но странным, что у нас всенародно плачут в день, когда погиб поэт.
ЮР А возможно ли пушкинскую поэтическую мысль понять за рубежом? Существует ли некое единое представление о поэтической мысли? И возможно ли воспринимать поэзию и обычному человеку так, как ты пережила Галактиона, или, может быть, Пастернака?
БА Мы часто сегодня вспоминаем Бориса Леонидовича. Кстати, 10 февраля по новому стилю, день смерти Пушкина, это ведь еще и день рождения Пастернака. Так что если кто-то очень хочет утешиться в этот день… И переводы, совершенство переводов – это переводы Пастернака, его перевод «Фауста», Шекспира. Для меня они совершенны. Это не только музыка по-русски, но что-то очень современное. Возможно, я потом прочту короткое стихотворение. Совсем короткое. Там… Все, конечно, это знают: из окна кабинета Пастернака в Переделкине видно место, где он похоронен. Одной сосны нет, она от грозы как-то пострадала. Но он видел это место. Просто в этом маленьком стихотворении есть пунктир между окном и кладбищем. Ну это географическое объяснение, а все остальное и так понятно.
Февраль – любовь и гнев погоды.
И, странно воссияв окрест,
великим севером природы
очнулась скудость дачных мест.
И улица в четыре дома,
открыв длину и ширину,
берет себе непринужденно
весь снег вселенной, всю луну.
Как сильно вьюжит! Не иначе —
метель посвящена тому,
кто эти дерева и дачи
так близко принимал к уму.
Ручья невзрачное теченье,
сосну, понурившую ствол,
в иное он вовлек значенье
и в драгоценность перевел.
Не потому ль, в красе и тайне,
пространство, загрустив о нем,
той речи бред и бормотанье
имеет в голосе своем.
И в снегопаде, долго бывшем,
вдруг, на мгновенье, прервалась
меж домом тем и тем кладбищем
печали пристальная связь.
Ты знаешь, что меня в Грузии печатали больше, невзирая на какие-то запреты московские, и мои стихи, посвященные Пастернаку, не эти, а другие, были напечатаны в журнале «Литературная Грузия». Так, как и многие-многие мои другие вещи. В Москве нет. Потом только.
Но я к чему. Что уже после смерти Бориса Леонидовича я получила письмо. К несчастью, это письмо мной потеряно из-за каких-то перемен мест жительства. И вот мне писал один замечательный человек. Простой, как говорится. В депо он работал где-то на юге России. Он мне написал, потому что прочел эту «Литературную Грузию» с посвящением Пастернаку. И что же пишет мне этот человек? Тогда вышел однотомник Бориса Леонидовича Пастернака. Он просил меня посодействовать ему в приобретении этой книги. Я вкратце расскажу длинную историю, она продолжалась всю жизнь этого человека, который работал в железнодорожном депо, и всю жизнь Бориса Леонидовича. Это письмо написано очень изящным слогом, очень изящным. Он написал мне, что впервые он увидел Пастернака в Питере, тогда он Ленинград назывался, давно это было. И Пастернак выступал, а этот человек тогда был рабочим, как и до конца дней своих. Ему не понравилось, что Пастернак читал. Он не понял. А у него была такая гордость рабочего человека (и он это изумительно описал), и он был как-то уязвлен, как-то оскорблен, что вот он понимает, как работать, что у него и ум, и смекалка, и все при нем, а этот бред, бормотание ему непонятно. И он написал письмо Пастернаку. В Москву. И Борис Леонидович получил это письмо. Там как-то он к нему обратился даже не Борис Леонидович…
ЮР Товарищ Пастернак.
БА Вот что-то в этом роде. «Я слышал, как вы читаете, мне это очень не понравилось. Это очень замысловато, не имеет никакого отношения к жизни». И вдруг он получает письмо от Бориса Леонидовича. Он пишет: дорогой мой, уважаемый, высокочтимый, называет его имя, только сообщите мне ваше отчество. Как вы написали мне замечательно. Я все время мучаюсь, вы один точно указали мне все мои недостатки, которые для меня так мучительны. И я посылаю вам новые стихи, если у меня выйдет книжка, а тогда еще книжки выходили его, я сразу же вам ее вышлю.
Этот рабочий получил письмо. Он был поражен его тоном, и те стихи, что он прочел, ему как-то понравились уже. И он написал: я прочитал, и мне понравилось. И они всю жизнь переписывались. Борис Леонидович посылал ему иногда рукописное какое-то стихотворение, а иногда книжки, когда выходили, все-все. И он, по этому письму судя, как будто… учился, как и его адресат. Доброта Пастернака, так она подействовала, никаких университетов. Эта переписка сделала из этого человека высоко мыслящего, безукоризненно ощущающего слово читателя.
ЮР А существует ли в твоих стихах некая внутренняя сквозная тема? И кто герой твоих стихов?
БА У всякого сочинителя есть один такой неизбежный герой. Это он сам. То есть то, что называется лирический герой или как-то. Мне уже не однажды приходилось говорить, что только Веничка Ерофеев дерзнул своего героя сделать своим тезкой.
ЮР У него всегда есть возможность отречься.
БА Критики, понятно (хотя сейчас их никто не помнит), мне очень помогли в том смысле, что их хула содеяла мою известность, которая потом стала для меня оборонительной, защищающей. Потом, когда они спохватились, то уже неизвестно было, что со мной делать. И всегда меня упрекали и в высокопарности, и в том, что это народу не надо. Во-первых, никто не знает, как народу угодить. Если специально хочешь угождать, если притворяешься, как все эти авторы, то ты неизбежно придешь в тупик своего так называемого патриотизма. Они же, эти авторы, в каком-то замкнутом пространстве обитают.
Потому что все искусство мира тебе должно быть открыто, и любой народ тобой должен быть любим, иначе кто ты? Никто. Ко мне всегда очень хорошо относились так называемые простые люди. И у меня есть герой. Он иногда назван по имени. Это из таких не всегда трезвых, всегда довольно плохо одетых…
Поверь на слово, он существует. Это не значит, что эти герои прочтут эти мои стихи когда-нибудь. Но они есть, они воспеты, я их люблю. А кто они? Это и есть мои соотечественники, которых множество, множество. И все они незнамениты.
И последние мои сочинения, там просто по имени… Надеюсь, что это все во славу этого человека, который в нижайшей должности, во славу его как бы. Но сам он навряд ли это прочтет, а там просто фамилия его названа. Ну, это новые стихи, в книжке их нет.
ЮР Ты не помнишь на память стихи?
БА Нет, я помню те, которые мне приходилось много раз вслух читать. Но я сейчас меньше выступаю, не стыжусь держать в руках книгу или рукопись, потому что я не хочу разучивать наизусть собственные сочинения. Это не мое дело.
ЮР В каких ты отношениях со своими стихами?
БА Я очень строго к себе отношусь. Это известно, это даже по черновикам моим видно, да и просто по многим-многим признаниям, которые в стихах же и есть. Сурово. Потом черновики. Правда, некоторые у меня легко так слагались. Вот, наверно, за хорошее поведение, за отдаленность от суеты любого рода. И за близость. Очень на меня действует деревенская речь. Я еще застала бабушек, которые чудом дожили до наших дней, претерпев все горести и все испытания. Уже благоденствия никто не испытывал. Ну, язык замечательный не только в северных местах, но и в вологодских.
ЮР В архангельских тоже, где я бывал.
БА Но и вблизи Тарусы я еще видела таких людей. Да и в Подмосковье я застала. Еще говорили замечательным русским языком. Бабушки, которые никогда там букваря не читали. Но он для них – родная речь. И это мне очень много давало. Очень. Хотя я никогда не старалась им подражать или воспроизводить вологодский акцент или там сибирский.
ЮР Беллочка, я знаю, что сейчас усилиями, главным образом, конечно, не твоими, а Бориными, готовится издание трехтомника. Как сказал мне Борис, который волнуется и хлопочет… там три тома по шестьсот страниц[10].
БА Кошмар. От меня это втайне происходит.
ЮР Ну, я выдаю эту тайну, потому что я думаю, не сегодня завтра ты узнаешь это.
БА Слишком много. Там стихи, проза, переводы. Много. Но меня не столько величина эта пугает, хотя я всегда вот с… моим дорогим издателем всех грузинских книг боролась, чтобы меньше было. Меньше, но лучше. Он меня не слушался и вставлял совершенно, как мне кажется, лишнее. То, что я больше не перепечатывала потом, но он говорил, что он составитель и не надо с ним спорить.
Меня не столько пугает этот объем, сколько то, что это, наверно, будет дорого стоить. А мои читатели – люди не очень состоятельные…
ЮР Воздадим все-таки должное тем, кто принимает участие в этом, я не сомневаюсь, замечательном издании, и полюбопытствуем: не странно ли тебе столкнуться с такой массой своих же стихотворений?
БА Но я уверена, что Борис и те, кто ему помогал, старались тоже выбрать. Может быть, они нашли много смешного, потому что там всякие мои экспромты, надписи на книгах, если это сохранилось у кого-то.
…Над ним планет плохое предсказанье.
Весь скарб его – лишь нищета забот.
А он, цветными упоен слезами,
Столба боится, Пушкина зовет.
Есть что-то в нем, что высшему расчету
Не подлежит. Пусть продолжает путь.
И нежно-нежно дышит вечность в щеку,
И сладко мне к ее теплыни льнуть.
ЮР А современность, которая окружает, как ты воспринимаешь сейчас?
БА Тоже вечность в какой-то мере.
ЮР Временная вечность.
БА Я ее воспринимаю с болью за других людей, которым хуже, чем нам с тобой. Но сама я знаю: мое утешение только в том, что я много писала в последнее время. Некоторые очень это время корят. Просто не помнят, что было прежде. Я это очень помню, очень. Я очень хорошо помню страдания и мучения других людей, которые все время сопутствовали моей жизни. Ну это коснулось всех, и только равнодушные, только те, которые совсем ничего не помнят, и не знают, и не жалеют, могут вспоминать о каких-то днях, когда у них все было. Я такого не видела, я не видела.