Банк БРИКС, основанный в июле 2014 года, составляют Бразилия, Россия, Индия, Китай и ЮАР. Вместе они представляют более 40% мирового населения, почти 25% глобального ВВП, 30% суши и около 20% мировой торговли. Примечательно, что главный офис банка располагается в Шанхае, отражая тот факт, что Китай, безусловно, самая влиятельная из пяти стран.
Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ) был открыт на церемонии в Пекине в октябре 2014 года. К началу 2015 года он насчитывал 57 членов-государств, большинство из Азии. К 2017 году к нему присоединились страны со всего мира, с каждого континента. Хотя Вашингтон оказывал колоссальное давление на Австралию, Южную Корею и Великобританию, все три страны присоединились к АБИИ уже в начале 2015 года. Вместе АБИИ и БРИКС пользуются успехом во многих странах, как предпочтительная альтернатива Всемирному банку, МВФ и другим учреждениям, находящимся под контролем США.
Выступления и дискуссии на Петербургском форуме 2017 года подчеркнули, что БРИКС и АБИИ создают новый порядок в глобальном финансовом секторе. У Вашингтонского консенсуса появился серьезный соперник. Более того, экономика развития, которую я изучал в школе бизнеса и на работе и которая составляла основу для американской модели ЭУ, подвергалась жесткой критике.
После моего выступления в Астане премьер-министр Казахстана Бакытжан Сагинтаев пригласил меня на неофициальную встречу в его офисе. Я спросил, обращались ли к нему китайцы, занимавшиеся тем же, что и я. – Экономические убийцы? – рассмеялся он. – Конечно, как и у вас, у них очень впечатляющие должности. И они приходят гораздо чаще, чем американцы. И отличаются от вас. Им нравится обсуждать теорию и философию.
– А торговлю, Новый шелковый путь?
– И это тоже. Но они говорят в основном о том, что Казахстан играл важную роль в первом Шелковом пути. И теперь нам пора сделать то же самое для Нового шелкового пути.
Знакомая песня. Китайская команда третьей волны ЭУ понимала, что нужно изменить тактику игры. Мне вдруг подумалось, что я и мои коллеги из первой волны американских ЭУ, а также вторая волна ЭУ были слишком уверены в том, что мир жить не может без нас, наших корпораций и военных. После развала Советского Союза эта уверенность переросла в высокомерие. Китайские ЭУ не допустили той же ошибки. Они потакали гордости других стран и обещали благосостояние, которое последует за строительством торговых путей.
Премьер-министр Казахстана упомянул множество кризисов, с которыми предстоит столкнуться всем нам, и важность развития сотрудничества между странами для преодоления этих трудностей.
– Нужно подстроиться под глобальные изменения, – сказал он, – в том, что касается восстанавливающего климат производства, транспортировок, коммуникации и других технологий. Новый шелковый путь побуждает страны сотрудничать, чтобы каждая страна использовала свои преимущества в помощь остальным.
По его просьбе я подробно изложил свои мысли о необходимости изменить глобальное мировоззрение, сосредоточенное на максимизации краткосрочной прибыли и порождающее экономику смерти, на другой подход – поощряющий долгосрочную пользу и создающий экономику жизни.
Он хлопнул в ладоши.
– Совершенно согласен, – сказал он, просияв. – Для этого и нужен Новый шелковый путь. – Он отметил, что в отношениях между Китаем и Казахстаном было немало взлетов и падений. – Но, – добавил он, – после того как Казахстан отделился от Советского Союза, мы укрепили связи с Китаем. Мы пользуемся влиянием в Пекине. – Он подчеркнул, что благодаря центральному местоположению Казахстана – между Китаем и Россией, и Китаем, Ближним Востоком и Европой – и его обширной площади, он играет критически важную роль. Он напомнил мне, что президент Си официально объявил о Новом шелковом пути в Астане в своей речи 2013 года в Университете Назарбаева. – Это символично, – добавил он. – Тем самым он подчеркнул важную роль Казахстана для будущего нашей планеты.
В Казахстане я встретился еще с одним человеком, который предложил интересный взгляд на ситуацию, – доктором экономических наук Сергеем Глазьевым, ведущим экономическим советником президента Путина. Он читал «Исповедь» и выступал вместе со мной на форуме. За кофе он рассказал мне, что помимо всего прочего в его должностные обязанности входит помощь лидерам России в понимании стратегий Китая.
– Я пришел к выводу, – сказал он, – что Китай учился на стратегиях американских экономических убийц, таких как вы, и русских экономических убийц, таких как я. Далее Сергей принялся рассуждать об успешных и провальных тактиках наших двух стран, на которых теперь учились китайские ЭУ. Затем он заговорил о ненависти, которая возникала, когда наши страны использовали «иностранную помощь», чтобы контролировать политику суверенных государств.
– Новый шелковый путь – ответ Китая, – продолжил он. – Он опирается на сотрудничество и взаимопомощь – и торговлю – вместо силы. Он якобы стремится к справедливому распределению богатств. Никому не нравится, когда их эксплуатируют иностранцы, когда чужаки вмешиваются в их внутреннюю политику и размещают своих военных на их земле. Но никто не станет возражать против роста торговли и благосостояния[126].
После разговора с Сергеем я задумался о разнице между «холодной войной» с Советским Союзом и сегодняшней конкуренцией с Китаем. Оглядываясь назад, я понимаю, что у Советов было ядерное оружие, угрожающее военной мощи США, но с точки зрения экономики они не могли с нами соперничать. Их попытки расширить иностранные инвестиции были мизерными по сравнению с тогдашними успехами Вашингтонского консенсуса или сегодняшними достижениями Китая. То же можно сказать о торговле. Внутренняя экономика Советов не была примером для подражания. Даже концепции марксистского коммунизма были сильно искажены Сталиным. Во время работы в Корпусе мира я знавал латиноамериканских идеалистов, которые чуть ли не боготворили марксизм, но ни один из них не собирался применять советскую государственную модель в своей стране. Даже если они учились в русских университетах, они критиковали советскую экономику. Но теперь, посещая Латинскую Америку, я слышал совершенно другое мнение о Китае.
Через несколько месяцев после посещения Казахстана я оказался в Эквадоре. Министр страны, пожелавший остаться неназванным, сказал мне:
– Страны Латинской Америки богаты природными ресурсами, но мы не располагаем технологическими и финансовыми возможностями для их освоения. Китай предлагает надежду. Мы скорее примем помощь от Китая, чем от Штатов. В конце концов, Китай никогда не вторгался в латиноамериканские страны и не поддерживал государственные перевороты и убийства наших выборных лидеров; США занимались и тем и другим. – Он напомнил мне, что в 2007 году эквадорский президент Рафаэль Корреа ответил на просьбу президента Буша продлить договор о пребывании американской военной базы в Эквадоре следующими словами: «Если США хотят сохранить базу в Эквадоре, разрешите нам поставить свою базу во Флориде». Пентагон закрыл свою эквадорскую базу. – Американские граждане воображают, что мы рады иностранным солдатам на нашей земле, – добавил министр, – но большинство возражают против этого, как сами американцы в 1775 году.
Корреа, как он сказал, отвернулся от США и обратился за помощью к Китаю, поскольку боялся, что Вашингтонский консенсус использует неолиберальную экономику, чтобы прибрать к рукам правительства и ресурсы Латинской Америки.
Когда я упомянул об агрессии Китая в Южно-Китайском море, Гонконге, Тайване, Тибете и на границе с Индией, он пожал плечами:
– Я не оправдываю Китай, но с этими регионами его связывает давняя история, и он считает их своими. – Он усмехнулся и добавил: – Это как вторжение США в Мексику и аннексия ими половины страны в 1800-х годах и вся ваша контролирующая политика, которую вы с тех пор проводите в Западном полушарии, включая те события, в которых вы сами участвовали и описали в своей книге. – Он задумчиво потер подбородок. – К тому же китайские регионы далеко от нас. А те, которые попали под удар США, – Панама, а теперь и Гондурас, – наши соседи.
Этот министр не одинок в своих размышлениях. Его точку зрения разделяют жители многих стран. К сожалению, Соединенные Штаты снова и снова используют свой статус единственной суперсилы, а также принуждение, коррупцию, угрозы и жестокость, чтобы убедить страны дешево предлагать свои ресурсы американским корпорациям, приватизировать и продавать американским инвесторам предприятия государственного сектора, внедрять программы жесткой экономии и навязывать другие обременительные условия.
Китайские ЭУ предлагают альтернативу. Их история внутреннего успеха и концепция глобального развития в рамках Нового шелкового пути стали главной темой обсуждения в международных кругах. Имидж Китая как торгового партнера, который предлагает кредиты, чтобы увеличить участие страны во всемирной торговле, – а не просто кредитора, использующего политику долгов, чтобы манипулировать ресурсами, экономикой и политикой, – привлекателен для стран, население которых живет в крайней нищете, а экономика терпит фиаско. Китай оказался в схожем положении, когда многие современные лидеры стран с низким уровнем дохода только начинали свою карьеру. Третьей волне китайских ЭУ сравнительно легко убедить этих лидеров в том, что, переняв китайскую модель, их страна сумеет построить инфраструктуру, связующую ее с обширными торговыми сетями.
На этих двух конференциях я увидел, что Новый шелковый путь превратился из абстрактной концепции в реальность. Пока Соединенные Штаты прозябали в Ираке и Афганистане, Китай налаживал связи, которые сделали его второй супердержавой. Названная несколькими спикерами «веком Китая», эта новая эпоха расхваливалась как модель для стран, надеявшихся добиться тех же успехов, каких добился Китай за 40 лет после внедрения стратегий развития Дэна в 1978 году.