В своих дискуссиях мы часто проводили параллели между началом 1970-х годов и 1930-ми годами. Последний период стал знаковым для международной экономики, подробно изучался и анализировался. Та декада открыла дверь для кейнсианской экономики и представления о том, что правительство должно играть важную роль в управлении рынками и предоставлении таких услуг, как здравоохранение, выплаты по безработице и другие пособия.
Депрессия привела к «Новому курсу» и политике, способствующей регулированию экономики, правительственным финансовым манипуляциям и широкому применению фискальной политики. Более того, Депрессия и Вторая мировая война привели к созданию таких организаций, как Всемирный банк, Международный валютный фонд и Генеральное соглашение по тарифам и торговле (GATT), по сути выполнявшее функции международной организации (ныне Всемирная торговая организация). 1960-е годы стали поворотным десятилетием этого периода и ознаменовали переход от неоклассической к кейнсианской экономике. Это произошло при администрации Кеннеди и Джонсона, и, возможно, наиболее значимое влияние на этот процесс оказал один человек – Роберт Макнамара.
Макнамара часто посещал наши дискуссии – заочно, конечно. Все мы знали о его блистательной карьере, от директора по планированию и финансовому анализу до президента Ford Motor Company, затем министра обороны, а теперь президента Всемирного банка.
Макнамара стал убежденным сторонником кейнсианского подхода к государственному управлению, использовал математические модели и статистические методы для определения численности войск, распределения финансов и других стратегий во Вьетнаме. Его стиль «агрессивного лидерства» стал примером для подражания не только среди государственных руководителей, но и среди корпоративных управленцев. Он лег в основу нового философского подхода в преподавании менеджмента в лучших школах бизнеса страны и в итоге породил новое поколение генеральных директоров, которым суждено было возглавить строительство глобальной империи[37].
Сидя за столом и обсуждая мировые события, мои друзья характеризовали его как архетип военно-промышленного комплекса. Столь очевидное нарушение принципа разделения власти ужасало многих из них; возможно, я был единственным, кто не проявлял ни малейшего удивления.
Теперь я понимаю, что самым большим и чудовищным вкладом Роберта Макнамары в историю было превращение Всемирного банка в агента глобальной империи в невиданных ранее масштабах и создание опасного прецедента. Он отстаивал следующую идею: «Если хотите, чтобы ваша страна процветала, возьмите кредиты Всемирного банка, наймите наши компании для строительства инфраструктуры и соблюдайте условия, выдвинутые Банком и Международным валютным фондом» – и вывел ее на совершенно новый уровень. Его умение преодолевать пропасть между основными компонентами корпоратократии будет усовершенствовано его преемниками.
Это происходило в мою бытность ЭУ и происходит до сих пор. К примеру, Джордж Шульц был министром финансов при Никсоне, служил президентом Bechtel, а затем стал госсекретарем при Рейгане. Каспар Уайнбергер был вице-президентом и главным юрисконсультом Bechtel, а позже министром обороны при Рейгане. Ричард Чейни служил министром обороны при Джордже Г.У. Буше (который сам был бывшим нефтяником, послом США в ООН и директором ЦРУ), затем президентом Halliburton и вице-президентом США при Джордже У. Буше. Министр финансов Билла Клинтона – Роберт Рубин был сопредседателем Goldman Sachs. Список ошеломляет, и он продолжает пополняться при Бараке Обаме, Дональде Трампе и Джо Байдене.
Оглядываясь назад, я поражаюсь невинности тех дней, когда я был ЭУ, а Макнамара возглавлял Всемирный банк. Во многих отношениях мы все еще полагались на старые подходы строительства империи. Кермит Рузвельт показал нам более эффективный путь, когда сверг иранского демократа и заменил его деспотичным правителем. Мы, экономические убийцы, выполняли многие наши задачи в таких местах, как Индонезия и Эквадор, но Вьетнам стал ярким примером того, как легко мы возвращаемся к старым паттернам.
Чтобы изменить это, понадобится вмешательство ведущего участника ОПЕК, Саудовской Аравии.
Глава 17. Проект отмывания денег в Саудовской Аравии
В 1974 году дипломат из Саудовской Аравии показал мне фотографии Эр-Рияда, столицы его родины. Среди этих фотографий была одна, на которой заснято стадо коз, копающихся в куче отбросов у здания правительства. Когда я спросил о них, ответ дипломата поразил меня. Он сказал мне, что эти козы – главная городская система утилизации отходов.
– Ни один уважающий себя саудовец не станет собирать мусор, – сказал он. – Пусть этим занимаются животные.
Козы! В столице величайшего в мире нефтяного королевства. Невероятно.
В то время я был членом группы консультантов, которые приступили к поиску решения нефтяного кризиса. Козы навели меня на интересную мысль, особенно учитывая паттерн развития страны за последние триста лет.
В XVIII веке Мохаммед ибн Сауд, местный военачальник, объединил силы с фундаменталистами из ультраконсервативной секты ваххабитов. Это был могущественный союз, и за двести лет династия Саудитов и их союзники-ваххабиты завоевали почти весь Аравийский полуостров, включая такие мусульманские святыни, как Мекка и Медина.
Саудовское общество отражало пуританский идеализм его основателей, со строгим толкованием откровений Корана. Религиозная полиция следила за соблюдением обязательной молитвы пять раз в день. Женщины должны были закрываться с головы до ног. Преступления жестоко наказывались, публичные казни и побивание камнями были нередким явлением. В мой первый приезд в Эр-Рияд я удивился, когда водитель сказал мне, что можно оставить мой фотоаппарат, дипломат и даже кошелек у всех на виду, в автомобиле, припаркованном возле открытого рынка, и не запирать.
– Никому, – сказал он, – даже в голову не придет воровать здесь. Ворам отрезают руки.
Позже в тот день он спросил меня, не хочу ли я посетить так называемую Площадь палача и посмотреть на отрубание головы. Приверженность ваххабитов к экстремальным формам пуританства уничтожила уличное воровство – и требовала самых безжалостных телесных наказаний для нарушителей закона. Я вежливо отклонил приглашение.
Отношение саудовцев к религии как важному элементу политики и экономики способствовало введению нефтяного эмбарго, потрясшего Западный мир. Шестого октября 1973 года (в Йом-кипур, главный еврейский праздник) Египет и Сирия нанесли одновременные удары по Израилю. Так началась Октябрьская война – четвертая и самая разрушительная в арабо-израильском конфликте и оказавшая наибольшее влияние на мир. Президент Египта Садат призывал короля Саудовской Аравии Фейсала принять меры против Соединенных Штатов за пособничество Израилю, применив так называемое «нефтяное оружие». Шестнадцатого октября Иран и пять государств Персидского залива, включая Саудовскую Аравию, объявили 70%-ный рост цен на нефть.
Встретившись в Кувейте, арабские нефтяные министры обсудили дальнейшие варианты действий. Представитель Ирака решительно высказался за то, чтобы нанести удар по Соединенным Штатам. Он призвал других делегатов национализировать американский бизнес в Арабском мире, ввести полное нефтяное эмбарго против Соединенных Штатов и всех стран, дружественных Израилю, и вывести арабские средства из всех американских банков. Он отметил, что арабские банковские счета довольно значительны и этот шаг вызовет панику сродни той, что произошла в 1929 году.
Другие арабские министры не спешили соглашаться на столь радикальный план, но 17 октября они все же ввели более облегченный вариант эмбарго, которое предполагало начать с 5%-ного снижения производства, а затем вводить дополнительное 5%-ное сокращение ежемесячно, пока их политические требования не будут удовлетворены. Они согласились, что Соединенные Штаты следует наказать за произраильскую позицию, и поэтому для них ввели самое жесткое эмбарго. Несколько стран, участвовавших в этой встрече, заявили, что они введут 10%-ное сокращение вместо 5%-ного.
Девятнадцатого октября президент Никсон попросил у Конгресса 2,2 миллиарда долларов в помощь Израилю. На следующий день Саудовская Аравия и другие арабские производители нефти ввели полное эмбарго на поставки нефти в Соединенные Штаты[38].
Нефтяное эмбарго завершилось 18 марта 1974 года. Длилось оно недолго, но оказало колоссальное влияние на расклад сил. Цены на саудовскую нефть взлетели с 1,39 доллара за баррель 1 января 1970 года до 8,32 доллара 1 января 1974 года[39]. Политики и будущие администрации никогда не забудут уроки, усвоенные в начале и середине 1970-х годов. В долгосрочной перспективе травма тех немногих месяцев лишь укрепила корпоратократию; три ее сектора – крупные корпорации, международные банки и правительство – сплотились как никогда. И этот союз продлится долго.
Эмбарго также привело к значительным изменениям в международных отношениях и политике. Оно убедило Уолл-стрит и Вашингтон в том, что такой ситуации больше никогда нельзя допускать. Защита наших нефтяных запасов всегда была приоритетом, но после 1973 года она превратилась в одержимость. Эмбарго повысило статус Саудовской Аравии как игрока на арене мировой политики и вынудило Вашингтон признать стратегическое значение королевства для нашей экономики. Более того, лидеры корпоратократии Соединенных Штатов всеми силами стали искать способ вернуть нефтедоллары обратно в Америку и использовали тот факт, что саудовскому правительству не хватает административных и институциональных мощностей, чтобы грамотно управлять своим растущим богатством.
Для Саудовской Аравии дополнительный нефтяной доход в результате роста цен стал неоднозначным благом. Он заполнил национальную казну миллиардами долларов; однако он также подорвал строгие религиозные убеждения ваххабитов. Богатые саудовцы стали путешествовать по миру. Они учились в школах и университетах Европы и Соединенных Штатов. Они покупали дорогие автомобили и обставляли дома в западном стиле. Консервативные религиозные верования уступили новой форме материализма – и именно этот материализм стал нашей страховкой от бу