– Знаете, – сказал он, – вы посеяли семена этого восстания в начале пятидесятых, когда убрали Мосаддыка. Тогда это казалось вам удачной идеей – как и мне. А теперь ситуация обернулась против вас, то есть против нас[56].
Меня потрясло его заявление. Я слышал нечто подобное от Ямина и Дока, но в устах этого человека оно приобрело совершенно новое значение. К тому времени все знали о существовании фундаменталистского исламского подполья, но мы убедили себя в том, что шах невероятно популярен среди большей части населения и поэтому политически неуязвим. Однако генерал твердо стоял на своем.
– Помяните мои слова, – произнес он серьезно, – падение шаха станет лишь началом. Это путь, по которому пойдет весь мусульманский мир. Наша ярость слишком долго тлела под песком. Скоро она вырвется наружу.
За ужином я многое узнал об аятолле Рухолле Хомейни. Фархад и его отец решительно заявили, что они не поддерживают его фанатичного шиизма, но их явно впечатляли его нападки на шаха. Они рассказали мне, что этот религиозный деятель, чье имя переводится как «Божий дух», родился в семье ревностных шиитов в деревне неподалеку от Тегерана в 1902 году.
Хомейни решил не вмешиваться в борьбу Мосаддыка и шаха в начале 1950-х годов, но активно выступил против шаха в 1960-х годах, критикуя правителя столь резко, что его изгнали в Турцию, затем в священный город шиитов Эн-Наджаф в Ираке, где он стал признанным лидером оппозиции. Он отправлял письма, статьи и записанные на магнитофон сообщения, призывая иранцев восстать, свергнуть шаха и создать религиозное государство.
Через два дня после того ужина с Фархадом и его родителями из Ирана пришли новости о взрывах и беспорядках. Аятолла Хомейни и муллы перешли в наступление, которое вскоре принесет им власть. События развивались стремительно. Ярость, о которой говорил отец Фархада, вылилась в жестоком исламском восстании. Шах бежал из страны в Египет в январе 1979 года, а затем у него обнаружили рак и отправили в нью-йоркскую больницу.
Последователи аятоллы Хомейни требовали возвращения шаха для расправы. В ноябре 1979 года воинствующая толпа исламистов захватила посольство Соединенных Штатов в Тегеране и удерживала 52 американских заложников в течение 444 дней[57]. Президент Картер попытался путем переговоров добиться освобождения заложников. Потерпев поражение, он санкционировал военную спасательную операцию, которая состоялась в апреле 1980 года. Последствия оказались чудовищными, и эта операция забила последний гвоздь в президентский гроб Картера.
Колоссальное давление со стороны коммерческих и политических групп США вынудило шаха, умиравшего от рака, покинуть Соединенные Штаты. С тех пор как он бежал из Тегерана, ему было тяжело найти прибежище, все его бывшие друзья сторонились его. Однако генерал Торрихос проявил свое всегдашнее сострадание и предложил шаху приют в Панаме, несмотря на личную неприязнь к его политике. Шах получил прибежище в том же гостиничном комплексе, где совсем недавно был заключен новый Договор о Панамском канале.
Муллы требовали возвращения шаха в обмен на заложников, удерживаемых в посольстве США. В Вашингтоне все, кто выступал против Договора о Канале, обвиняли Торрихоса в коррупции и сговоре с шахом и в том, что он подвергает опасности жизни американских граждан. Они тоже требовали, чтобы шаха выдали аятолле Хомейни. Интересно, что всего несколькими неделями ранее многие из этих людей были убежденными сторонниками шаха. Некогда гордый Царь царей в конечном итоге вернулся в Египет, где и умер от рака.
Предсказание Дока сбылось. MAIN потеряла миллионы долларов в Иране, как и многие наши конкуренты. Картер проиграл переизбрание. Администрация Рейгана – Буша торжественно вступила в Вашингтон с обещанием освободить заложников, прогнать мулл, вернуть демократию в Иран и исправить ситуацию с Панамским каналом.
Лично я усвоил важные уроки. Иран рассеял все сомнения в том, что Соединенные Штаты – нация, упорно отрицающая правду о нашей роли в этом мире. Тяжело поверить, что мы даже не подозревали, каково истинное отношение к шаху, и не ожидали такой волны ненависти, которая поднялась против него. Даже те, кто имел офисы и персонал в Иране (как сотрудники MAIN, например), не знали об этом. Скорее всего, АНБ и ЦРУ знали то, что было столь очевидно для Торрихоса, еще во время моей встречи с ним в 1972 году, но по неведомой мне причине наша собственная разведка намеренно побуждала всех нас закрывать на это глаза.
Глава 23. Колумбия: замковый камень Латинской Америки
Хотя Саудовская Аравия, Иран и Панама представляли собой весьма тревожный пример, их тем не менее можно было назвать исключением из правил. Благодаря крупным месторождениям нефти в первых двух странах и Каналу в третьей стране они не укладывались в шаблон. Колумбия являла более типичную ситуацию; MAIN спроектировала и возглавила строительство обширной гидроэлектрической сети в стране.
Преподаватель-колумбиец из моего колледжа однажды сказал мне, что Тедди Рузвельт называл Колумбию «замковым камнем в своде Южной Америки». На карте Колумбия, расположенная на верхушке континента, будто скрепляет весь континент. Почти два века Соединенные Штаты считали Колумбию воротами в Южное полушарие как для бизнеса, так и для политики.
Страна одарена потрясающей природой: живописные пальмовые пляжи, величественные горы, пампасы, соперничающие с Великими равнинами Северной Америки, и обширные дождевые леса, отличающиеся удивительным биоразнообразием. Колумбия сыграла важную роль в истории Латинской Америки. В колониальный период именно здесь находился наместник короля по всем испанским территориям к северу от Перу и к югу от Коста-Рики. Блестящие флотилии золотых галеонов отплывали из Картахены в Испанию. Многие важные события Войны за независимость произошли в Колумбии.
В истории нового времени Колумбия стала матерью прославленных в Латинской Америке писателей, художников и философов, и, кроме того, она представляет собой государство с фискально ответственной и в некоторой степени демократической формой правления. В отличие от многих других стран, включая могущественную Бразилию и Аргентину, Колумбия пользуется репутацией надежного союзника Соединенных Штатов, несмотря на такой серьезный минус, как наркокартели[58].
Однако славные примеры колумбийской истории омрачены ненавистью и жестокостью. Престол испанского наместника был также центром инквизиции. Великолепные форты, гасиенды и города возводили порабощенные индейцы и африканцы. Культура коренного населения была уничтожена мечами и болезнями конкистадоров. А в наше время революционеры, наркоторговцы, вооруженные формирования, противостоящие движениям за сохранение экологии и коренных народов, а также высокий уровень бедности и колоссальный разрыв между богатым меньшинством и бедным большинством привели к страданиям и бесчисленным смертям.
Несмотря на негативные моменты, Вашингтон и Уолл-стрит считают Колумбию необходимым элементом для экономики Соединенных Штатов. Она источник огромного количества продукции, которую покупают в Соединенных Штатах, – кофе, бананы, текстиль, изумруды, цветы, нефть и кокаин, – и рынок для продажи наших товаров и услуг.
Одним из важнейших направлений деятельности MAIN в Колумбии в конце XX века стали инженерно-строительные услуги. Колумбия походила на многие страны, где я работал. Мне было сравнительно легко доказать, что страна может взять на себя большие долговые обязательства, а затем погасить их за счет выгоды от проектов и своих природных ресурсов. Колоссальные инвестиции в электроэнергетическую сеть, автомагистрали и телекоммуникации, позволяющие эксплуатировать обширные ресурсы газа и нефти и по большей части неосвоенные амазонские территории, принесут доход, необходимый для покрытия кредитов вместе с процентами.
Это в теории. А на деле, в соответствии с нашими мировыми планами, мы стремились подчинить Боготу и расширить глобальную империю. Мне поручили, как и во многих других странах, обосновать необходимость сверхкрупных займов.
За исключением периодических приступов вины Колумбия стала для меня настоящей отдушиной. Мы с Энн провели там несколько месяцев в начале 1970-х годов и даже внесли задаток за небольшую кофейную плантацию в горах на Карибском побережье. Однако в последующие годы я причинил Энн слишком много страданий. Мы все больше отдалялись друг от друга, и только после того как наш брак окончательно развалился, я по-настоящему познакомился с этой страной.
Я открыл офис в приморском городе Барранкилья, и именно там в 1977 году я познакомился с колумбийкой, которая сразу же привлекла мое внимание и впоследствии изменила всю мою жизнь.
Паула была политической активисткой с длинными светлыми волосами и пронзительными зелеными глазами – совсем не типичная внешность для колумбийки, по крайней мере, по мнению большинства иностранцев. Ее родители эмигрировали из Северной Италии, и, верная традициям своих предков, она стала фэшн-дизайнером. Однако этим она не ограничилась и построила небольшую фабрику, где ее творения превращались в одежду, которую она затем продавала в шикарных бутиках по всей стране, а также в Панаме и Венесуэле. Она была глубоко отзывчивым человеком и помогла мне пережить мою личную травму, связанную с рухнувшим браком. Она также разъяснила мне многие последствия моей работы.
Как я говорил, жизнь состоит из ряда случайных событий, которые невозможно контролировать. Для меня такими событиями стали обучение в частной школе для мальчиков в Нью-Гэмпшире, встреча с Энн и дядей Фрэнком, война во Вьетнаме и мои отношения с Эйнаром Гривом. Однако, сталкиваясь с подобными событиями, мы всегда имеем право выбора. Многое зависит от того, как мы реагируем, какие действия мы предпринимаем. Например, безупречная учеба в школе, женитьба на Энн, работа в Корпусе мира и карьера экономического убийцы – все эти решения привели меня к сегодняшнему положению.