— Зачем?
Дом, который он долго учился считать своим, знакомая терраса. Но время сказок кончилось.
— Я хотел, чтобы ты был счастлив. — Генрих прятал глаза, а голос его звучал так тихо, что только дар шеара позволял разбирать слова. — Чтобы занял полагающееся тебе по праву место.
— Место раба? Ты представляешь, что значит быть правителем? Быть шеаром — это… А правителем…
Долг, который превыше всего. Желания, никогда не бывшие твоими. Уверенность в том, чего не знаешь, не понимаешь, и не поймешь, как бы ни старался. Деяния, идущие вразрез с собственными убеждениями. Сила, связывающая по рукам и ногам, петлей затянувшаяся на сердце…
— Я не могу быть правителем Итериана, — произнес Тьен размеренно, надеясь, что сумеет донести что-то до человека, решившего загубить его жизнь. — Шеар — это, в первую очередь, слуга четырех, исполнитель их воли и защитник великого древа. Любой шеар. А правитель как никто связан долгом. И одна из его обязанностей — оставить наследника, который после его смерти позаботится о судьбе Итериана и связанных с ним миров. Мои дети этого не смогут. Не наверняка, но наверное… Я вообще не думаю, что захочу когда-либо иметь детей…
Опасность того, что дар четырех пробудится в крови его сына — у шеаров рождаются лишь сыновья — велика, и после всего, что случилось с ним, он не рискнул бы положить на алтарь служения высшим силам и высшим целям жизнь собственного ребенка. Пусть уж этого ребенка не будет вовсе.
— Есть Эйнар, — хмуро напомнил археолог. — Пусть его дети пекутся о великом древе.
Генриха перспектива никогда не увидеть внуков, не пугала. Как и то, что Итериан может однажды лишиться шеара.
Как это по-людски — не думать, что оставишь после себя.
Тьен с силой сдавил пульсирующие виски.
— Зачем тебе это? — прошептал он. — Ради моего счастья? Я не буду счастлив в Итериане. Ради своего? Скажи, и получишь все, что пожелаешь.
Он злился на Генриха. Но и на себя — за то, что прятался все эти годы в маленьких выдуманных мирках. В одном ждала его девочка с фотографии, в другом — заботливый отец.
— Зачем?! — Лэйд молчал и Тьен все-таки сорвался. — Тебе так нужен ручной шеар? Шеар-правитель? Зачем, объясни мне? Вечная жизнь? Никто не в силах дать тебе этого. Богатство? Власть? Слава? Мечтаешь войти в легенды, как единственный человек, стоявший за троном четырех? Но я не буду потакать твоим фантазиям, уж извини. Я уйду отсюда. В лучшем случае навсегда, в худшем — до новой волны. И вот это для меня будет счастьем. А все, что ты тут наговорил… Если хочешь, чтобы наши отношения остались прежними, то… забудь.
Он не верил, что все будет как раньше, разбитую иллюзию дружной семьи не склеишь, но Генрих все же был дорог ему.
— А как же мама, Этьен? — тихо спросил Лэйд. — О ней ты тоже велишь забыть, как сделал сам? Забыть? Простить ее убийц?
Холод прошелся по телу, заставив сжаться, обхватив себя руками за плечи.
Вот так, значит? Не власть. Не слава. Месть.
Более восьмидесяти лет в Итериане ничего не изменили для Генриха, он, как и прежде, помнил, страдал и ненавидел. Обрадовался появлению Тьена и обретенной им силе, понадеялся, что пасынок сумеет докопаться до правды и рассчитаться с виновным. А не дождавшись этого, решил поступить по-своему.
— Холгер не виноват в маминой смерти, — произнес шеар медленно и четко. — Я говорил тебе это.
— Он не убивал ее, — возразил человек. — Но он виновен.
«В чем?» — хотел спросить Тьен. Он согласился бы с Лэйдом, что именно Холгер — первопричина всего, что произошло с их семьей, но Генрих винил правителя в другом. Холгер незримой тенью стоял между человеком и его сильфидой. Холгер был настоящим отцом ее сына. Его она звала за миг до гибели. И, что еще хуже, он услышал — связь между ними не распалась до самого конца.
— Обвиняй тогда и меня, — сказал Тьен.
Лэйд отвел взгляд.
Может, и обвинял. Не случись его, ненужного ребенка, по недоразумению получившего дар четырех, Аллей осталась бы жива. Но у нее не было бы причин покидать Итериан, и археолог никогда уже не встретился бы со своей сильфидой.
— Каким образом я должен был занять место Холгера? — вернулся к началу разговора Этьен. — Что планировалось? Переворот? Убийство? Я должен это знать, чтобы защитить тебя.
— А нужно ли? — Генрих пожал плечами. — Ты сделал выбор, и не в мою пользу. Глупо было надеяться на иной исход. Ты — его сын, не мой.
— Твой. И поэтому хочу знать.
— Убийство, — признался человек. — Шеара убить нелегко, но у меня есть средство. Яд сорока самых опасных змей из сорока разных миров, смешанный с соком итерианского черного аконита.
Шеар с трудом сдержал нервный смешок.
Нет, средство верное. И готовился Генрих, очевидно, не один год, начав задолго до появления Тьена в Итериане. Скупал или выменивал на что-то у путешествующих по мирам редкие яды, что собирают для изготовления чудодейных снадобий. Вычитал рецепт в древних книгах, взятых наверняка в библиотеке самого Холгера — чем не повод хохотать до слез?
— Шеара можно убить проще, — сказал Тьен, мрачнея. — Например, голову отрубить. Или ударить прямо в сердце.
Лэйд сник, осознав, какую задумывал глупость.
— Где яд? Здесь, у тебя?
Генрих кивнул.
— Принеси.
Человек медленно побрел к двери. Вернулся через несколько минут и, не глядя в глаза приемному сыну, протянул обернутый непромокаемым альвийским шелком флакончик.
— Только… — голос его тревожно дрогнул, — осторожнее…
Правильно собранный сок черного аконита, растущего на Полуденном материке Итериана, разъедает кожу, оставляя болезненные ожоги. Смешанный с ядом змей он за секунду проникнет в кровь, и даже организм шеара не справится с отравой. Но Тьен и не собирался выпускать смерть из-под крышки.
Воздух поднял флакон из темного стекла на уровень глаз шеара и окружил плотным коконом.
Огонь, по силе равный тому, что горит в недрах мира, в мгновение смял сосуд и обратил и его, и его содержимое в пар и пепел, которые прочно удерживала прозрачная сфера.
Открыв окно, шеар выпустил остатки сгоревшей смерти.
— Те, в людском городе, знали об этом? — спросил он у Лэйда.
— Нет, они…
— Вот и хорошо.
Пусть Холгер сам разбирается с заговорщиками, если они ему интересны. А насколько Этьен мог судить, сам будучи шеаром, интерес этот долго не продержится, есть дела и поважнее.
— Забудь об этом разговоре, — повторил уже сказанное ранее Тьен. Встряхнул Лэйда за плечи, заставив поднять голову, и посмотрел в заслезившиеся глаза. — Только о разговоре.
Он подтолкнул отца к двери, уже зная, что Генрих проспит до утра, а то и до середины следующего дня. К тому времени что-то уже решится.
— Не бери в голову, — отмахнулась Лили, к которой он пришел за советом, прежде чем отправиться во дворец. — Думаешь, Генрих и его друзья — первые, кому пришла мысль сместить правящего шеара? Недовольные находились всегда. Мало кто понимает истинную роль шеара в жизни Итериана и всего великого древа. Большинство видит лишь формального правителя, чья власть, хоть и велика, но не безгранична. Да, без шеара не пережить новую волну, но никто и не помышляет остаться без носителя силы четырех. Всегда есть его сын или внук, который кажется кому-то более умным, чтобы править, или более глупым, чтобы им можно было управлять. Так было и, увы, не раз еще будет.
— И в чем смысл? — Тьен искренне недоумевал.
— Ни в чем. В Итериане есть все, о чем в других мирах можно только мечтать. Все и у всех. Для существ мыслящих это неприемлемо. Отсутствие сложностей задерживает духовное развитие с перспективой опуститься однажды до уровня животных, главные цели которых — есть и плодить себе подобных. Потому мы вынуждены сами создавать себе эти сложности. Кто-то ищет себя в науке или искусстве, ставя перед собой новые и новые задачи, кто-то уходит в иные миры, где строит жизнь с нуля. А кто-то пытается пересмотреть действующую систему власти. Причины, по которым кто-то хочет сместить правящего шеара, самые разные, от необоснованной неприязни до… обоснованной неприязни. В случае с Холгером это неприязнь обоснованная…
— Чем?
Сам Этьен любви к венценосному родителю не испытывал, но не мог не признать, что Холгер — отличный правитель, мудрый и опытный, и категорически не заслуживает быть низложенным в пользу бастарда-полукровки.
— Многими факторами, — усмехнулась альва. — Он умен, красив, силен. К тому же женат на Арсэлис.
— А с ней что не так?
Шеари Этьену не то чтобы нравилась, но в сравнении со старушкой Йонелой вызывала некоторую симпатию.
— Она — флейма. Уже семь поколений правителей женятся исключительно на дочерях Огня или Воздуха. То есть, выказывают явное пренебрежение Земле и Воде.
— Наследственные предпочтения? — попытался пошутить Этьен.
— Не исключено, — согласилась женщина. — С учетом того, что супруга правящего на тот момент шеара Вердена была сильфидой, и после истории с твоей матерью сильфы не рвались представлять наследнику потенциальных невест. А вот водяные и альвы сочли себя оскорбленными, когда Холгер выбрал Арсэлис. Хотя мне его выбор понравился.
Отчего-то не возникло сомнений, что ее одобрение повлияло на принятие окончательного решения…
— Кто же ты такая? — на миг забывая о теме разговора, спросил Тьен. Этот вопрос давно напрашивался, но задать его он не решался, а тут буквально выпалил: нервы, видимо.
Альва не удивилась. Только в глубоких синих глазах промелькнуло что-то неуловимое, и уголки губ приподнялись в полуулыбке.
— Советник по общим вопросам? — предложила она вариант ответа. — Общение с шеарами и для меня не проходит бесследно. Я вас, скажем так, понимаю. Если это вообще возможно.
Общение. Близкое общение.
Имелся у Тьена один вопрос, еще из прошлой жизни, и за годы в Итериане он так и не нашел случая узнать у Лили, к чему был тот поцелуй, до истерики напугавший Софи. Сейчас сам понял ответ.