ЮР Различается отношение к врачу здесь и дома?
ВМ Здесь врачам очень доверяют: ты делаешь какую-то сложную операцию, а в этом они не видят ничего необычного. Больные приходят, ты их оперируешь, они тебя благодарят и уходят.
ЮР Благодарят как? Спасибо?
ВМ Спасибо скажут, могут письмо прислать или там подарить букет цветов, на этом ограничиваются, всё. А если из России больные, они почему-то благодарят во много раз более выраженно. Они стараются проявить какие-то знаки внимания.
Но это не советский феномен. В Японии, это я знаю из первых уст, там тоже, если хочешь, чтобы тебя профессор смотрел, соперировал, ты должен пойти к нему домой, отнести подарок, деньги, так сказать. Тут еще традиции, не обязательно это связано с тем, что люди развращены. Я не знаю, но в принципе так не должно быть. Потому что врач должен быть так обеспечен, чтобы ему это было не нужно. И больной должен так понимать, что раз он, допустим, застрахован, ему ничего не надо больше делать. Когда между врачом и больным стоят уже вопросы меркантильные, теряются очень многие вещи.
В Германии вообще подарки не принято дарить. Они считают, что ты сделал свое дело, ты обязан это сделать. Если сделал хорошо, то большое тебе спасибо, и привет.
ЮР А принято здесь вознаграждать сестру за то, что она ухаживала за больным, платить?
ВМ Нет, не принято. Это в каждом контракте указано. Ты можешь принимать подарки от больных только в том случае, если они идут на пользу, так скажем, коллективу. Он может, если захочет, купить кофейную машину, подарить отделению. Он может купить радио или телевизор и подарить отделению. Не тебе лично. Цветы – пожалуйста, можешь.
Вот сколько я здесь работаю, сейчас вспомню, что я получал. Я получал цветы несколько раз, один раз бутылку вина, которое мужик сам сделал.
ЮР Но принято здесь поздравлять с удачной операцией?
ВМ Нет. Обсуждается операция, это само собой. Но так, чтобы поздравляли, нет. Это вообще нигде не принято, по-моему, поздравлять. Потому что, если ты ведешь поезд с одного конца на другой, ты привел, тебя же никто не поздравляет, то же самое и здесь. Чего поздравлять? И между коллегами здесь цивилизованные, деловые отношения. А чтобы дружили… В больницах мало кто дружит. Люди так надоели друг другу, они так много работают.
ЮР Пересадка сердца – такая романтическая операция долгое время была… Это сложная операция?
ВМ Технически это несложная, рутинная и стандартная операция. Раньше было так, что в день два раза пересадку делали, ежедневно. Сейчас просто резко упало количество доноров. Но это другой вопрос. Операция технически отработанная и простая. Там не надо ничего придумывать.
ЮР Долго?
ВМ Само пришивание сердца длится где-то между тридцатью и сорока минутами. Но есть люди, которые двадцать – двадцать пять минут пришивают сердце, бывает.
ЮР Скорость имеет значение?
ВМ Да, конечно. Нежелательно долго это делать. Сердце и так долго находилось вне организма. Пока его перевозят, оно страдает. Особенно когда сердце долго находилось в пути, врач должен очень быстро операцию сделать. Ночью, как правило, это происходит.
ЮР Почему ночью?
ВМ Ну потому, потому что пока консультации, там, заключение о смерти донора, потом едут туда за сердцем. Все эти решения о том, что это сердце можно пересадить, от кого-то взять, принимаются в течение дня. Но, как правило, это бывает вечером или ночью. В общем, ночная работа.
ЮР Самая сложная операция, которую ты делаешь, что это такое?
ВМ Не одна, есть разные.
ЮР Это комплексные пороки?
ВМ Это сложные пороки, да. Когда надо полностью восстанавливать функцию клапана, функцию перегородки. Когда надо делать большую реконструкцию какой-то части сердца, новую создать. Или надо создать совершенно другое кровообращение. Это сложная операция.
ЮР Скажи, ты чувствуешь свободу за операционным столом?
ВМ В смысле?
ЮР Ну вот ты свободен?
ВМ Абсолютно. Ну конечно, а что? Я не волнуюсь. Я прихожу на свое рабочее место. Как человек-станочник приходит к станку, я прихожу в операционную. Если я себя чувствую скованно, я так же скованно буду работать, понимаешь? Я должен быть расслаблен.
ЮР Ты сталкиваешься с такими ситуациями, когда как бы все тебе ясно до операции, диагноз есть. Ты открываешь… а там неожиданность.
ВМ Бывает, да. Но мы решаем это абсолютно спокойно. Мы вызываем кардиолога, который ставил диагноз. Он проводит дополнительные исследования, мы обсуждаем вместе, можно ли что-то сделать. Причем спокойно, коллегиально, мы не кричим друг на друга, что ты дурак, что ты сделал, ничего не понимаешь… В следующий раз он тоже подумает еще раз.
Конечно, это бывает, когда очень сложные случаи, а мы не хотим больного обследовать, делать какие-то определенные исследования, которые для него могут быть опасны. Особенно у новорожденных, маленьких очень детей.
ЮР Человек может сам без врача что-то сделать, помочь врачу, чтобы сохранить сердце?
ВМ Взрослый, конечно, может, ребенок ничего не может. И когда человеку говоришь, вам нельзя много курить, допустим, вы следите за собой, люди этого не соблюдают, они начинают об этом думать, только когда с ними что-то случится. Есть изъяны, которые даны тебе, увы, природой, нарушения здоровья.
ЮР Скажи, а как определяется качество хирурга? Степень успеха?
ВМ Результаты, конечно, результаты.
Наталья Нестерова[120]: можно ведь уйти в картину и по ней гулять, отключившись от всего
Представляя выдающегося художника современности Наталью Нестерову, я предлагаю вам текст, который когда-то сочинил о ней: «Мы долго искали фон, бродили по желтому летнему саду и по другим садам. По Москве ходили и по другим городам, среди людей, вдоль моря. Море было светлое. Светлый песок и люди в светлом. И все было безмятежно.
Заходили в дома, где обедали, играли в карты, разговаривали или просто думали незнакомые, непохожие, но совершенно узнаваемые мужчины и женщины. Они не обращали на нас внимания. Это был мир, жизнь и искусство Натальи Нестеровой. Мы будем переставлять в нашей передаче полотна в ее мастерской, большие полотна, мощно написанные мазками, не допускающими компромисса.
Все пространство их заполнено тайной, тревогой и ожиданием. Ее радует мир и беспокоит предчувствие. Стоит лишь тебе отвести глаза от картины, оставить ее без присмотра, как что-то произойдет. Произойдет нечто важное не только в жизни персонажей, но и в твоей собственной жизни».
Такой талант у Нестеровой.
ЮР В мастерской Нестеровой я бывал часто, дружу с Наташей давно, но так случилось, что о том, чем Наташа занимается, мы никогда не говорили. Потому что мне представлялось, что живопись – это, вообще, таинство. А как говорить о таинстве?
Настоящий художник создает свой мир. Собственно, для меня мерило художника – есть этот мир или нет. И мне представляется, что у Наташи этот мир существует, она его написала на холсте. Мне не хотелось, чтобы он распылялся, терялся. Но тем не менее написанная картина уходит.
НН Я всегда радуюсь этому, потому что считаю, что, если холст остается в мастерской, значит, наверное, нужно поменять профессию.
ЮР Писатель может сидеть в Тарусе, в Нью-Йорке, в Швейцарии, и тем не менее текст становится достоянием того языка, на котором он пишет, и людей, которые этот язык исповедуют. А перевод, если он возможен, расширяет аудиторию до мировой.
С художником другая история. Если художник работает за границей (как с тобой бывает), он обогащает другой мир, но страна, в которой он родился, вырос и формировался, в какой-то степени теряет его и его искусство.
НН Я так не думаю. Любое искусство принадлежит всему человечеству. И очень хорошо, когда люди разных стран знают то, что делает человек на другом континенте, в другом городе, в другой стране.
Россия была долгое время закрытой, и мне кажется, что мы очень много потеряли. Я точно много потеряла – очень многого не видела. И случилось так, что, поехав первый раз лет в сорок, я пересмотрела какие-то свои чувства, свои знания и взгляды. По репродукциям, по каким-то маленьким привозным выставкам трудно представить грандиозный массив мировой культуры.
Мне один умный человек сказал, что русское искусство, которое уходит за границу и потом возвращается сюда, остается русским, но становится частью мирового. То есть оно обогащает мировое искусство, а потом уже в качестве мирового искусства возвращается и обогащает русское искусство.
С картинами, впрочем, не всегда получается так, потому что они, как правило, оседают за границей и остаются там. Ну и что? Если люди приобретают мои работы и если они получают от них радость, это передается мне – художнику. «У меня висит твоя картина и мне так приятно на нее смотреть» – такие слова меня радуют, и я чувствую тогда, что недаром я стараюсь, недаром я трачу на это всю свою жизнь.
ЮР Бывало, что наши художники, ощущая себя дома весьма значимыми, оказавшись в открытом мире, не особенно котировались.
НН Все по-разному. Кто-то сумел пробиться, кто-то не сумел. Тут система не просматривается. Талант, удача, стечение обстоятельств.
ЮР А может стоять такая задача перед художником – пробиться? Или идея самовыражения может быть достаточной? Такая затворническая идея: какая разница, где ты висишь?
НН Я думаю, что затворничество может быть только после того, как ты посмотрел мир, и тогда тебе пришла идея этого затворничества. А если ты не знаешь, что вокруг делается, то такое затворничество, наверное, скорей, оскопляет.
ЮР Тебя волнует место, которое ты занимаешь в художественном мире? Я-то ставлю тебя вне ряда, сразу скажу, потому что я очень люблю тебя и твои работы, и я считаю, что ты… это слово при жизни не говорят, но вот именно такой художник.
НН Каждый человек, каждый художник ориентируется на какие-то, может быть, свои идеалы, к чему-то стремится. Здоровый человек не может себя поставить впереди ряда – я первый.