Я их всех на первых порах пустила пожить у меня… вернее, у Фани, чем вызвала плохо скрываемое недовольство Михаль и открытую вражду с Гилой. Но мне, честно говоря, было уже по барабану: до демобилизации Эден Фаня оставила квартиру мне? Мне. Вот и отвалите с вашими претензиями. Я понимаю, что «Тания» вам уже не нужна, раз нету больше моей подопечной, ну так и вы мне не нужны в таком случае. Перетопчетесь. Как минимум шесть лет у меня в полном распоряжении квартира в престижном районе на Площади Республики.
Томеру они, видно, хвоста накрутили, и он тоже перестал со мной общаться, звонить и приезжать. Уж не знаю, что у них там произошло, но похоже, на этот раз Гила терпеть похождения своего муженька не стала и поставила ультиматум. Не могу сказать, что мне это было все равно, как-то очень неожиданно отважный боевой офицер оказался подкаблучником и маменькиным сынком. И видеть это было неприятно. Собственно, теперь у него и возможности приезжать не было, кончилось вот это: «навестить бабушку».
Только Эден по старой памяти продолжала прибегать ко мне на уроки музыки и, наконец-то, заинтересовалась фортепиано по-настоящему. Привозила ее на занятия исключительно Гила, не поднимавшаяся в квартиру — ожидала дочь в машине внизу, чтобы со мной не встречаться. Я, естественно, порыдала из-за Томера пару ночей, как у нас, у баб, водится, попереживала, а потом — опять же, как у нас водится — обозлилась. Всё? На этом вся любовь? Права была Фаня, никуда он от Гилы не денется. Это меня всегда поражало: отчаянные на войне, идущие в огонь без страха и сомнений, готовые на драку и на смерть, мужчины совершенно беззащитны перед женами, которых почему-то боятся как огня. И если возлюбленный мой так легко сдался на милость победительницы, то, значит, не так уж он меня и любил. Любил бы — был бы со мной. А так я для него просто интрижка на стороне, отчего ж не потрахаться с новой бабой?! Тем более, русская — пикантно. И, скажите теперь, на что он мне такой нужен? Будет потом и от меня на сторону бегать, а дома врать. Пошел он. Как-то враз и любовь прошла, и переживать перестала.
Пока Катька рожала, мы с Рубиными сняли квартиры в Бат-Яме — там дешевле, чем в Тель-Авиве, да и надо было быть поближе друг к другу, чтобы срываться и мгновенно прилетать на помощь молодым. В одном городе, но, не приведи, Господь, не вместе. Перегрыземся, однозначно. А так — удобно очень: можно позвать бабу Таню или бабу Нату погулять с крохой, а станет ребенок постарше — отправлять их на детскую площадку. Один у черт у бабушек график свободный, вот пусть и занимаются любимой внучкой. А мы что, мы с нашим удовольствием, как говорится.
Вот в один прекрасный день я чинно прогуливаюсь с Диткой по набережной, даю родителям возможность работать и зарабатывать. Володя чуть ли не на второй день со своим свободным английским устроился в какую-то фирму по компьютерам, я в этом мало что понимаю, но говорят, это очень перспективное направление. Забегая вперед, скажу — ставка была сделана удачно: сейчас он зарабатывает большие деньги, чем-то там руководит в какой-то крупной компании, что-то американское. Катюша тоже руководит чем-то, я как всегда плохо понимаю, чем она занимается. Работает, в достатке — ну и славно, а что нам, старикам, надо? Так что качу я коляску, курлыкаю с внучкой, бормочу ей что-то ласковое и невнятное, как все бабушки. В это время визжат тормоза, и около нас резко останавливается большая красивая машина, из которой выходит… Да нет, вылетает Леха. Надо же! Проезжал мимо, увидел меня, остановился.
— Привет, Таня!
— Здорово, Леха!
— Твоя? — кивнул на коляску.
— Моя.
— От того… да?
— Дурак ты, Леха, как был, так и остался. Это внучка моя!
Тут он, ясное дело, обалдел.
— Да ты что? Так ты бабушка?!
Хотела я ему ввернуть, что ты, брат, так получается с будущей бабушкой спал, но сдержалась. Ужасная банальность, еще и пошлая.
— Леха, у тебя как с логикой? Если это моя внучка, то, конечно, я — бабушка. А что, бывает иначе? Ты-то как? Сто лет не виделись. Женился?
— Развелся. Какая девочка славная! Это ведь девочка!
— Редкая догадливость. Это Николь-Иегудит, Дита.
— Забавно. Пройдемся? Погоди, только припаркуюсь.
Ну, давай, паркуйся. Попробуй на набережной стоянку найти, а я посочувствую. Нет, смотрю, кинул машину на платной стоянке, не пожадничал, а сам чуть не бегом ко мне.
— Для бабушки, Танюш, ты слишком красива.
— Леха, я взрослая пожившая тетка, меня на такие глупости не купишь.
— Я и не покупаю. «Правду говорить легко и приятно», говорил один персонаж известного романа…
— О, знаешь, Леха, по поводу того же романа! А я ведь только в Израиле сообразила, что этого героя звали не Иешуа га-Ноцри, как мы привыкли, а Иешуа га-Ноцри, представляешь?
— Спросила бы меня, я бы тебе сразу разъяснил…
И пошли мы с ним, как приличные бабушка с дедушкой, на прогулке с внучкой, неспешно беседующие об искусстве. Ну и доходились, в будущем году будем праздновать серебряную свадьбу. Кто бы мог подумать? С Лехой? Сама в шоке до сих пор. «Мама вышла замуж» называется, было такое старое кино. Родня моя новоявленная сначала тоже была в ступоре от стремительного изменения судьбы одинокой женщины, но и они быстро привыкли к интеллигентному человеку, без сомнения обожающему Татьяну Константиновну. Слетали мы с ним на Кипр, расписаться, так что получилось будто скидка на распродаже: два в одном. Стала мужниной женой, заодно и вторую заграницу посетила.
А что мой Игаль? Да ничего. Приходил мириться несколько раз, был послан далеко-далеко, я умею, вы в курсе. Оформили с ним развод у адвоката сразу же после того, как я получила статус постоянного жителя Израиля. В МВД даже не удивились, что я так быстро зарегистрировала развод с одним и тут же — брак с другим. Они и не такое видали. Вот так я Леху в одночасье сделала дедом. Его-то родная дочь с этим не торопится. И слава богу, наверное.
Эден иногда забегает к нам по старой памяти. После армии она улетела в Лондон, пыталась сделать рок-карьеру, играла в разных группах, то на гитаре, то на клавишах, но ничего не добилась. Как и ее учительница. Зато стала неплохим музыкальным продюсером, теперь они с Лехой обсуждают принципы звукозаписи, она его даже к себе в «зе кэпител оф грейт Бритн» вывозила, чтобы он им там в студии с чем-то помог. Леха молодец, быстро освоил компьютерное сведение, так что и в Израиле у него работы было полно, пока на пенсию не вышел.
А я… я по-прежнему набираю учеников, просто, чтобы не потерять квалификацию. Деньги беру смешные, да и не для денег это делаю: Лехиных заработков нам и раньше вполне хватало, и сейчас у него пенсия из Учебного телевидения немаленькая, он же там кучу лет отработал. Так что мы с ним и по миру смогли покататься, и в Краснотурбинск я его свозила, иностранца. У меня-то российский паспорт остался, а он уезжал еще из СССР, тогда отщепенцам и предателям родины от гражданства требовалось отказаться. За большие деньги, между прочим.
А он мне показал Питер, в котором я никогда не была, и Москву, через которую летели транзитом. Сильное впечатление, конечно. Настолько разные города, настолько разная жизнь, настолько это все сегодня по-европейски выглядит… Просто замечательно!
Да только садясь в самолет до аэропорта Бен-Гурион, я подумала, что лечу домой. «Домой», понимаете? А ведь и правда здесь мой дом. Дочь, внучка, муж. Дом.
Дитка — тот самый бутуз в коляске на набережной — отслужила в армии. Естественно, в авиации, где же еще, там же форма красивая! Потом девочка год шлялась по миру, добавив седых волос бабушкам и морщин родителям. И я окончательно поняла, что Фанечка имела ввиду, когда говорила про страх за детей, но особенно — за внуков. Как раз на второй год службы нашей Дитки пришлась операция в Газе под названием «Нерушимая скала». И хоть была наша девочка достаточно далеко от боевых действий, работала на вертолетной базе, но все равно ты трясешься каждый час и днем, и ночью, изнуряет тот самый страх, который здесь все переживают, страх, от которого никуда не деться, с которым ложишься спать и просыпаешься по утрам. И еще болит сердце за тех мальчишек, что гибнут в боях с террористами. О том, что чувствуют их родные, я стараюсь не думать. Это невыносимо. Опять же стала понятной болезненная страсть израильтян к выпускам новостей. Вот скажите, как можно оставаться психически здоровым, когда твой ребенок, щекастая кукла в памперсах, теперь на войне — этого я не смогу понять никогда. И не важно, что не в окопах. Все равно на войне. Все мы тут немного психи из-за этого.
Сейчас Дита учится в Тель-Авивском университете, выбрала факультет телекоммуникаций, что-то очень современное, там дед с той стороны повлиял. От меня-то какая польза? Разве что сносно бренчать на гитаре ее научила. Дитка стала длинная, тощая, на голову выше всех в нашей семье. Видно, морской воздух так влияет, не иначе. Говорим мы с ней на иврите, русского она практически не знает. Только некоторые слова, не скажу какие. Тоже интересный экспириенс, о котором никогда и подумать не могла — я буду разговаривать с собственной внучкой на иностранном языке. Странно, правда?
Дедушке Леше недавно исполнилось семьдесят. Забавно, когда твоему мужу восьмой десяток. Ну так и баба Таня уже не девочка и даже не женщина — просто молодящаяся старушка далеко за шестьдесят. Вообще-то, конечно, скорее старушка под семьдесят, но до этого надо еще пару лет дожить, так что дайте бабушке пококетничать. Никогда не думала, что доберусь до такого возраста. В двадцать, когда я родила Катьку, высчитывала, сколько будет ей, когда мне стукнет сорок — это казалось далеким и весьма преклонным возрастом. Если учесть, что моя сексуальная жизнь бурно расцвела именно после сорока, то понятно как жестоко я ошибалась. Машину, кстати, водить я тоже только после сорока начала. А Дита — в восемнадцать. Я до сих пор боюсь на трассу выезжать, а эта гоняет только визг стоит. Еще и мотороллер себе купила, чтобы по пробкам не мотаться. Теперь бабушке и из-за этого дурацкого мопеда трястись. Будет мне покой хоть когда-нибудь?