В 1763 году, предвидя эти последствия, Арсений, в то время митрополит Ростовский, в донесении Синоду заглядывал еще дальше в будущее: «Сохрани Бог такого случая, дабы нашему государству быть без архиереев; то уже не иначе что воспоследует, токмо от древней нашей апостольской Церкви отступство, понеже возымеется нужда быть прежде поповщине, а после и беспоповщине. И тако нашему государству приходить будет не токмо со всеми академиями, но и с чинами или на раскольническое, или лютеранское, или кальвинистское, или на атеистское государство». Борьба против секуляризации подкреплялась нестяжанием Арсения: при обыске «у него описали только незначительное личное имущество. Велика у него была только библиотека» [115]. Новый протест, поданный при Екатерине II, архиерею, однако, не простили. Испуганная, видимо, проявленным гласно в лице Арсения недовольством духовенства, царица жаловалась на него в переписке с Вольтером как на сторонника «нелепого начала двоевластия». Синод, полностью чуждый этому началу, вынес указ против собрата, который «безрассудную дерзость имел учинить […] в крайне укорительных и злословных выражениях представления, пренебрегши то, чем он долженствовал сему высокому духовному собранию, в котором ея императорское величество президентом быть изволит». Арсения расстригли, он окончил дни свои в заточении в 1772 году под именем «Андрея враля», а в 2000 году был канонизирован в чине священномученика.
Арсений в темнице. Гравюра XIX века
Осуждение Арсения «казалось торжеством государственных идей западного типа, попыткой обратить архиереев в политических деятелей и Синод сделать “инструментом” государственного управления» [116]. Интерес к личностям увидит в этом произвол Екатерины, но церковная мысль смотрела глубже в область причин, и если сам Арсений, сосредоточившись на своем спасении, нацарапал на стене каземата слова из псалма «Благо мне, яко смирил мя еси», то святитель Игнатий Брянчанинов столетие спустя писал следующее: «Какое время! Для поддержания Церкви нужно быть во главе управления светскому лицу, потому что обуявшая соль способна только быть попираемою человеками. Впрочем, св. Афанасий Великий говорит, что одним из признаков приблизившагося пришествия антихриста будет переход церковнаго управления из рук архипастырей в руки светских сановников. Признак очень верный! Это не может состояться иначе как при утрате духовенством своего существеннаго духовнаго значения, своей энергии, порождаемой решительным отрешением от мира […] …чиновничеством […] уничтожена связь между пастырями и паствою, а миролюбие, ненасытное стремление к суетным почестям, к накоплению капитала уничтожило в пастырях христиан, оставило в них лишь презренных ненавистных полицейских по ненависти их к народу, по злоупотреблению и безнравственности» (Письмо 559).
Духовенство, по идее, должно подавать пример и призывать к бодрости христианской жизни, состоящей в победе духа над плотью. На деле выходило так, что церковь призывала народ по большей части к покорности, а дворянство – к милости, но не к покорности закону Божию в отношениях с крестьянами. Это создавало неравновесие, опасность которого была замечена еще в XII веке в «Вопрошаниях» Кирика Новгородца: «Когда царь или иной богач согрешает и подает за себя [деньги, чтобы] служить [поминание], а сам ни мало не утруждается [понести епитимию], это угодничество». Согласно «Домострою», памятнику XVI века, от неправедных стяжаний, к которым относятся «дани тяжкие и всякие оброки незаконные… или неповинных лукавством или насилием охолопити», а также неправедный суд и волокита, «Богу не приятна милостыня ни при животе, ни по смерти; аще ли хощете вечныя муки избыти, отдай неправедное обидимому» (Домострой, 28). По «Кормчей книге» (раздел «Правила апостолов Петра и Павла»), «за нечестиваго же, аще и всего мира богатство раздаси нищим, ни коея же пользы сотвориши ему». Притча XVII века уподобляла приносящего Богу пожертвование из денег, приобретенных за счет обиды ближнего, тому, кто предлагает отцу испить кровь его собственного сына (Сказание Авраамия Палицына, гл. 2). В пророческой книге начала XIX века «Посмертные вещания Нила Мироточивого Афонского» прямым текстом говорилось, что милостыня от неправедных прибытков является злоупотреблением и самого грешника, и потворствующего ему духовника:
«Несытые обидами, обидев братьев наших и потом восчувствовав сию неправду, приходят к духовнику, исповедуя свое беззаконие; духовник же ныне, будучи непотребен, услыхав исповедь от неправедного обидчика, говорит ему: “Сотвори милостыню монастырям, дай и мне, чтобы я поминал тебя в молитвах моих, и помилует тебя Бог”. Несытый неправдами говорит духовнику: “А если я так сотворю, то за это душа моя обретет милость?” Духовник говорит: “Если сотворишь так, как я говорю тебе, то обрящешь милость для души твоей, будет спасение дому твоему, – и часть твоя будет с частью Закхея”. […] Да, хищник ищет исповедаться, но не так, как Закхей, не с сердцем сокрушенным, не с полным раскаянием. Закхей с сокрушением сердца своего восполнял неправды четверицею. Закхей не милостыню стал раздавать, а четверицею обиды возмещать. Ибо, если до малого не отдать того, что похищено, милостыня не принесет пользы человеку нисколько».
Тысячелетнее царство
Хилиазм, он же милленаризм, – учение о том, что перед окончательным концом света будет еще тысячелетнее царство Христа и святых на земле – хотя имел сторонников среди ранних отцов Церкви, в целом не был принят в канонических толкованиях Апокалипсиса. Слова заключительной библейской книги о «воскресении первом», сподобившиеся которого «будут священниками Бога и Христа и будут царствовать с Ним тысячу лет» (Откровение 20:6), большинство комментаторов, в том числе известных на Руси, понимало иносказательно: воскрес тот, для кого благодать оказалась действенной, и он смог победить грех, ведь не предвкусивший чистоту Рая при жизни не войдет в него и по смерти. «Побеждающий наследует все, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном» (Откровение 21:7). На христианина такое толкование возлагало большую ответственность, давая ему надежду и в то же время лишая иллюзии, будто в историческом времени возможно достижение стабильно-христианского состояния мира. «Не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть» (Лука 17:20–21).
Все это не подвергалось сомнению, разве что иногда по догматическому недомыслию понималось неясно. Тем не менее Российская империя выглядела так, будто собиралась царствовать как раз тысячу безмятежных лет. Она особенно укрепилась в этом чувстве после победы в Отечественной войне 1812–1814 годов и создания Священного союза для противодействия революции в Европе, хотя дальновидные политики уже тогда могли видеть, что над континентом более полно, чем Россия, доминирует из своей миниатюрной метрополии Англия. С доминированием этим, по крайней мере в финансовой системе, могло быть связано убийство прямодушного императора Павла – следовательно, Россия не была такой неприступной для чужестранных влияний твердыней, какой хотела себе и другим казаться.
Примечательно, что сам убиенный император, неточно понимая церковную традицию толкований Апокалипсиса, при жизни ожидал тысячелетнего Царства. По крайней мере, так можно подумать при чтении записок польского короля, который был с ним дружен и которому царь успел отдать последние почести в Петербурге.
Павел. Мне было сказано, что в 1800 году, после страшных мировых смут, случится полное замирение, и оно прийдет с Севера. Что вы думаете о том?
Король. Я не пророк, ни богослов; но наконец, при мысли о том, что происходит, не трудно также прийдти к заключению, что эти бешеные Французы, свергнув у себя и престол, и алтарь, […] могут, наконец, если они еще далее разовьют свои замыслы, побудить вас противопоставить им вашу мощь и сделаться даже возстановителем истинных религиозных начал и настоящих обязанностей человека и гражданина. […]
Павел. С моей стороны, я держусь смирно в моей простоте, ожидая наступления этих великих перемен, которыя, по моему крайнему убеждению, близки. Скажите мне еще, что вы о них думаете? Нет ли в Священном Писании чего-либо в подтверждение этого верования?
Король. В нем действительно сказано, что произойдут великия войны среди народов, которые подвинутся друг на друга, и междуусобныя брани внутри государств, что поколеблятся престолы и погибнут первосвященники, что Антихрист будет потворствовать преступлениям и неправдам, но что под конец, по Божьему указанию, воспрянут сильные мира сего для успешной борьбы с Антихристом и что двери ада не преодолеть однако церкви Господней.
Павел. По исчислению веков не соответствовало ли бы это моим предчувствиям?
Король. Как вы хорошо знаете, нашлись многие, вообразившие, что открыли известнаго рода предел, приблизительно соответствующий великим событиям нашего мира, около 2000 лет со времени сотворения миpa, приблизительно столько же со времени потопа до Иисуса Христа, и что они полагают еще 2000 лет со времени Иисуса Христа до конца мира.
Павел. И так, еще недостает нам только двух столетий.
Король. Но если все точно исчислить и припомнить все, что написано, то не следует также забыть о тысячелетии, которое должно быть веком царствования праведных.
Павел. И не сказано ли, что в этом тысячелетии молодые грешники погибнут, а праведные останутся молодыми в столетнем возрасте?
Король. И вот, вы в таком расцвете сил, вы крепкаго здоровья и, может быть, вам суждено чувствовать себя молодым через многие годы с настоящаго, так как на вас, впрочем, смотрят как на человека стремящагося к добру и обладающаго всеми средствами для его осуществления.
Павел. Да могу ли я, в своем ничтожестве, считать себя в силах исполнять это? [117]