Моя задача, сказала она, прогнозировать последствия вложения миллиардов долларов в страну. В частности, я должен предоставить исследования, прогнозирующие экономический рост на 20–25 лет и оценивающие влияние самых разнообразных проектов. Например, если будет принято решение выделить стране заем в размере одного миллиарда долларов, чтобы убедить ее руководство не заключать никаких соглашений с Советским Союзом, я должен показать преимущества вложения этой суммы в электростанции, в новую национальную сеть железных дорог или телекоммуникационную систему в сравнении с советскими предложениями. Или мне могут сказать, что стране предлагают возможность получить современную энергосистему, и я должен продемонстрировать, что такая система приведет к достаточному экономическому росту, чтобы оправдать кредит. Критический фактор в каждом случае – валовой национальный продукт. Побеждает тот проект, который принесет наиболее высокий среднегодовой рост ВНП. Если рассматривается только один проект, мне надо продемонстрировать, что он окажет колоссальное влияние на ВНП.
Негласный аспект всех этих проектов заключался в том, что они предназначались для обогащения американских подрядчиков и приносили выгоду нескольким состоятельным и влиятельным семьям в стране-заемщике, обеспечивая длительную финансовую зависимость, а следовательно, политическую лояльность правительства. Чем больше кредит, тем лучше. Тот факт, что долговое бремя, возложенное на страну, лишит ее беднейших жителей бесплатного здравоохранения, образования и других социальных услуг на многие десятилетия, никого не волновал.
Однажды Клодин сказала мне, что, когда я буду встречаться с людьми, обладающими полномочиями, чтобы согласиться на кредиты и запустить весь процесс, я должен сказать им следующее: «Если хотите, чтобы ваша страна процветала, возьмите кредиты Всемирного банка и соблюдайте условия, выдвинутые им и Международным валютным фондом». По ее совету я записал эти слова в блокнот, запомнил их и часто повторял в последующие годы. Позже Всемирный банк, МВФ, Министерство финансов США и их родственные организации назовут Вашингтонским консенсусом, а его политику – неолиберализмом. Формулировка Клодин будет скорректирована: «Если хотите, чтобы ваша страна процветала, возьмите кредиты Вашингтонского консенсуса, наймите наши компании для строительства инфраструктуры и подчинитесь неолиберальной политике».
Клодин и я открыто обсуждали обманчивую природу ВНП. К примеру, рост ВНП может наблюдаться, даже когда выгоду получает только один человек, например, индивид, владеющий обслуживающей компанией, и даже если большинство населения обременено долгами. Богатые богатеют, а бедные беднеют. Однако со статистической точки зрения это представляется в виде экономического прогресса. То же самое касается ВВП.
Как и американские граждане в целом, большинство сотрудников MAIN считали, что мы помогаем странам, когда строим для них электростанции, автомагистрали и порты. Наши школы и пресса учат нас, что все наши действия продиктованы чистым альтруизмом. На протяжении многих лет я часто слышал такие комментарии: «Если они сжигают американский флаг и устраивают демонстрации у нашего посольства, почему бы нам не покинуть их чертову страну – пусть они и дальше страдают от своей бедности!»
Я теперь знаю, что люди, которые так говорят, зачастую имеют дипломы, подтверждающие их образование. Однако эти люди понятия не имеют, что главная причина, по которой мы открываем посольства по всему миру, – заботиться о наших собственных интересах, которые за вторую половину XX века были направлены на создание первой в истории по-настоящему глобальной империи – корпоративной империи, которую поддерживает и контролирует правительство США. Несмотря на их дипломы, эти люди (и я был в их числе) заблуждаются точно так же, как колонисты XVIII века, которые считали, что индейцы, защищающие свою землю, – слуги дьявола.
Через несколько месяцев я отправился на остров Яву (Индонезия), который в то время считался самым густонаселенным «объектом недвижимости» на планете. Кроме того, Индонезия была богатой нефтью мусульманской страной и рассадником коммунистической ереси. Помимо Советов, китайцы тоже стремились закрепиться в Индонезии и в Юго-Восточной Азии.
– Это наша следующая цель после Вьетнама, – говорила Клодин. – Мы должны склонить индонезийцев на нашу сторону. Если они примкнут к коммунистическому блоку, что ж… – она провела пальцем по горлу, а затем ласково улыбнулась. – Скажем так: ты должен составить максимально оптимистический прогноз экономического развития, будто их ждет небывалый взлет после строительства новых электростанций и распределительных линий. Это позволит Агентству международного развития США и международным банкам обосновать кредиты. Тебя щедро вознаградят, разумеется, и поручат другие проекты в экзотических местах. Весь мир в твоем распоряжении.
Затем она предупредила меня, что мне предстоит непростая работа.
– Банковские эксперты будут придираться к каждому твоему слову. Их задача – найти изъяны в твоих прогнозах, им за это платят. Если им удастся дискредитировать тебя, они представят себя в выгодном свете.
Однажды я напомнил Клодин, что команда MAIN, которую отправляют на Яву, состоит еще из десяти человек кроме меня. Я спросил, все ли они получают такую же подготовку, как я. Она заверила меня, что нет.
– Это инженеры, – сказала она. – Они проектируют электростанции, линии передачи и распределения, морские порты и дороги для доставки топлива. А ты предсказываешь будущее. Твои прогнозы определяют масштабы системы, которую они строят, – и размер кредитов. Понимаешь, ты – главное действующее лицо.
Каждый раз, покидая квартиру Клодин, я задумывался, правильно ли я поступаю. Где-то глубоко в душе я подозревал, что нет. Но разочарования прошлого не давали мне покоя. MAIN предлагала мне все, чего не хватало в моей жизни, – деньги, власть, секс. В конце концов, я убедил себя, что, изучив систему изнутри, узнав все на собственном опыте, мне будет легче обличить ее потом, – какое банальное оправдание!
Когда я поделился своей идеей с Клодин, она посмотрела на меня в недоумении.
– Не смеши меня. Как только ты станешь частью системы, тебе никогда не выбраться. Ты должен решить сейчас, пока тебя еще не затянуло.
Я все понял, и ее слова напугали меня. Выйдя из ее квартиры, я прошелся по Коммонвелф-авеню, свернул на Дартмут-стрит и уверил себя в том, что я исключение.
Однажды вечером, несколько месяцев спустя, Клодин и я сидели у окна и любовались снегопадом на Бикон-стрит.
– Мы члены маленького эксклюзивного клуба, – сказала она. – Нам платят – причем хорошо платят – за то, чтобы обманом вытягивать из стран по всему миру миллиарды долларов. Важная задача твоей работы – побудить мировых лидеров стать частью масштабной сети, которая продвигает коммерческие интересы США. Убедить их бояться коммунистов или даже, если надо, нас. Объяснить им, что решение всех их проблем – взять кредиты наших банков, которыми они заплатят нашим компаниям за строительство инфраструктуры, которая положит конец их бедности. Все просто. В конце концов, эти лидеры попадут в долговую сеть, которая обеспечит нам их лояльность. Мы сможем использовать их, когда нам заблагорассудится – для удовлетворения наших политических, экономических и военных потребностей. Взамен эти лидеры укрепят свое политическое положение, построив промышленные парки, электростанции и аэропорты для своего народа. Тем временем владельцы американских инженерно-строительных компаний разбогатеют.
В тот вечер в идиллической атмосфере квартиры Клодин, отдыхая у окна и любуясь тем, как снег кружится на улице, я узнал историю профессии, которой я себя собирался посвятить. Клодин рассказала, что на протяжении всей истории человечества империи создавались с применением военной силы или под угрозой военного вмешательства. Но с завершением Второй мировой войны, появлением Советского Союза и опасности ядерного холокоста военное вмешательство стало слишком рискованным.
Решающий момент наступил в 1951 году, когда Иран восстал против британской нефтяной компании, эксплуатирующей природные ресурсы страны и ее народ. Эта компания была предшественницей British Petroleum, сегодняшней BP. В ответ демократически избранный иранский премьер-министр, пользовавшийся огромной популярностью (и человек года по версии журнала Time в 1951 году), Мохаммад Мосаддык национализировал все иранские нефтяные активы. Англичане пришли в ярость и обратились за помощью к своим союзникам по Второй мировой войне – Соединенным Штатам. Однако обе страны опасались, что любые военные меры спровоцируют Советский Союз на решительные действия в защиту Ирана.
Поэтому, вместо того чтобы послать своих десантников, Вашингтон направил агента ЦРУ Кермита Рузвельта (внука Теодора). Он блестяще справился с задачей, привлек людей на свою сторону с помощью подкупа, угроз и антикоммунистической пропаганды. Затем он поручил им организовать уличные беспорядки и агрессивные демонстрации, создав такое впечатление, что Мосаддык непопулярен и некомпетентен. В конечном итоге Мосаддык был свергнут и провел остаток жизни под домашним арестом. Проамериканский Мохаммад Реза-шах стал единовластным диктатором. Кермит Рузвельт заложил фундамент новой профессии, в ряды, принадлежащих к которой я собирался вступить[22].
Ухищрения Рузвельта изменили историю Среднего Востока, хоть и доказали, что прежние стратегии создания империи изжили себя. Эти события также совпали с началом экспериментов по «неядерному военному сдерживанию», которые в конечном итоге привели к позору США в Корее, Вьетнаме и Афганистане. К 1968 году, когда я проходил собеседование в АНБ, стало очевидно, что, если Соединенные Штаты хотят осуществить свою мечту о глобальной империи (к чему стремились такие фигуры, как президенты Джонсон и Никсон), придется брать пример с иранской стратегии Рузвельта. Только так можно победить Советы без угрозы ядерной войны.