— Это где? — Катя развернула недавно составленную карту острова, но тут от соседей снова донеслось:
— Да когда же ты кончишь, неуемный, у бедняжки уже совсем сил не осталось!
— Тьфу, — с чувством сказала Катя. — Нет, я в такой обстановке обсуждать серьезные вопросы не могу.
После чего встала и закрыла окно.
А на следующий день Ксения наконец продемонстрировала нам, каковы они, настоящие сибирские пельмени из свежезабитого мамонта, пусть даже и мелкого. Ответственно заявляю — ничего даже близко напоминающего их мне в двадцать первом веке пробовать не доводилось.
Глава 14Война и мир
Дальнейшее развитие событий показало, что мы несколько переоценивали расторопность кроманьонцев и недооценивали их основательность и упорство. Ни через три дня, ни через четыре, ни через неделю на нас никто не напал. Но к берегу все подходили и подходили мелкие группы воинов, и через пару недель мы уже оценивали их количество человек в шестьдесят. Причем это были именно воины — ни женщин, ни детей, ни стариков среди них не было. Катя пару раз слетала на разведку в глубь материка и нашла одно стойбище километрах в двадцати от берега. Но не очень большое, что означало — где-то неподалеку есть еще как минимум одно. Вот только искать его мы не стали — все-таки столь дальние полеты были довольно опасны. В случае отказа двигателя пилоту придется десятки километров топать до берега мимо саблезубых тигров, кабанов, пещерных медведей и, самое главное, кроманьонцев. Впрочем, приблизительное направление, в котором располагался второй лагерь, мы вычислили быстро. Почти каждый день к берегу с севера приходили пять-шесть человек с тюками шкур за спиной, сгружали тюки и уходили обратно. Похоже, они снабжали продовольствием готовящийся к десанту отряд, ибо у самого берега, как нам сказали наши неандертальцы, охота была плохой.
К середине третьей недели осады на берегу начали появляться бревна, причем сразу много. Пока их складывали на берегу небольшой бухточки, из которой, судя по всему, наши враги собирались начать штурм.
Мы, разумеется, тоже не теряли время даром.
Паша ковал из арматуры шипы для палиц — основного оружия ближнего боя неандертальцев. Впрочем, четверо смогли понять, что такое режуще-колющее оружие, и теперь учились обращаться с мечами из автомобильных рессор.
Я резал двухдюймовую водопроводную трубу на куски сантиметров по двадцать и приваривал к ним глухие донца и крышки с отверстием для засыпки пороха и просовывания фитиля. Испытания показали, что, несмотря на примитивность, бомбы получились неплохие, особенно если на трубу нанести кольцевые надпилы.
Когда на том берегу скопилось достаточно бревен, мы собрались на военный совет, дабы решить, нужно ли наносить превентивный удар или лучше дождаться нападения, а потом действовать от обороны.
— Разбомбить их верфь к хренам свинячьим, и все, — убежденно заявлял Паша. — Вплавь им сюда не добраться.
Однако Катя была против.
— Бревна мы, может, и разбомбим, так они натаскают новых. Да еще примут какие-нибудь меры, чтобы подобное больше не повторялось. А потери среди кроманьонцев будут не такими уж большими. После первого же налета, а это всего несколько бомб, они начнут разбегаться, едва увидев дельтаплан. Нет, эту задачу лучше решать радикально. Открыть огонь с воды и с воздуха, когда основные силы атакующих будут примерно посередине пролива. Это хорошо тем, что в таких условиях даже легкое ранение скорее всего станет смертельным, потому как человек не сможет интенсивно грести и его почти наверняка унесет в открытое море.
— А зачем же мы тогда, как папы Карло, уже неделю подряд мастерим бомбы? — поинтересовался я.
— Затем, чтобы после уничтожения десанта совершить налет на известное нам стойбище. Так как народ там остался менее подвижный, чем на берегу, и сидит более скученно, то и потери среди него будут больше. В общем, нам надо настолько ослабить противостоящее нам племя или группу племен, чтобы еще несколько лет после этого они были заняты исключительно собственным выживанием.
Вообще-то, если бы нападающие повели себя более разумно, они вполне могли создать нам серьезные трудности вплоть до летальных. Ведь никаких ресурсов, чтобы прикрыть пригодную для высадки тридцатикилометровую береговую полосу, у нас не было. Ни людских, ни технических. Кроманьонцам следовало малыми силами обозначить атаку в одном месте, а самим мелкими группами высаживаться в нескольких других, и вряд ли мы смогли бы эффективно противостоять такой тактике. Но, видимо, сказался недостаток опыта — ведь люди еще только-только начинали воевать с себе подобными. Наверняка сыграло роль и то, что наши противники были весьма посредственными мореплавателями и поэтому выбрали для переправы самое узкое место пролива. И начали переправляться довольно компактной толпой.
Когда последние плоты нападавших удалились не меньше чем на километр от берега, а первые уже приблизились к середине пролива, началась операция по отражению агрессии. Катя подняла в воздух дельтаплан, а я дал мотору полный газ и направил только что переклассифицированный в линейный крейсер «Барсук» навстречу плотам. В качестве главного калибра он имел Пашин карабин, а универсального — винчестер и наган. Тульскую двустволку мы оставили Ксении как оружие последнего шанса.
Нашей задачей была стрельба по авангарду, и мы быстро к нему приближались. Катя же должна была заняться последними, а если в ТТ останутся патроны, то и предпоследними.
— Ладно, давай попробуем, — буркнул Паша, когда до плывшего первым плота осталось метров триста.
Я чуть довернул нос лодки, чтобы Паше было удобнее, и сбросил газ.
Павел довольно долго целился, а потом выстрелил раз, затем другой. Торчащий на самом носу плота дикарь завопил и свалился в воду.
— Плохо, — скривился Павел, — так на них, гадов, патронов не хватит. Давай приблизимся еще метров на сто. Думаю, это не страшно — даже если у нас заглохнет мотор, мы все равно легко уйдем от них на веслах.
После сокращения дистанции процесс пошел существенно лучше — теперь Павел допускал не более одного промаха на обойму, а иногда и вовсе ни одного.
В основном кроманьонцы плыли по четыре на каждом плоту из двух бревен. И Паша отстреливал двоих, после чего оставшиеся двое не могли управиться с плотом, и его начинало помаленьку уносить в открытое море.
Над нами пролетел дельтаплан, и Катя в качестве оценки нашей деятельности показала большой палец. Видимо, у нее кончились все три магазина (еще два я смог купить там же, где и гильзы), а заряжать их в воздухе она, естественно, не стала.
Скоро дельтаплан пролетел в обратном направлении, а Паша стал стрелять заметно реже, ибо кончались и патроны, и противники.
— Так, — скомандовал он, — вон, видишь плот, на котором трое лежат, а левее его другой, поменьше, на нем один лежит, а другой бесится? Давай между ними, там, в глубине, кажется, еще не всем хватило.
— Ну, похоже, стрелять больше не в кого, — сказал Павел, обозревая поле битвы. — И ладушки, а то осталось всего две обоймы и два патрона в карабине. Будем надеяться, что у Катерины получится с порохом.
— Обязательно, — подтвердил я, глядя на покрывающие брезент на дне лодки гильзы. Их было много. Пули для переснаряжения предстояло изготовить мне, а порох — моей женщине.
Вообще-то возможность купить бездымный порох у меня появилась с получением разрешения на гладкоствол, но «Сокол» для винтовочных патронов не годился. Я прочитал в Интернете, что у карабина от его использования может разорвать ствол или выбить затвор. Однако Катя сказала мне, чтобы я принес из будущего медицинского эфира и парафина. Ацетон у нас еще остался, спирт мы вообще гоним сами, так что никаких проблем с производством подходящего пороха из «Сокола» она не видит.
Я чувствовал не то чтобы разочарование, но явно что-то похожее. Как же так — мы, можно сказать, чуть ли не дрожали от страха, долго готовились, прикидывали, куда и как бежать в случае чего и кого брать с собой, а тут такой облом! Выплыли, постреляли, дельтаплан взлетел, Катя тоже постреляла, и все. Половина врагов уже на дне, а оставшиеся, хоть пока и на поверхности, надолго там не задержатся. Правда, Катя хотела еще слетать к стойбищу. Может, ну их? Там же только старики, женщины и дети, а какая от них может быть опасность?
— Самая обыкновенная, — пожала плечами любимая. — Дети вырастут, старики научат их обращаться с оружием, женщины нарожают им смену и помощь, и вся эта банда придет убивать наших детей. Нет уж, лучше заранее принять меры.
С этими словами Катя начала вешать бомбы на крючки по бокам от пилотского кресла. Из каждой бомбы торчал двухметровый шнур, конец которого следовало привязать к раме тележки. Тогда после сбрасывания бомбы веревка дернет за терку, та зажжет охотничью спичку, и секунд через пять-шесть прогремит взрыв.
Катя летала почти полтора часа, и я уже начинал волноваться, хотя по рации мне уже было сказано, что все в порядке. Но вот наконец из-за холмов по ту сторону пролива показалась движущаяся черточка дельтаплана, и минут через десять я обнимал усталую Катю.
— Разумеется, часть разбежалась, но, по-моему, не очень большая, — сказала она, когда к нам подошли Паша с Ксенией. — Надеюсь, им теперь долго будет не до нас.
Вечером мы как-то самопроизвольно сели обсуждать благополучно пережитый штурм, ну и выпить по чуть-чуть, но не Пашиного самогона, а Ксюхиной легкой настойки из лесных ягод.
— И чего они к нам вообще полезли? — недоумевала Ксения. — Дичи на острове немного, не сравнить с материком. Неандертальцы на них нападать не собираются…
— Пока, — уточнила Катя.
— А что, когда-нибудь соберутся?
— Если нам удастся убедить их в необходимости подобного образа действий, то да.
— Но почему мы должны их убеждать?
— Потому что мы знаем, что люди всю свою историю стремились уничтожить тех, кто от них хоть чуть-чуть отличается. Исключения были, но их не так много. А вообще большая часть истории человечества — это история межрасовых, религиозных и просто захватнических войн. А вот неандертальцы меж собой пока не воюют. Да, споры случаются, и часто разрешаются силой, но это не войны, а драки, причем с правилами. Запрещено использовать палки толще двух пальцев и длиннее руки. Запрещено че