– Популярный бандунгский политик, – объяснил Раси.
Новая кукла буквально бросилась между Никсоном и Ведерочником и решительно подняла руку.
– Остановитесь! – крикнула она. – Индонезия – суверенное государство.
Толпа разразилась аплодисментами. Затем Ведерочник поднял свой флаг и метнул его, как копье, в индонезийца, и тот пошатнулся, упал и скончался в чудовищных муках. Зрители стали свистеть, улюлюкать, кричать и потрясать кулаками. Никсон и Ведерочник молча стояли, глядя на нас. Они поклонились и покинули сцену.
– Кажется, мне пора идти, – сказал я Раси.
Он заботливо положил руку на мое плечо.
– Не бойся, – сказал он. – Лично против тебя они ничего не имеют.
Его слова нисколько не убедили меня.
Позже все мы отправились в кофейню. Раси и остальные заверили меня, что не знали про сценку с Никсоном и Всемирным банком.
– Никогда не знаешь, чего ожидать от кукловода, – заметил один из молодых людей.
Я спросил, не было ли это устроено в мою честь. Кто-то рассмеялся и сказал, что у меня чересчур раздутое самомнение.
– Типичный американец, – добавил он, дружелюбно хлопая меня по спине.
– Индонезийцы интересуются политикой, – сказал мужчина, занявший соседний стул. – Разве американцы не ходят на такие представления?
Бойкая студентка университета, изучавшая английский язык, села напротив меня.
– Но ведь ты работаешь во Всемирном банке, да? – спросила она.
Я объяснил ей, что в настоящее время я выполняю задание Азиатского банка развития и Агентства международного развития США.
– Разве это не одно и то же? – Она не стала ждать моего ответа. – Прямо как в сегодняшнем представлении. Разве ваше правительство не считает, что Индонезия и другие страны – всего лишь горсть… – она искала подходящее слово.
– Винограда, – подсказал один из ее друзей.
– Точно. Горсть винограда. Можно выбрать то, что вам по вкусу. Оставить Англию. Слопать Китай. А Индонезию выбросить.
– Но сначала выкачать всю нашу нефть, – добавила другая женщина.
Я постарался оправдаться, но с треском провалился. Мне хотелось подчеркнуть тот факт, что я не побоялся приехать в эту часть города и посмотреть антиамериканское представление до конца, хотя я мог бы воспринять его как личное оскорбление. Мне хотелось показать им, какой я смелый, ведь я единственный из своей команды стал учить бахаса и захотел познакомиться с их культурой, и вообще я был единственным иностранцем на том представлении. Но я решил, что благоразумнее будет промолчать. И постарался перевести разговор на другую тему. Я спросил их, почему даланг выделил мусульманские страны, за исключением Вьетнама.
Студентка английского языка рассмеялась на мой вопрос.
– Потому что таков план.
– Вьетнам – всего лишь разминка, – вмешался один из мужчин, – как Нидерланды для нацистов. Промежуточный этап.
– Настоящая цель, – продолжила девушка, – мусульманский мир.
Я не смог промолчать.
– Неужели, – возразил я, – вы верите, что Соединенные Штаты настроены против ислама?
– А разве нет? – спросила она. – С каких это пор? Тебе следовало бы почитать одного из ваших историков – британца по имени Тойнби. Еще в пятидесятые годы он предсказал, что настоящая войны в следующем веке будет не между коммунистами и капиталистами, а между христианами и мусульманами[27].
– Арнольд Тойнби сказал это? – Я был поражен.
– Да. Прочитай «Цивилизацию перед судом истории» и «Мир и Запад».
– Но почему мусульмане и христиане должны враждовать? – спросил я. Все переглянулись за столом. Им было тяжело поверить, что я задаю такой глупый вопрос.
– Потому что, – сказала она медленно, будто обращается к слабоумному или плохо слышащему, – Запад, особенно его лидер США, намерен подчинить себе весь мир и создать величайшую империю в истории. Он уже очень близок к успеху. Советский Союз сейчас стоит у него на пути, но он долго не выдержит. Тойнби предвидел это. У них нет религии, веры, за их идеологией нет никакого содержания. История показывает, что вера – душа, убежденность в существовании высших сил – играет важнейшую роль. У нас, мусульман, это есть. Больше, чем у других стран мира, даже больше, чем у христиан. И мы выжидаем. Набираем силы.
– Мы не будем спешить, – вставил один из мужчин, – а потом нанесем удар, как змея.
– Какая чудовищная мысль! – Я едва сдерживался. – Что мы можем сделать, чтобы избежать этого?
Студентка посмотрела мне пристально в глаза.
– Перестаньте быть такими ненасытными, – сказала она, – и эгоистичными. Поймите, что в мире есть вещи поважнее, чем ваши большие дома и дорогие магазины. Люди голодают, а вы переживаете по поводу бензина для ваших автомобилей. Дети умирают от жажды, а вы листаете модные журналы и покупаете никому не нужные тряпки. Такие страны, как наша, гибнут в нищете, а ваш народ даже не слышит наших криков о помощи. Вы затыкаете уши, когда кто-то пытается рассказать об этом. Вы называете их радикалами и коммунистами. Вы должны открыть свое сердце для бедных и угнетенных, вместо того чтобы обрекать их на еще большую нищету и рабство. Времени осталось немного. Если вы не изменитесь, вы обречены.
Через несколько дней популярный бандунгский политик, чья кукла противостояла Никсону и была заколота Ведерочником, был сбит на смерть машиной.
Вскоре после этого я отправился домой.
Энн и я встретились в Париже, чтобы попытаться примириться. Но мы продолжали ссориться. В один из наших последних дней вместе она спросила, был ли у меня роман. Когда я признался, она сказала, что давно подозревала это. Мы провели много часов, сидя на скамейке с видом на Сену, и разговаривали. Когда мы сели в самолет, мы пришли к выводу, что наша многолетняя обида и гнев – непреодолимое препятствие и нам лучше расстаться.
Глава 12. Уникальная возможность
Индонезия во многом стала для меня проверкой, но в Бостоне меня ожидало новое испытание.
Утром я первым делом отправился в штаб-квартиру в Центре Пруденшл, и, пока я ждал лифта вместе с десятком других сотрудников, я узнал, что Мак Холл, загадочный восьмидесятилетний председатель и генеральный директор MAIN, назначил Эйнара президентом портлендского офиса в Орегоне. Так что моим непосредственным начальником стал Бруно Замботти.
Прозванный «серебряным лисом» из-за цвета волос и поразительного умения обхитрить всех, кто вставал у него на пути, Бруно обладал элегантным обаянием Кэри Гранта. Он был красноречив и имел два диплома – инженерный и MBA. Он разбирался в эконометрике и был вице-президентом, возглавлявшим электроэнергетическое подразделение MAIN и большинство наших международных проектов. Именно он был главным кандидатом на пост президента корпорации, после того как его ментор, престарелый Джейк Добер, отправится на пенсию. Бруно Замботти внушал мне восхищение и ужас, как и большинству сотрудников MAIN.
Незадолго до обеда меня вызвали в офис Бруно. После вежливых расспросов об Индонезии он произнес слова, от которых я чуть не упал со стула.
– Я увольняю Говарда Паркера. Не будем сейчас вдаваться в подробности, скажу только, что он утратил связь с реальностью. – Он улыбнулся своей обескураживающе-восхитительной улыбкой, постукивая пальцем по стопке бумаг на столе. – Восемь процентов в год. Такой вот у него прогноз нагрузки. Представляете? В стране с таким потенциалом, как Индонезия!
Улыбка исчезла с его губ, и он пристально посмотрел на меня.
– Чарли Иллингворт говорит, что ваш экономический прогноз попал прямо в точку и подтверждает рост нагрузки от 17% до 20%. Это так?
Я заверил его, что так.
Он встал и протянул мне руку.
– Поздравляю. Вы только что получили повышение.
Наверное, мне стоило отпраздновать такое событие в шикарном ресторане вместе с другими сотрудниками MAIN или в одиночестве. Но я думал только о Клодин. Мне не терпелось рассказать ей о повышении, обо всем, что я узнал в Индонезии, и о моем разговоре с Энн.
Она запретила мне звонить ей из-за границы, и я не звонил. А теперь я с ужасом обнаружил, что ее телефон отключен и нет номера переадресации. Я отправился на поиски.
В ее квартире поселилась молодая пара. Было обеденное время, но мне кажется, я разбудил их; с явным раздражением они сообщили мне, что им ничего не известно о Клодин. Я отправился к риелтору, назвавшись ее двоюродным братом. В их файлах не было ни слова о том, что они сдавали квартиру кому-то с таким именем; предыдущая аренда была оформлена на мужчину, который пожелал сохранить анонимность. Вернувшись в Центр Пруденшл, я узнал, что в отделе кадров MAIN тоже нет о ней ни слова. Они подтвердили, что у них действительно есть файл «особых консультантов», но для меня это закрытая информация.
К вечеру я был измотан и раздражен. Помимо всего прочего у меня нарушился сон из-за смены часовых поясов, и я чувствовал себя отвратительно. Вернувшись в свою пустую квартиру, я почувствовал себя чудовищно одиноким и брошенным. Мое повышение казалось бессмысленным или даже хуже – символом моей готовности продаться кому угодно. В отчаянии я бросился на кровать. Клодин использовала меня, а затем выбросила вон. Решив не поддаваться душевным мукам, я запретил себе испытывать какие-либо эмоции. Казалось, целую вечность я лежал на кровати, уставившись на пустые стены.
Наконец мне удалось взять себя в руки. Я встал, выпил пиво и с грохотом опустил пустую бутылку на стол. Затем выглянул в окно. Там, на дальней улице, мне показалось, что я увидел, как она идет в мою сторону. Я бросился к двери, но решил вернуться к окну и взглянуть еще раз.
Женщина подошла ближе к дому. Она была одета в тот же элегантный костюм, и ее уверенная походка напоминала мне Клодин, но это была не она. Сердце оборвалось, и вместо злости и ненависти я почувствовал страх. Может, она умерла – или ее убили. Я принял пару таблеток валиума и напился, чтобы заснуть.