Нелепая затея. В 1944 году в течение нескольких месяцев армады вражеских бомбардировщиков сбрасывали в среднем по триста тысяч тонн бомб в день, а Гитлер мог обрушить на Англию лишь три десятка ракет общей мощностью двадцать четыре тонны взрывчатки в сутки, что является эквивалентом бомбовой нагрузки всего лишь дюжины «Летающих крепостей»[256]. Я не просто согласился с решением Гитлера, но и поддержал его, совершив одну из серьезнейших своих ошибок. Гораздо продуктивнее было бы сосредоточить наши усилия на производстве оборонительных ракет класса «земля — воздух». Ракета была разработана еще в 1942 году под кодовым именем «Вассерфаль» («Водопад»), и если бы мы привлекли талантливых техников и ученых, занимавшихся ракетными разработками под руководством Вернера фон Брауна в Пенемюнде, то скоро запустили бы ее в серийное производство[257].
Радиоуправляемая ракета «Вассерфаль» длиной порядка 7,5 метра несла приблизительно триста килограммов взрывчатки и с поразительной точностью сбивала вражеские бомбардировщики на высоте до 15 тысяч метров. Ей не мешали ни ночная тьма, ни облака, ни мороз, ни туман. Поскольку мы впоследствии выпускали по девятьсот больших наступательных ракет каждый месяц, то вполне могли бы производить ежемесячно несколько тысяч этих меньших по размерам и стоимости ракет. Я и сейчас думаю, что с помощью этих ракет в сочетании с реактивными истребителями мы с весны 1944 года успешно защищали бы нашу промышленность от вражеских бомбардировок. Однако гигантские усилия и средства были вложены в развитие и производство ракет дальнего действия, которые осенью 1944 года доказали свою полную несостоятельность. Наш самый дорогостоящий проект оказался и самым нелепым. Ракеты, которыми мы гордились и производству которых я некоторое время отдавал предпочтение, привели лишь к пустой трате средств и времени. Более того, они были одной из причин, по которым мы проиграли оборонительную воздушную войну.
С зимы 1939 года я работал в тесном контакте с исследовательским центром в Пенемюнде, но поначалу лишь предоставлял средства на строительство. Мне нравилось общаться с аполитичными молодыми учеными и изобретателями, которые работали под руководством Вернера фон Брауна, двадцатисемилетнего целеустремленного, реалистичного и дальновидного человека. Поразительно, что такой молодой и не проверенной в деле команде доверили проект стоимостью в сотни миллионов марок, который мог принести результаты лишь в далеком будущем. Избавленные полковником Вальтером Дорнбергером от всяческих бюрократических преград, эти молодые ученые разрабатывали идеи, казавшиеся в то время утопическими.
Проект, контуры которого лишь намечались в 1939 году, зачаровал меня: на моих глазах словно планировалось чудо. Эти технократы с фантастически живым воображением, эти романтики от математики произвели на меня глубочайшее впечатление. Когда я посещал Пенемюнде, мне всякий раз казалось, будто мы с ними родственные души. Мои симпатии сослужили им службу, когда в конце осени 1939 года Гитлер вычеркнул ракетный проект из перечня особо важных программ, что автоматически означало сокращение рабочей силы и необходимого материально-технического обеспечения. Без разрешения управления вооружений сухопутных войск, но с его молчаливого согласия я продолжал строительство объектов в Пенемюнде. Вряд ли кто-либо кроме меня мог пойти на такой шаг.
После моего назначения министром вооружений я, разумеется, еще больше заинтересовался этим потрясающим проектом, однако Гитлер по-прежнему относился к нему с большим скептицизмом. Он интуитивно не доверял любым техническим новшествам, которые выходили за рамки его опыта, полученного в Первой мировой войне. Ракеты, как и реактивные истребители, и атомная бомба предвещали наступление незнакомой и непонятной ему эры.
13 июня 1942 года ответственные за производство вооружений всех трех родов войск — фельдмаршал Мильх, адмирал Витцель и генерал Фромм — вместе со мной прилетели в Пенемюнде на первые испытания управляемой на расстоянии ракеты. На поляне среди соснового леса возвышался фантастический снаряд высотой с четырехэтажный дом. Полковник Дорнбергер, Вернер фон Браун и весь научный персонал ждали первого запуска с тем же волнением, что и мы. Я знал, какие надежды возлагает молодой изобретатель на этот эксперимент. Для фон Брауна и его команды это было не просто новое оружие, а шаг в будущее науки и техники.
Вокруг заполненных топливных баков клубился пар. В назначенный момент ракета слегка качнулась, с грозным ревом медленно оторвалась от опоры, на долю секунды словно встала на вырвавшуюся из сопла огненную струю, а затем исчезла в низких облаках. Вернер фон Браун сиял. Я же был ошеломлен этим техническим чудом: на моих глазах тринадцатитонный снаряд поднялся в небо без всякой механической тяги, словно упразднив законы тяготения.
Специалисты уже минуты полторы рассказывали о невероятном расстоянии, которое успела преодолеть ракета, как вдруг грозный, быстро нарастающий гул возвестил о том, что ракета падает совсем рядом. Мы оцепенели. Ракета ударилась о землю всего метрах в 800 от нас. Как мы позже узнали, вышла из строя система управления, но специалисты были удовлетворены результатами запуска, поскольку им удалось решить самую трудную проблему — поднять ракету в воздух.
У Гитлера оставались «серьезные сомнения» в возможности создания самонаводящейся ракеты, но уже 14 октября 1942 года я сообщил ему, что с сомнениями можно распрощаться. Вторая ракета пролетела заданные 190 километров и упала в 4 километрах от цели. Впервые в истории продукт человеческого разума поднялся на высоту 95 километров. Был сделан первый шаг к осуществлению мечты. Только на этой стадии осуществления проекта Гитлер проявил к нему живой интерес и, как обычно, опережая события, приказал изготовить пять тысяч снарядов еще до того, как ракета будет окончательно готова к серийному производству[258].
Теперь я должен был подготовить промышленные мощности для серийного производства. Хотя ракета еще нуждалась в значительной доработке, 22 декабря 1942 года по моему представлению Гитлер подписал соответствующий приказ[259]. Я готов был рискнуть и поторопить события, опираясь на уже достигнутые успехи и обещания персонала Пенемюнде предоставить окончательную техническую документацию к июлю 1943 года, после чего уже можно будет запускать ракету в производство.
По просьбе Гитлера, желавшего детально ознакомиться с проектом «Фау-2», на утро 7 июля 1943 года я пригласил в Ставку Дорнбергера и фон Брауна. Когда Гитлер закончил очередное совещание, мы вошли в кинозал, где сотрудники фон Брауна уже все подготовили. После короткого вступительного слова погасили свет и продемонстрировали нам цветной кинофильм. Впервые в жизни Гитлер увидел, как огромная ракета отрывается от стартовой площадки и исчезает в стратосфере. Без намека на робость, с каким-то юношеским энтузиазмом фон Браун объяснил теорию полета и явно развеял все сомнения Гитлера. Дорнбергер остановился на организационных проблемах, а я предложил Гитлеру пожаловать фон Брауну профессорское звание. «Разумеется. Пусть Майсснер немедленно подготовит указ, и я лично подпишу!» — воскликнул Гитлер.
Фюрер сердечно распрощался с делегацией из Пенемюнде. Полученная информация произвела на него огромное впечатление и подстегнула его воображение. Вернувшись в бункер, он не скрывал ликования по поводу возможностей проекта: «Именно „А-4“ приведет к коренному перелому и решит исход войны: мы победим! Наш народ воспрянет духом, когда мы атакуем ими Англию! А самое главное: мы сможем производить это решающее оружие войны при относительно малых затратах. Шпеер, вы должны всеми силами способствовать осуществлению проекта „А-4“! Видите ли, я собирался подписать указ о приоритете танковой программы, но теперь передумал. Перефразируйте указ: уравняйте этот проект с танковой программой. Примите все меры для соблюдения строжайшей секретности. Не дай бог, если враг узнает о наших ракетах. Ими должны владеть только немцы».
Когда мы остались вдвоем, оказалось, что Гитлера еще кое-что тревожит: «А вы не ошибаетесь? Вы говорите, фон Брауну тридцать один год? А мне он показался еще моложе!» Гитлер был поражен тем, что столь молодой человек совершил переворот в науке и технике и изменил облик будущего. Впоследствии Гитлер часто развивал свой тезис о том, что в наше время молодежь бесполезно растрачивает лучшие годы жизни. Явно намекая на Вернера фон Брауна, совершившего в Пенемюнде техническое чудо, он вспоминал, что в двадцать три года Александр Великий создал огромную империю, а Наполеон в тридцать лет одерживал блестящие победы.
Осенью 1943 года выяснилось, что наши ожидания не оправдались. В июле еще не были закончены чертежи, и мы не могли приступить к серийному производству. К тому же выявилось множество дефектов: при испытаниях первых ракет с боевыми головками они по необъяснимым причинам взрывались еще до того, как ракеты входили в плотные слои атмосферы. Оставалось множество неразрешенных проблем, и 6 октября 1943 года я предупредил: преждевременно «возлагать большие надежды на это новое оружие». Я также пояснил, что технические трудности при переходе от опытных образцов к серийному производству, колоссальные сами по себе, во много раз возрастают, когда речь идет о столь сложных устройствах.
Прошло около года, и только в начале сентября 1944-го первые ракеты обрушились на Англию. И не пять тысяч одновременно, как надеялся Гитлер, а всего двадцать пять и в течение десяти дней.
Когда Гитлер загорелся проектом «Фау-2», Гиммлер не пожелал оставаться в стороне и уже через шесть недель предложил простейший способ обеспечения секретности этой сверхважной программы: использовать на производстве ракет заключенных концлагерей, у которых нет не только никаких контактов с внешним миром, но и права на переписку. Даже квалифицированную рабочую силу он предложил набрать из числа заключенных, и промышленности останется лишь предоставить администраторов и инженеров.