Он будет как фундамент, я на нём без лишних слов утопий и прелюдий попробую построить новый дом, в котором будет жить комфортно людям.
Моих идей его окрасит цвет. В проекте этом многое не ново. Не помешает деловой совет. Вернусь домой и отыщу Скворцова. Но чтобы дом огромный возвести фундамента и крыши очень мало. Есть что-то, что важнее на пути когда для схватки поднято забрало. Есть стержень, на который нанизать свои мечты и сказки, словно в детстве и мне тот стержень нужно отыскать, а эта цель уже покажет средство. Вокруг чего объединить народ? Кого мне заманить своей идеей? Как сделать, чтоб идти со мной в поход, не интересно было прохиндею.
Сказав себе: переключись, Антон, — я взгляд отвёл в раздумье от окошка и оглядел внимательно салон, в реальность, возвращаясь понемножку. Сидел напротив хоть и не старик седой как лунь изысканно одетый мужчина, он плечом к окну приник, разглядывая цифры на планшете светящимся сеяньем голубым задумавшийся с отрешённым взглядом. Не нужно быть оракулом святым, чтоб понять, что сидит со мною рядом учёный. Я негромко прошептал:
— Просили отключить приборы сразу.
Он будто ничего не замечал. Я по-английски повторил всю фразу. Он поднял взор и глянул на меня, нажав на кнопку «power» на планшете. Потом сцепил застёжки, от ремня блуждая взглядом и не видя света. Он посмотрел на потолок, на пол и начал возвращаться к жизни бренной. Закрыл компьютер, в кожаный чехол, поставив аккуратно на колени.
За словом слово, начав разговор, мы с ним заговорили о науке. Я видел полемический задор, свет знаний, зарождающийся в муке. Он будто дебатировал с собой в плену раздумий самоистязаний, и чувствовалось — это всё душой озарено и жаждою познаний.
— Наука, — повторяя в сотый раз, он утверждал, — во власти мракобесов. Учёный нынче, словно ловелас и пользуется ею как повеса. Им истина в познанье не нужна. Во власти диссертаций и регалий, колодец знаний, осушив до дна, они его могильщиками стали. К ней, припадая будто к роднику, талантов молодых не допуская, запоем пьют бюджетную реку, для казнокрадов деньги отмывая. Кто отличит шестёрку от туза? Ведь с ловкостью индийского факира, замыливая обществу глаза, успехи демонстрируются миру. Огромный меркантильный интерес нас заключил в невежества берлоге, а то, что выдаётся за прогресс, есть просто совершенство технологий. Наука служит, словно верный паж всесильному злодею — военпрому. Всё это охраняет верный страж скрещёнными мечами на погонах. Страдая, Прометей нас научил огнём разогревать еду к обеду и освещать далёкий путь в ночи, а мы избу сжигаем у соседа. Придумав порох или динамит, мост подрываем, обложив опору. Усердно авиация бомбит и лишь, потом решаем сдвинуть гору. Придумав колесо, мотор и тракт чтоб ездить, мы могли по бездорожью, сначала строим пушку или танк. Потерпит трактор без свиданья с рожью. Куда направить творческий поток? Нет на земле важнее дел, чем драки. В реакторе потом получим ток, сначала Хиросима с Нагасаки.
— Вы мне скажите, — распалялся он, — на что способен нынче человечек? Взгляните на оленей брачный гон. Никто из них друг друга не калечит. Кошачий коготь для собак беда, немало псов без глаза на подворье. Но не пускают когти никогда коты, что в схватке меж собою вздорят. Корова соплеменниц не боднёт. Есть у животных правило простое. Не знают звери, что такое гнёт лишь человек способен на такое. Быть может, кто-то скажет: — это бред, — но все изобретения науки приносят только ощутимый вред, попав всегда в неправильные руки. Обидно, что незыблем тот оплот другой дороги просто не бывает. Сейчас без денег не пойдёшь вперёд, а те всегда в руках у негодяев. И музыка звучит под звон монет. Кто заказал, тот выбирает танец. Несёт наука не познаний свет, а тёмный как пятно протуберанец. Как будто не хотим изведать мир. Не нужен хлеб и соль довольно торта. Никто войти не хочет на Памир. Найдя свой холм, купаемся в комфорте. Никак не расступаются леса. Чем больше проникаем в недра знаний, чем глубже в землю выше в небеса, тем дальше мы от миропониманья.
А как мы учим? Нынешний студент с хвостами как павлин, с букетом двоек, не ждёт бедняга в жизни тот момент, когда он может знания освоить. Студент исправно ходит в институт. Туда где людям раздают дипломы, но знания так просто не растут, ему азы науки не знакомы. Ключ к знаниям он хочет заменить ключами от машины и от дома и тратит всю свою младую прыть, чтоб вымучить или купить дипломы. А после гордо носит поплавок престижных вузов и кичится школой не видя, что духовный потолок его лежит порою ниже пола. С ним по уму соперничает пень, простые вещи делает со скрипом, и близ министров наших целый день роятся пчёлы, чуя запах липы. Усвоили где, сколько и кому от жизни ожидая лишь награды.
Я слушал, в размышленьях утонув. Быть может это то, что мне и надо. Нельзя увидеть в зеркале свой нос и всё лицо пока не вытрешь пыли. Я задал академику вопрос:
— А как бы Вы всё это изменили? Имея предостаточный бюджет или кредит для стартовых вложений, могли бы Вы открыть науке свет и изменить систему обучений?
Он замолчал и мне взглянул в глаза, пожалуй, первый раз за нашу встречу. Задумался и медленно сказал:
— Я обмозгую и тогда отвечу.
Наш «Боинг» мягко посадил пилот. Представился учёный:
— Пётр Храпов.
Благодаря друг друга за полёт, мы вскоре распрощались возле трапа.
Свои идеи я не мог забыть, и вот когда уже был дома снова, чтоб попытаться их осуществить опять направил стопы в банк Скворцова. Придя, я был немало удивлён. Толковых объяснений не добился. Никто не знал, куда девался он. Уволившись, как будто испарился. Раздав долги, продал машину, дом, сказав друзьям, что грешный мир стал тесен. Недолго люди помнили о нём. Он стал для всех совсем не интересен. С женою, разорвав бездетный брак, не обижая и не оскорбляя, причину ей, не объяснив никак, развёлся и уехал не прощаясь. В одном костюме он покинул дом, оставив ей и дачу и квартиру. Она не долго плакала о нём, утешившись с каким-то ювелиром.
Никто не знал, куда пропал Скворцов, но я его нашёл довольно скоро. И вот уже на родине отцов стою у невысокого забора. За ним Скворцов с лопатою в руках, невдалеке сарай и домик хлипкий. Играет солнца луч в его очах, а на устах счастливая улыбка. Он, не спеша, к калитке подошёл. В приветствии сомкнулись две ладошки. В тени деревьев накрывают стол две женщины смущённые немножко.
Щебечут птицы, речка, рядом луг и лес совсем недалеко от дома. Пьянящий мятный запах трав вокруг. Уставлен стол дарами чернозёма. Бокал наполнен, произнесен тост: «за встречу и за дальнюю дорогу», а в воздухе висит один вопрос:
— Как я сумел найти его берлогу?
Сначала разговоры ни о чём — о жизни об упущенной минуте. Футбол, рыбалка — кто, чем увлечён, но постепенно переходим к сути.
Мой визави был крайне удивлён таким к себе нечаянным вниманьем. Вопрос задал мне напрямую он:
— Зачем я появился в глухомани?
И я, нисколько не кривя душой, ему открыл свои большие планы:
— Хочу построить город небольшой и думаю об этом постоянно. Мечтаю в этом городе собрать для торжества прогресса и науки огромной силы мыслящую рать кому в пылу познанья не до скуки. Кого несёт людская круговерть в научном или творческом экстазе, кому не стыдно в зеркало смотреть, кто не желает жить во лжи и грязи. Хотелось бы такой построить град куда бы не пришли законы леса. Где не был бы в почёте казнокрад, бездельник, лицемер или повеса. Хотелось бы открыть науки храм, в котором бы учились наши дети. Его я не смогу устроить сам, но есть один учёный на примете. В фундаменте всего стоит мошна. Одной моей здесь явно будет мало. Хотя задача дальняя видна — я думаю, что нужен банк сначала. Готов в него весь свой ресурс вложить, рискнуть своим всем капиталом сразу и Вам его возглавить предложить. Надеюсь не узнать пилюль отказа. Мне кажется Вам это по плечу. Надеюсь на поддержку Вашей длани. Я сделать этот скромный банк хочу финансовым ядром всех начинаний. Возможно, я наивен чересчур, рисую нереальные картины. На банк наколем, словно на шампур всё, что нам нужно как куски свинины. Для этого мы место подберём безлюдное, чтоб меньше укоризны. Желательно, чтоб был там водоём и всё, что нужно для комфортной жизни. Откроем ВУЗ, начнём учить людей, дома построим, школы, магазины. Попробуем светить как Прометей и установим правила едины. Возможно, сможем мы построить мир без подлости цинизма и разврата. Где будет, презираем рэкетир, не будут дуло направлять на брата. Возможно, назовут меня глупцом, иль скажут, что наивностью страдаю, но я готов с ответственным лицом делиться полномочия вручая. Чем больше рядом с нами богачей, тем легче будет выполнить задачу. Для них не нужно пламенных речей, не купишь их машиной или дачей. Все будут в деле — каждый у себя и от него получит половину. Свою работу, делая любя, не проведёшь такого на мякине. Все вместе как единый механизм мы двинемся к огромной важной цели. Когда-то ощутив коллективизм, мы все его бездумно проглядели. Сложенье многих напряженных сил — общественная мощная пружина, а для себя я б много не просил — с лихвою хватит даже половины.
В запале говорил я много слов, под облаками образы летали. Вдруг мне простой вопрос задал Скворцов:
— А место Вы для града подобрали? Коль нет, могу Вам что-то рассказать. Мы здесь сидим, нет в мире лучше края. Здесь родила меня когда-то мать. Тут я учился силы набирая. Потом уехал в странный глупый мир, где правят неразумные законы, шуршащий, краской пахнущий кумир и ложные нелепые резоны. Мой край примерно десять лет назад об этом люди помнят, и поныне покрыл необычайный снегопад, всё превращая в белую пустыню. Пропала связь, порвались провода. Несчастным людям не дожить до лета. Легла на землю лютая беда, народ остался без тепла и света. В снегу застряли даже трактора. Непросто было выручить из плена. Без печек замерзала детвора. Пришлось послать на выручку военных. Еду и топливо, чтоб людям подвести приехали на бронетранспортёрах асфальт весь, искорежив по пути. Желающих забрали в город споро. Остались на десятки верст вокруг с пол тысячи старух к погосту ближе, два трактора, какой-то ржавый плуг, три лошадёнки и на зиму лыжи. Прошло уже почти десяток лет. По-прежнему отсутствую дороги. Никто не восстанавливал тут свет, и люд живёт как дикий зверь в берлоге. Земля прекрасна, славный урожай, политый потом, кормит нас сторицей. Иначе б обезлюдел милый край — вся молодежь уехала в столицу. В лесах плодится вольное зверьё в озёрах и речушках много рыбы. Давно дороги поросли быльём вокруг лежат асфальтовые глыбы. А тут земли гектаров тысяч сто. На них не больше тысячи старушек и в два три раза меньше стариков, забытые людьми и богом души.