Я говорил майору Кудрявцеву: «Если ты не пустишь меня в увольнение, я пойду в самоволку в церковь. Тебе неприятность будет, честное слово». Он был добрый мужик. «Вот тебе увольнение, только ты не ходи в церковь». Меня считали баптистом одно время, не знаю почему. Ну, знаешь, как люди говорят, у человека должна быть чудинка. Так и у меня была чудинка своя.
ЮР Тогда у тебя уже было увлечение этими историческими памятниками?
ИД Да, было, страсть к истории. Я, когда приехал в Москву в 54‐м году, практически через день ходил на Красную площадь. Еще во дворе ребята удивлялись: что ты там делаешь? А я через каждый божий день ходил на Красную площадь, смотрел. Еще ничего я не соображал, ничего не знал, но просто меня тянуло.
И когда ко мне отец приезжал, я его постоянно водил в Исторический музей. Это было святое дело. Сам ходил туда десятки раз. Тяга у меня была с детства к истории.
Сколько я себя помню, столько и занимался историей. Говорят: «Что ты не стал историком?» Да, может быть, потому не стал, что жестянщиком еще лучше. Кто крыши будет крыть?
ЮР Знаешь, Вань, ты историком и стал по существу.
ИД Ну да. У каждого свое призвание есть. Потому что все учились на одного, а стали совершенно другим заниматься. Ты же не журналистом начинал. Пловцом же был или кем в институте физкультуры?
ЮР Вот ты вернулся из армии. Где ты жил? Мама еще жива была?
ИД Мать моя была жива. И она получила комнату маленькую в Столешниковом переулке, в том же доме, где жил Гиляровский, только во дворе – маленькую конурку. И пошел я работать портным в ателье, пока не налетел. И учился в вечерней школе.
ЮР Это тебе двадцать шесть лет.
ИД Да. Я сдаю экзамены, получаю аттестат зрелости, из ателье ушел уже. Я уже работал на пилораме.
Я подаю документы, у меня хороший аттестат был. Ни одной тройки не было, восемь пятерок, четыре четверки. Подаю документы в МГУ. Романо-германская группа, немецкий язык, поскольку я был очень способен к гуманитарным наукам. Это вот здесь, на Моховой. Я должен 4 августа сдавать первый экзамен. А 31 июля ночью я получаю повестку на военные сборы.
ЮР А разве они имели право? Ты же экзамены должен был сдавать?
ИД А кого это интересовало тогда? Три года я служил, а еще три года меня могли призывать на сборы. И нас призвали в Таманскую дивизию, это Алабино, где-то в тех краях. Сформировали огромные батальоны. И обещали в 68‐м году, к Октябрьской, направить туда, на дальневосточную границу, поскольку, помнишь, было очень большое напряжение с китайцами. В ГУМе разбрасывали листовки: «Не покупайте шубы – будет жарко». Но нас направили в Казахстан. Были огромные эти батальоны для помощи в уборке урожая, военизированные.
ЮР Целина?
ИД Да. 67‐й год. Нас направили туда, Кокчетавская область, и мы там пробыли довольно долго. Когда там все окончили, нас не распускали, а погрузили в эшелон и повезли в Курскую губернию, станция Коренево. А там мы убирали свеклу, обыкновенные солдаты в шинелях. И из Коренева я бежал домой в самоволку вместе с ребятами. Нас называли партизанами и ловили патрули. Ложка у меня была за голенищем. Я помню, как я бежал под вагоном. Ложка выскочила. Подумал: «Ложка, черт с ней». Прибежал домой, а потом уехал в часть. И нас вернули только в декабре.
Я матери написал письмо: «Матушка, пойди, хоть документы мои забери, а то ведь пропадут». Я ей указал какие, она забрала документы, и так я не попал на романо-германскую группу.
Оттуда приехал, сразу думаю: что ж годы терять? Подал в Московский институт геодезии и картографии, а там был зимний набор. Я туда попал на заочный. Единственное, что там толкового успел сделать, – прошел за год самостоятельно математику за три курса. Все пришли сдавать за первый курс, а я уже сдал за третий курс математику всю. А потом все позабыл. Что тяжело было в институте, поскольку практики нет – это теодолитный, нивелирный ход… Надо было работать в поле, а я работал уже в ЖЭКе.
ЮР А как ты в ЖЭК попал?
ИД С пилорамы. Система была одна и та же. Пилорама принадлежала ремстройуправлению Бауманского райжилуправления, которым руководил Вениамин Абрамович Зильбергейт. И мне его заместитель говорит: «Мы тебя не хотим терять как пионервожатого», я там себя очень проявил хорошо. «Мы хотим, чтобы нам не просить каждый раз, иметь тебя под рукой. Поэтому ты приходи».
ЮР А как ты с детьми?
ИД С детьми? Хорошо. У меня куча фотографий есть. А дети Зильбергейта были в моем отряде. Он был такой классный мужик, командовал танковой ротой во время войны. Я говорю: «Вениамин Абрамович, мне бы телескоп». – «А зачем тебе?» – «Да я ведь астрономией увлекался еще до института, любитель был». Я в армии изучал ее по книге Ивановского «Разведка далеких миров». И он мне привозит телескоп.
И я с детишками соорудил площадку, тумбу такую, и стали в телескоп глядеть, и Луну по кратерам разглядывали. А доктор был – Корона Борис Анисимович, он заметил, что я с детьми по ночам звезды караулю. И несмотря на то, что друг мой большой был, такой шум поднял! У него же главное, чтобы дети в весе прибавили. А тут дети не спят, смотрят в телескоп, и он возмутился, сказал, что они маленькие, пускай ночами спят, надо соблюдать режим и прочее. Но мы все равно потихоньку с детишками смотрели в телескоп и на Луну, и когда спутник летит, следили. Доктор несколько раз рассказывал, что он обедал со Сталиным до войны. Я думал, что дед фантазирует, хотя тип был интересный.
Он был санитаром еще в Чапаевской дивизии во время Гражданской войны. Семь лет работал в Персии. Знал английский, немецкий, персидский языки. А от одиночества в старости стал возиться с детишками. А я, поскольку любознательный и вижу, что человек действительно много знает, часто к нему приходил. И он меня все пытался французскому языку научить, много рассказывал. И говорил мне, что не раз обедал со Сталиным.
ЮР В Тегеране, что ли?
ИД Нет, здесь. А потом оказалось вот что. Когда ко мне попал немецкий журнал «Шпигель», там было воспоминание Аллилуевой. И была схема родственников Сталина, портретики. И вдруг я читаю – Корона Мария Анисимовна. А он мне рассказывал про свою сестру. Она была замужем за Александром Сванидзе, Алёша была его кличка, он родной брат Екатерины Сванидзе, первой жены Сталина. В 1904 году они женились, а в 1905-м она родила Якова и родами умерла. Так вот ее родной брат был женат на родной сестре Бориса Анисимовича Короны. И тогда-то я сообразил, что он мне правду говорил. А уже было поздно, доктор помер.
Он долго сидел в воркутинской тюрьме, когда расстреляли Сванидзе. Он даже показывал следы пыток, много чего рассказывал. И он писал заявление на фронт, когда началась война, но сделали его только начальником тылового госпиталя.
А начальником нашего пионерлагеря был Меламед Наум Яковлевич. Это вообще был потрясающий человек. Он был политрук сибирской дивизии Полосухина. Жуков приказал ему «заткнуть дырку». Их немцы перебили почти всех, Полосухин погиб, а Меламед вынес знамя дивизии и документы.
Он был директором автошколы. Я долго потом с ним дружил, до самой его смерти. И когда он был у нас начальником лагеря, он организовал поездку всего лагеря на Бородинское поле. Представляешь, из Салтыковки заказать автобусы, заказать полевые кухни и повезти на Бородинское поле детей. Когда он сказал, что во время войны был на этом Бородинском поле, директор музея в него вцепился – «пиши воспоминания».
Он окончил службу, по-моему, полковником, начальником политотдела дивизии. А потом, когда было большое сокращение армии, по-моему при Хрущёве, у нас многие пошли работать в домоуправы.
ЮР Скажи, Ваня, кем ты стал работать?
ИД Меня взяли техником-смотрителем. Поэтому я знаю тут людей, многие истории домов. Представь себе: портняжка, потом бревна катал, и вдруг – техник-смотритель.
ЮР Образование бросил уже?
ИД Нет, учился. Я сюда пришел в 66‐м году из-за жилья. Дали служебное помещение, все замечательно было. Поработал техником-смотрителем. А слесаря были какие? Колька Салахов. Я выпишу унитаз на 45‐ю квартиру, жилец приходит, а унитаза нет. А он, паразит, его пропил. Я помаялся-помаялся. Кровельщик тоже был жуткий пьяница, а улица наша – магистральная. Идет демонстрация, надо, чтобы никаких сосулек не было.
ЮР Ты имеешь в виду Покровку?
ИД Чернышевского тогда. По ней демонстрации ходили. Он напьется, и его нет. И мне приходилось самому вместо кровельщика. Я подумал-подумал, на черта он мне нужен? Я лучше буду сам кровельщиком. Написал заявление, что прошу меня перевести из техников-смотрителей в кровельщики.
ЮР А ты же не знал этого дела – кровельного?
ИД Поскольку я портняжил, крой-то мне легче давался. И летом я окончил курсы жестянщика. И тоже получил хороший разряд – шестой. А потом здесь, у нас, работал Сергей Павлович Комаров. Он был самородок настоящий, ты его не застал. Он был во всем талантливый. Настроит пианино, сам играет «Барыню». Потом приходит, говорит: «Андреич, посмотри, ты портной, я себе пальто перелицевал». Он был и сварщик, и слесарь, и жестянщик… Так я обрел полезную для людей профессию. И параллельно стал заниматься собирательством.
Это у меня было в крови. В 57‐м году вышло постановление: стали выселять из подвалов. Люди стали бросать мебель. Красное дерево бросали, карельскую березу. Выезжали и бросали. Мало того, очень много икон бросали. И я их стаскивал постоянно в мастерскую к себе. Много натаскал их.
Еще я очень много натаскал бронзовых люстр. Но кто-то влез ко мне и люстры забрал. И иконы тоже. Я еще подумал: «Вот интересно: кто-то бросает, а кто-то ворует. Как же так?» И я заинтересовался и начал читать литературу по иконописи и прочее.
А до этого я собирал марки, монеты. Работая вожатым с ребятишками, я занимался сбором лекарственных трав. И сдавали мы травы в реутовскую аптеку. Мой отряд перевыполнил план в одиннадцать с половиной раз. И мне заведующая говорила: «Ваня, а что будет, если вы не приедете, на меня же наложат огромный план в связи с тем, что я сдала столько ромашки, подорожника и пижмы». Насобирал свои марки, конверты, монеты и все раздал детишкам.