концлагерях. Казнили главным образом представителей негерманских народностей. Инструкция гласила:
«Казнь не должна фотографироваться или сниматься на кинопленку. В исключительных случаях следует получить мое личное разрешение… После казни перед сотрудниками СС и прочим принимавшим в ней участие персоналом должен выступить комендант лагеря или уполномоченный на это лидер СС. Людям следует объяснить законность исполнения казни и повести беседу таким образом, дабы предотвратить отрицательное воздействие этого события на их поведение и психическое состояние. Следует особо подчеркнуть необходимость искоренения элементов, враждебных общественному процветанию. Подобные пояснения следует преподносить в исключительно дружественной манере; причем время от времени их можно повторять на собраниях.
После казни польских рабочих, а также рабочих с бывших советских территорий (остарбайтеров), их соотечественников, работающих неподалеку, следует провести мимо виселиц и обратиться к ним с соответствующей речью о наказании за неподчинение нашим приказам. Все это следует выполнять в обычном порядке, за исключением случаев, когда это нежелательно в связи с особыми обстоятельствами, такими как уборка урожая или другими причинами, делающими нежелательным отвлечение заключенных от работы.
Повешение должно исполняться самими заключенными: в случае иностранных рабочих – предпочтительно их соотечественниками. За каждое повешение заключенных следует поощрять тремя сигаретами…