и голодом, как в последней войне».[157]
А 22 августа 1939 года, выступая перед высшим командным составом вермахта, фюрер продекларировал цели будущей войны:
«На первом плане – уничтожение Польши. Цель – устранение живой силы, а не достижение определенной линии. Если разразится война на Западе, уничтожение Польши останется на первом плане. С учетом времени года – быстрое решение.
Я дам пропагандистский повод для развязывания войны, все равно, достоверен он или нет. У победителя потом не спрашивают, сказал он правду или нет. В начале и в ходе войны важно не право, а победа.
Закрыть сердце для жалости. Жестокость. 80 миллионов человек должны получить свое право. Их существование должно быть обеспечено. Прав тот, кто сильнее».[158]
22 августа 1939 года, когда вопрос о подписании советско-германского пакта о ненападении был уже решен, Гитлер еще раз выступил перед своими генералами:
«Англия и Франция приняли на себя обязательство, но ни та, ни другая выполнить его не в состоянии. В Англии никакого фактического вооружения нет, одна пропаганда… Существенного усиления английского флота раньше 1941 или 1942 г. ожидать не приходится…
Во Франции – нехватка людей из-за падения рождаемости. В области вооружения сделано мало. Артиллерия устарела. Франция не хочет влезать в эту авантюру…
Я был убежден, что Россия никогда не пойдет на английское предложение. Россия не заинтересована в сохранении Польши, а потом Сталин знает, что режиму его в случае войны настанет конец, независимо от того, выйдут его солдаты из войны победителями или побежденными. Решающее значение имела замена Литвинова. Поворот в отношении России я провел постепенно. В связи с торговым договором мы вступили в политический разговор. Предложение пакта о ненападении. Затем от России поступило универсальное предложение (пакт плюс секретные протоколы. – Б. С.). Четыре дня назад я предпринял особый шаг, который привел к тому, что вчера Россия ответила, что она готова на заключение пакта. Установлена личная связь со Сталиным. Фон Риббентроп послезавтра заключит договор. Итак, Польша находится в том состоянии, в каком я хотел ее видеть».[159]
Вячеслав Молотов подписывает германо-советский пакт о ненападении. Позади него – Иоахим фон Риббентроп и Иосиф Сталин. Москва, 23 августа 1939 года
23 августа 1939 года был заключен советско-германский пакт о ненападении, развязавший Гитлеру руки для агрессии против Польши. В секретном протоколе к этому пакту стороны разделили Польшу по линии рек Висла, Нарев и Сан. Кроме того, в сферу советского влияния отошли Финляндия, республики Прибалтики и румынская Бессарабия.
Чисто теоретически Вторую мировую войну можно было бы предотвратить, если бы Советский Союз пошел на заключение военного союза с Англией и Францией, согласившись на роль младшего партнера в антигерманском блоке. Однако такой вариант событий ни Сталин, ни, что характерно, Гитлер никогда всерьез не рассматривали. Сталин, как минимум, хотел получить Польшу, Прибалтику, Финляндию и Бессарабию, и почти все из требуемого Гитлер ему отдал, рассчитывая затем все это отобрать после победы над СССР. Англия и Франция никаких территориальных приобретений Советскому Союзу не предлагали. Они лишь предлагали Сталину союз против Гитлера, но при этом Сталин сомневался, что Париж и Лондон действительно будут воевать с Гитлером.
Гитлер достаточно противоречиво высказывался по поводу СССР и его вождя. В «Застольных разговорах» в ночь с 11 на 12 июля 1941 года фюрер неплохо отзывался о Сталине:
«Сталин – одна из самых экстраординарных личностей в мировой истории. Он начал карьеру мелким чиновником и с тех пор так никогда и не переставал им быть. Сталин ничем не обязан риторике. Он руководит из своего кабинета благодаря бюрократии, которая подчиняется любому его кивку и жесту». [160]
А так он характеризовал своего главного противника в ночь с 5 на 6 января 1942 года:
«Сталин претендует на роль глашатая большевистской революции. Фактически он отождествляет себя с царской Россией, и он всего-навсего возродил традиции панславизма. Большевизм для него – всего лишь средство, наряд, предназначенный для обмана германских и латинских народов. Если б мы в 1933 г. не захватили власть, на наши головы обрушилась бы волна гуннов. Была бы затронута вся Европа, потому что Германия оказалась бы бессильна остановить нашествие. Никто об этом не подозревал, но мы были на грани катастрофы.
Бросается в глаза, что русская пропаганда, критикуя нас, всегда держится в определенных границах. Сталин, этот хитрый кавказец, очевидно, вполне готов оставить Европейскую Россию, если полагает, что провал в устранении ее проблем приведет к тому, что он потеряет все. Пусть никто не думает, что Сталин сможет отвоевать Европу, стартуя из-за Урала! Это все равно как если б меня восстановили у власти в Словакии, и я смог бы оттуда отвоевать рейх. Это катастрофа, которая приведет к потере Советской империи».[161]
Определенное сочувствие высказывал Гитлер и советскому государственному строю, о чем он прямо говорил в своей ставке 11 апреля 1942 года, собираясь использовать некоторые элементы созданной Сталиным системы для организации управления и повседневной жизни на оккупированных советских территориях:
«Идея человеческой солидарности была силой навязана людям и может поддерживаться только такими же средствами. А поэтому несправедливо будет осуждать Шарлеманя (Карла Великого. – Б. С.), потому что, исходя из того, что он считал в лучших интересах немецкого народа, он построил всю государственную организацию на базе принуждения. Равным образом Сталин в последние несколько лет применял по отношению к русскому народу меры, очень похожие на те, что использовал Шарлемань, потому что также брал во внимание очень низкий уровень культуры среди русских. Он реализовал императив необходимости сплочения русского народа в совершенно твердую политическую организацию; не сделай он этого, он, возможно, не сумел бы ни обеспечить достаточно средств к существованию для разнородной массы, которая составляет СССР, ни предоставить ей такие блага цивилизации, как медицинское обслуживание, значение которого она не могла оценить по достоинству.
Чтобы удержать господство над народом на землях, которые мы завоевали к востоку от рейха, нам необходимо всеми силами удовлетворить их любое желание личной свободы, какое только они могут высказать, и тем самым лишить их всякой формы государственности и держать на максимально возможно низком культурном уровне. Нашим руководящим принципом должно быть следующее: эти народы имеют лишь одно оправдание своему существованию – экономическая полезность для нас. Нам надо сосредоточиться на извлечении из этих территорий всего, что можно извлечь. Для того чтобы стимулировать их поставки своей сельскохозяйственной продукции для нас и работу на наших шахтах и военных заводах, мы откроем по всей стране магазины, в которых они смогут купить такие промышленные товары, какие захотят.
Если бы мы начали заботиться о благосостоянии каждой личности, нам пришлось бы создать какую-то государственную организацию наподобие нашей собственной государственной администрации – и все, чего мы достигли бы, это ненависть масс. На самом деле, чем примитивнее народ, тем более возмущается он нетерпимой уздой любого ограничения свободы личности. Другим крупным недостатком организованного общества является, с нашей точки зрения, то, что оно вольет их в единую общность и даст этим людям связующую мощь, которую они будут использовать против нас. Как административная организация, максимум, в чем мы можем уступить им, это в форме коммунальной администрации, и только в той степени, в какой это может потребоваться для поддержания рабочего потенциала, т. е. для поддержания основных элементарных нужд индивидуума».[162]
А 22 июля 1942 года Гитлер счел созданную Сталиным стахановскую систему эффективной для ведения войны:
«Очень глупо насмехаться над стахановской системой. Оружие и оборудование русских армий – лучшее доказательство ее эффективности в использовании рабочей силы. Сталин тоже может потребовать нашего безусловного уважения. Он же по-своему чертовский парень! Он отлично знает свои примеры для подражания вроде Чингисхана и других, а размах его индустриального планирования уступает только нашему четырехлетнему плану. И нет сомнения, что он твердо намерен покончить с безработицей в России, какая существует в такой капиталистической стране, как Соединенные Штаты Америки…».[163]
Также и бывший министр вооружений Альберт Шпеер свидетельствовал, что Гитлер сочувственно отзывался о Сталине: «О Сталине Гитлер отзывался с большим уважением и особенно подчеркивал схожесть ситуаций, в которых они оба очутились и которые потребовали от них железных нервов. Он находил сходство между своим нынешним положением и ситуацией, в которой оказались защитники Москвы в конце 1941 года. Если же он вдруг вновь ощущал уверенность в победе, то с иронией замечал, что после поражения России во главе ее следовало бы оставить Сталина – разумеется, при условии его подчинения германским властям, – так как он, как никто другой, умеет управлять русским народом. Вообще он видел в Сталине родственную душу и, видимо из уважения к нему, приказал хорошо обращаться с его сыном, попавшим к нам в плен». «Хорошее обращение», как известно, в итоге привело к самоубийству Якова Иосифовича Джугашвили, сына Сталина, мужественно державшего себя в плену.