Как же? Мыслюганы? Ты, значит, тоже мыслюган?
Бывший. Девяносто шесть замысликов в личном Фонде. Да только ненастоящее все это, Фомич. Мишура и глянец… А заднее ухо у тебя на месте, не тужуйся. Только вроде чуть короче стало. И помохнатее.
Ну ты порадуешь. И так тошно. Как бы нам отсюда слинять?
Ты вот меня послушай. Я тут не зря дефилировал. Есть мысли.
У тебя? Мысли? Кеша, ты ли это?
А то. Газетенку помнишь?
Какую газетенку? А, ты о том Комментаторе событий?
С первой частью мы разобрались. А после второй я горячиться начал. А зря. Там-то собака и была зарыта. Я Мастеров хорошо знаю. Они на пустячки не размениваются, поверь, Фомич.
Да-а. Помнится, там промелькнула загадочная вневременная планета. Надо бы ее здесь нащупать.
Где это здесь?
Да в моей Галактике.
А у тебя уже и Галактика имеется? Пока я свою первую сотню замысликов делал, ты целую Галактику отхватил, под седадло подгреб?
А ты что, не видишь?
Не-а. Я только тебя вижу. В седадле.
Ну, по крайней мере, хоть что-то видишь. А давай я проведу свой эксперимент на тебе.
Какой эксперимент? Фомич, ты же теоретик, тебе эксперименты противопоказаны! Только не на мне!
Не дрейфь, Кеша. Положись на меня. На себе я уже провел. А больше не на ком.
Точно, ты какой-то не такой!
Такой как всегда, так руки и чешутся!
Тьфу!
Ну поехали. И-и о-оп!
Беседуя с Лукрецием, Фомич напрягался, стараясь вовлечь мыслеформу Лукреция в собственное зрительное пространство. И, о! Получилось!
Где я, Фомич? Выпал? Куда?
Никуда ты не выпал, парниша, если б ты выпал, то только тебя и видели. А ты пока что здесь, на месте. Спутником моим себя ощущаешь?
Ой! Батюшки, что это со мной! Это я-то такой? А что это вокруг?
А вокруг — это я. Видишь линзу из звезд?
Ну! Это ты? Здорово.
Ладно, пошли планетку нашу искать. Начнем, хотя бы с этой. Она?
Да ты чо! Наша посветлее будет.
Тогда эта.
Фомич, ты серьезно, или хохмишь? Наша-то без кольца.
Да знаю. Это я так. Глядим дальше. А! Вот она!
Где? Не вижу.
Вот она. Мерцает. То — есть, то — нет. Даю увеличение!
Планета приблизилась. Можно было разглядеть атмосферу. Облака. В просветах между ними — барашки волн.
А вон там, Кеша, смотри — это мы с тобой. А правее, вторая такая же планета. И дальше. Полный хронологический набор планет. Выбирай — не хочу!
Да какой набор? Ты давай, действуй.
Не могу. Мерцает… Не могу!
«Останови время, Фомич, останови время».
Стоп! Стоп! Есть. Лукреций, за мной!
Не получается. Да что ж это я! Откуда у меня эти головы? И хвосты! И уши!
«Лукреций, освободи замысленных. Отстреливай, кретин, иначе не вырвешься».
Кажись, пошло. Прощевайте, ребята. Свободного вам полета. Если что было не так — не поминайте лихом.
«Время! Момент Воплощения уходит. Он не резиновый. Соединяю несоединимое. Воплощаю невоплотимое. Реализую мнимое. Даю обратный отсчет…»
ЧАСТЬ 3ЭТО ДЕЛО НАДОБНО ЗАБЛЮМИТЬ
Глава 1
Все в этом мире было как обычно, как всегда. Все так же легко и неторопливо плыло бесчисленно распределенное облако, по какому-то непонятному наитию стороной обтекая великую гору Пука, стараясь прижаться к окоему горизонта. Все так же продвигались на север океанические хребты, задумчиво сосредоточенные на этом процессе. Только южный магнитный полюс почему-то методично перетоптывался на месте, качая свою магнитную силушку, и, похоже, никуда не спешил. Как не спешили и неторопливые барашки волн, вяло скачущие по поверхности океана. Да и куда им, собственно, было спешить?
Все было как обычно в этот цикл ранней осени. Все — Да не все. Что-то уже изменилось, а что-то менялось прямо на глазах. Но некому это было наблюдать. А если бы кого-нибудь угораздило в это время озирать планету-то увидел бы он поразительное зрелище — рождение племени Татауна. А такое не каждый оборот случается, и на это стоит посмотреть повнимательнее.
Из узкого проема по-пластунски выполз вождь. После темноты пещеры он жмурился в ярких зеленых лучах. Распрямившись и широко зевнув первый в своей жизни раз, он глянул на открывшийся его взору мир и, с силой ударив себя в грудь, заорал:
— Яна-а-а-Пу-у-у-нь!!!
Это было его имя, и он этим гордился. И хотел, чтобы новый мир тоже гордился его именем. Вслед за вождем по-пластунски же выполз его сын и, тоже зевая и жмурясь, укоризненно проворчал:
— Ну и чего об этом орать? Все и так это знают.
— Мир не знал.
— Теперь знает? — саркастически усмехнулся Юй-Пунь и тоже выпрямился.
— Угу! — довольно угукнул Яна-Пунь и пнул какой-то подвернувшийся камень.
— Поздравляю, — стал хмуро рассматривать мир сынишка. — А ничего себе мирок.
— Зря язвишь, — повернулся к нему вождь. — Ты ж его совсем не знаешь.
— А ты уже? — ухмыльнулся сын.
— Кое что. И не мало, — вождь, охватив широким взглядом теперь уже свой мир, сообщил: — Вон те огромные воздушные массы видишь? Это Онема. А вон те две тени над великой горой Пука? Это наши боги Фо и Лу.
— Две? — Юй-Пунь принялся всматриваться в мешанину теней над горой.
— Вот-вот, — удовлетворенно заметил вождь, всем своим видом показывая, что иного он и не ожидал. — Вот из-за разногласий по этому вопросу наш народ и разделится на монотеистов и дуалистов. Первые будут видеть только одного и звать его Фолук, а другие различать и Фо, и Лу. Боги иногда будут к нам спускаться со своих высей. Делиться последним, так сказать, и опять взмывать. Но не часто. Они у нас строгие, но справедливые.
— Ты это сам придумал или подсказал кто? — снова ухмыльнулся Юй-Пунь и поймал себя на мысли, что его фраза тоже порядком избитая. Хотя он ее точно еще ни разу не произносил. — Странно. Откуда у меня это знание?
— Вот-вот! — вождь от удовольствия даже слегка подпрыгнул. — Начинаешь вспоминать. Эх, молодость-юность, мозги набекрень.
— Какая еще молодость? — насторожился Юй-Пунь. — Что-то я не припомню за собой никакой молодости. Да и юности тоже. Не было их у меня.
— Будут, будут, — успокоил сына вождь, — ты лучше вспоминай, вспоминай дальше.
— А чего тут вспоминать! Маета какая-то в голову лезет, люпус меня де… — стал раздражаться Юй-Пунь и схватил себя за голову. — Да какой-такой люпус?! Это же не мои слова, я таких не знаю!
Он в немалом отчаянии посмотрел на отца, а тот с ярко выраженным удовольствием наблюдал за ним. Затем Яна-Пунь расплылся в белозубой улыбке и похлопал мальчугана по плечу:
— Ничего, ничего, сын, это все от того, что мы, народ племени Татауна, не простой народ. Кроме нас на этом планетоиде только Фо и Лу. И больше никого, — при этом вождь вновь обозрел своим мужественным взором бескрайний окоем горизонта.
— Так может нам цивилизацию основать, города построить, в космос рвануть? — робко предложил Юй-Пунь.
Почему-то на положительный ответ он не рассчитывал. И, как оказалось, не без оснований.
— Расслабься, сын, не наша это судьба — цивилизации строить, — вождь вздохнул. — А космос и без нас уже много всяких там астронавтов бороздит. Нас там только и не хватает. Уж поверь старику.
— А как же наука, прогресс, поиски смысла жизни?.. — почти неслышно прошептал юноша.
— Смотреть с умным видом на звезды или же изобретать новый метод деления на два — это не наш путь поисков смысла жизни, сын. Наш путь много проще и незатейливей. Наши поиски смысла жизни сводятся на данном эволюционном этапе к поискам чего бы пожрать. Не будем перепрыгивать через этапы роста. И ты об этом знаешь не хуже меня.
— Знаю, — поднял Юй-Пунь на отца полные слез глаза.
— Ну, ну, малыш, — мягко погладил его по голове вождь. — Не стоит плакать. «Плачущий Воин Императора Ать — это не Воин Императора Ать!»
— Это женщина, — завершил цитату парень.
— Точно. Кстати о женщинах. Видишь, великая гора Пука стала вибрировать? Попробуй вспомнить — к чему бы это?
— А действительно — к чему? — Юй-Пунь, шмыгнув носом, удивленно посмотрел на гору.
— Давай я тебе немного подскажу. Вибрирование горы — это верный признак того, что… Ну же, парень. Того, что… женщин…
— Женщин? — нахмурил лоб Юй-Пунь. — Что женщин?
— Что женщин уже пора…
— Пора женщин?! — оживился сын вождя.
— Попридержи язык, сын. Женщин пора посылать за корешками, — вождь вытер выступивший на лбу пот. — Бот имей в племени такого дурня и какой морали потом внуков учить? Иди, сын, бери свою острогу и настреляй-ка нам к обеду пару-другую ержиков. А я женщинами пока займусь. — Яна-Пунь повернулся к пещерам.
— Настреляй? — переспросил Юй-Пунь.
— Да, набей, наколи, настругай — делай что хочешь, только к обеду добудь двух ержей, — рассердился напоследок вождь.
Юй-Пунь понял это и потрусил в сторону равнины, где, как он уже знал, водятся эти самые ержики. А за его спиной отец разбирался с женщинами племени. Над плато разносился его зычный голос:
— Инь-Та-ная — здесь! Клы-Дуа-ная — здесь! Ар-Рас? Здесь? Ты чего здесь прохлаждаешься? За корешками захотел? А ну, марш на охоту! И чтоб духу твоего тут…
— Достал-таки я его, — бубнил себе под нос Юй-Пунь, удаляясь от пещеры. — Да кто ж виноват. Ну, не помню я всей этой ерунды. Не-е по-о-мню-ю. Люпус меня дери.
Над вулканической воронкой великой горы Пука, захваченные кольцевым движением воздушных масс, медленно вращались две гигантские тени.
— Я так и знал, что все это добром не кончится, — неожиданно подала голос одна из них. — Вечно в какое-нибудь дерьмо вляпаешься в этом заклюпоновом Мироздании.
— Не дрейфь, Кеша, — отозвалась вторая тень. — Не все так уж плохо. Придет время, выпадем в осадок, и все образуется.
— Ага, — язвительно повеселела первая, бывшая по своему существу Лукрецием. — Вырвались, называется, за пределы Отстоя, руп ему так! А теперь кружи тут, как последний крю-линк, над горой этой дурацкой и радуйся жизни.