В рамках преобразования 115-тысячного рейхсвера (100 тыс. человек в сухопутной армии и еще 15 тыс. – в военно-морском флоте) в массовый вермахт кадры рейхсвера были использованы в качестве унтер-офицеров и инструкторов. Из одной стрелковой роты рейхсвера создавалось пять стрелковых рот вермахта. А из 21 прежнего пехотного полка было развернуто 105 полков. Уже в 1935 году германская сухопутная армия насчитывала 300 тыс. человек.
В Германии благодаря рейхсверу сохранились опытные высокопрофессиональные кадры, вокруг которых после восстановления воинской повинности в 1935 году удалось к 1939 году создать боеспособную массовую армию. Во многом благодаря Гитлеру вермахт прекрасно наладил взаимодействие всех родов войск и придерживался теории использования для достижения быстрой победы взаимодействия танков и авиации, непосредственно поддерживавшей войска на поле боя.
Бежавший из Германии антифашист – офицер Генерального штаба С. Эркнер уже в 1934 году утверждал: «Образ жизни армии выступает в качестве всеобщей формы существования общества, силы которого полностью мобилизованы для подготовки войны. Все безраздельно подчинятся армии… Государство перестало заниматься обычными проблемами мирной жизни. На глазах у всех оно превратилось в военное государство… Военные критерии и военная иерархия стали неотделимы от всей жизни общества. В гитлеровской Германии все, абсолютно все – люди и вещи – существует отныне, лишь находясь в зависимости от войны, т. е. применительно к условиям военного времени».[149]
Геббельс же 5 апреля 1940 года с гордостью говорил:
«До сих пор нам удавалось держать противника в неведении о подлинных планах Германии, точно так же как наши внутриполитические противники до 1932 года не замечали, куда мы двинемся, и не понимали, что обещание действовать законными способами было всего лишь уловкой. Мы хотели прийти к власти законным путем, но мы не собирались пользоваться властью в соответствии с существовавшими в тот момент законами… В 1933 году французский премьер должен был бы сказать (я на его месте сказал бы это): “Рейхсканцлером стал человек, написавший книгу “Моя борьба”. Мы не можем терпеть по соседству такого человека. Или он уйдет, или мы пустим в ход армию”. Это было бы совершенно логично. Нам дали время, чтобы пройти через эту рискованную зону, и мы смогли обойти все опасные рифы».[150]
Гитлер считал, что генеральный штаб является лишь органом планирования операций, но не должен иметь касательства к определению стратегических установок и целей войны, которые являются всецело прерогативой фюрера. Штаб оперативного руководства при Верховном Главнокомандовании вооруженными силами (ОКВ), начальником которого был генерал Альфред Йодль, фактически являлся рабочим органом при Гитлере – Верховном Главнокомандующем. Генштаб сухопутных сил – наиболее многочисленного вида вооруженных сил, на который легла основная тяжесть борьбы, подчинялся ОКВ в очень незначительной степени, а после того, как в конце 1941 года Гитлер сместил фельдмаршала Браухича и сам стал главнокомандующим сухопутными силами, Генштаб при Верховном командующем сухопутными силами (ОКХ) стал и формально подчиняться непосредственно Гитлеру.
На совещании с высшим руководством вермахта 5 ноября 1937 года Гитлер открыто заявил:
«Цель германской политики – обеспечение и сохранение народной массы и ее увеличение. Таким образом, речь идет о проблеме жизненного пространства.
Германская народная масса составляет более 85 миллионов человек; по своей численности и компактности района проживания в Европе она представляет собой настолько сплоченное расовое ядро, какого нет ни в одной другой стране, и это дает ей право претендовать на гораздо большее, чем у других народов, жизненное пространство. И если в области жизненного пространства не происходит никакого соответствующего германскому расовому ядру политического изменения, то это результат многовекового исторического развития; если таковое политическое состояние будет продолжаться и впредь, это означает величайшую опасность для германства, достигшего нынешней высоты. Сдерживать сокращение численности немцев в Австрии и Чехословакии возможно в столь же малой мере, как и сохранять нынешний уровень ее в самой Германии. Вместо увеличения численности населения наступает стерилизация, которая через ряд лет должна привести к напряженности социального характера, ибо политические и мировоззренческие идеи остаются прочными только тогда, когда они в состоянии служить основой для осуществления реальных жизненных притязаний народа. Поэтому германское будущее обусловливается исключительно решением вопроса о недостаточности нынешнего жизненного пространства, а такое решение по своему характеру могло бы быть найдено только в обозримый, охватывающий примерно одно-три поколения, период.
Прежде чем перейти к вопросу о преодолении нехватки пространства, надо обдумать, на каком пути сулящее счастливое будущее решение этого вопроса является достижимым – автаркии или же растущего участия в мировом хозяйстве…
Для Германии вопрос стоит так: где наибольший выигрыш при минимальной затрате сил?
Германской политике в своих расчетах приходится иметь дело с двумя ненавистными противниками: Англией и Францией, ибо могучий германский колосс в центре Европы для них бельмо на глазу. При этом оба государства отвергают дальнейшее усиление Германии как в Европе, так и в заморских областях, и, поступая так, они могут опереться на согласие всех партий. В создании германских заморских военных баз оба государства видят угрозу своим морским коммуникациям, опасность обеспечения германской торговли и как следствие усиление позиций Германии в Европе…
Для улучшения нашего военно-политического положения в любом случае военных действий целью № 1 для нас является одновременный разгром Чехии и Австрии, чтобы исключить угрозу с флангов при вероятном наступлении на запад. При конфликте с Францией не следует рассчитывать, что Чехия объявит нам войну в тот же самый день, что и та. Если же мы проявим слабость, желание Чехии участвовать в войне возрастет, причем ее вступление ознаменуется нападением на Силезию, на север или на запад.
Если Чехия будет разгромлена и мы получим общую границу с Венгрией, можно скорее рассчитывать на нейтральную позицию Польши в германо-французском конфликте. Наши соглашения с Польшей действуют только до тех пор, пока сила Германии непоколебима. При наших неудачах следует считаться с возможностью наступления Польши на Восточную Пруссию, а, вероятно, также на Померанию и Силезию.
Предполагая такое развитие ситуации, которое привело бы с нашей стороны к планомерному продвижению в 1943–1945 гг., надлежит следующим образом предположительно оценить поведение Франции, Англии, Италии, Польши и России.
Фюрер полагает, что с большой вероятностью можно утверждать: Англия, а предположительно также и Франция уже потихоньку списали Чехию со счетов и удовольствуются тем, что этот вопрос однажды будет решен Германией. Трудности [Британской] империи и перспектива снова впутаться в затяжную европейскую войну являются определяющими для неучастия Англии в войне против Германии. Английская позиция, конечно, не может не оказать влияния на Францию. Выступление Франции без английской поддержки в предвидении того, что ее наступление остановится перед нашими укреплениями на Западе, маловероятно. Без поддержки Англии нечего бояться и прохода французских войск через Бельгию и Голландию, который и при конфликте с Францией не должен рассматриваться нами, так как он в любом случае вызвал бы враждебность со стороны Англии. Естественно, что отсечение войск противника на Западе во время нашего наступления на Чехию и Австрию в любом случае необходимо. Здесь следует учесть, что оборонительные меры Чехии с каждым годом усиливаются и что в австрийской армии происходит консолидация внутренних ценностей».[151]
Неслучайно библию национал-социализма «Моя борьба» Гитлер начал с призыва к аншлюсу Австрии – с нее собирались начать расширение жизненного пространства:
«Объединение двух немецких государств… кажется той заветной целью, которой нужно добиваться всеми средствами. Немецкая Австрия во что бы то ни стало должна вернуться в лоно великой германской метрополии и при том вовсе не по соображениям хозяйственным. Нет, нет. Даже если бы это объединение с точки зрения хозяйственной было безразличным, более того, даже вредным, тем не менее объединение необходимо. Одна кровь – одно государство. До тех пор пока немецкий народ не объединит всех своих сынов в рамках одного государства, он не имеет права стремиться к колониальным расширениям. Лишь после того как немецкое государство включит в рамки своих границ последнего немца, лишь после того как окажется, что такая Германия не в состоянии прокормить в достаточной мере все свое население, – возникающая нужда дает народу моральное право на приобретение чужих земель. Тогда меч начинает играть роль плуга, тогда кровавые слезы войны орошают землю, которая должна обеспечить хлеб насущный будущим поколениям».[152]
Захват «жизненного пространства» стал краеугольным камнем программы национал-социалистов. Гитлер видел его прежде всего на Востоке – в Польше, Чехии, странах Балтии, Украине. В «Моей борьбе» Гитлер писал:
«Мы, национал-социалисты, совершенно сознательно ставим крест на всей немецкой иностранной политике довоенного времени. Мы хотим вернуться к тому пункту, на котором прервалось наше старое развитие 600 лет назад. Мы хотим приостановить вечное германское стремление на юг и на запад Европы и определенно указываем пальцем в сторону территорий, расположенных на востоке. Мы окончательно рвем с колониальной и торговой политикой довоенного времени и сознательно переходим к политике завоевания новых земель в Европе.