— И где находится этот архив? На десятом этаже чего?
— Лубянки.
Свэггер сделал паузу. Его взгляд оставался спокойным, лишь на долю секунды он утратил резкость, но тут же вновь стал пристальным.
— Я так понимаю, что вы не шутите.
— Ничуть. Чтобы свыкнуться с этим, требуется некоторое время.
— Вам придется объясниться.
— Мы не будем прыгать с парашютом на крышу или штурмовать здание. Мы не будем взрывать подвал или рыть подземный туннель. Мы просто воспользуемся лифтом.
— Не понимаю…
— Деньги. Я дал взятку через моего друга Стронского одному подполковнику ФСБ. Дабы продемонстрировать серьезность моего отношения к этому, скажу вам, что предложил ему сорок тысяч долларов. Из своего кармана. Не из бюджета ФБР, а то, что заработал тяжелым трудом.
— Неужели вы потратили на это сорок тысяч долларов, да еще собственных?
— Да. И если потребовалось бы, сделал бы это еще раз. Я пообещал женщине, что разберусь в причинах гибели ее мужа. Пока я почти не продвинулся в этом расследовании. Нужно найти ответы и на другие вопросы. Как бы то ни было, деньги для меня ничего не значат. Будет нужно — потрачу их все. Я дал слово, взялся за это дело, и мне не дают покоя собственные воспоминания. Сделаю то, что должен сделать.
— Мне вспомнилась фраза — «одержимый честью». Вы, случайно, не сошли с экрана из фильма тридцатых годов?
— Миссис Рейли, я не очень хорошо знаком с фильмами тридцатых годов, но твердо знаю, что мне нужно делать.
— Вы настолько безумны, что это производит впечатление.
— Может, и так. Но давайте вернемся к завтрашнему дню. Если Стронский гарантирует безопасность, значит, она гарантирована.
Он рассказал детали.
— Подполковник снабдит нас идентификационными карточками и проводит на десятый этаж. Он покажет, где находятся интересующие нас документы. В нашем распоряжении будет шесть часов. Никаких фотокопий, никаких записей. Только память. Мы ищем не что-то особенное. Как я уже говорил, дело касается русского Джеймса Бонда. Нам нужно выяснить, не работал ли он в русском посольстве в Мехико в сентябре-ноябре 1963 года.
— Ясно.
— Надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь.
— Я знаю, что Ли Харви Освальд приходил в русское посольство в Мехико в 1963 году и пытался получить визу, но получил отказ. Думаю, этот факт проверялся.
— Да. И не один раз. Человеку по имени Норман Майлер даже удалось взять интервью у нескольких агентов КГБ и изучить соответствующие записи. В них ничего не было. Дело закрыли. История на этом закончилась. Так считал и я еще несколько недель назад.
— А теперь вы считаете, что русский Джеймс Бонд убил Джона Кеннеди.
— Нет. Я знаю пока еще недостаточно для того, чтобы что-то считать. Тем не менее скажу, что если — подчеркиваю, если — существовала какая-то игра, в ней принимали участие русские. Может быть, в главной роли, может быть, второстепенной.
Официант унес пустые тарелки. Кэти заказала водку с тоником.
— По-моему, это то, что мне сейчас нужно.
Свэггер отхлебнул из бокала кока-колу.
— Несколько недель назад я получил кое-какую информацию. В ней не было ничего особенного, из нее нельзя извлечь какую-либо выгоду, и ее из года в год передавали друг другу совершенно обычные люди, не замеченные ни в чем предосудительном. Все они здравомыслящие, дееспособные представители среднего класса. Это история о следе на спине пальто. Глупо, не правда ли? Если говорить вкратце, речь в этой истории идет о том, что в ноябре 1963 года в здании, носящем название «Дал-Текс», могла присутствовать винтовка. Оно находится прямо напротив Книгохранилища через улицу, и его окна расположены под тем же углом к лимузину на Элм-стрит, что и «снайперское гнездо» на седьмом этаже Книгохранилища. След на пальто свидетельствует о присутствии человека, о котором мне известно только то, что он превосходный снайпер.
— Это и есть второй стрелок?
— Возможно. Но пальто могло принадлежать какому-нибудь старому охотнику на фазанов, а след на нем могла оставить шина велосипеда его дочери. И все же разобраться в этом имеет смысл.
— Стало быть, человек приехал в Даллас, чтобы разобраться в этом. Потом его убили. Потом вы приехали в Даллас. И русский пытался убить вас. Поэтому русские и причастны к этому делу?
— Да. Это одно из свидетельств их причастности. Но я бы не стал основываться исключительно на том факте, что парень, который чуть не убил меня, оказался русским. Я попробовал выделить неоднократно проверенную и общеизвестную информацию из доклада Комиссии Уоррена — события, моменты времени, даты, места — и разработать на ее основе вероятный сценарий, согласно которому в покушении на Кеннеди мог принимать участие кто-то помимо Освальда. Я пытался найти точки пересечения определенных потоков информации, необходимой для человека, покушавшегося на Кеннеди, кто бы им ни был. Если бы мне удалось найти место и время, где сходятся все линии, это стало бы отправным пунктом. Я использовал метод проб и ошибок и, несмотря на его невысокую эффективность, кое-что обнаружил. И это кое-что должно находиться в советском посольстве в Мехико поздней осенью 1963 года.
— Расскажите. Впрочем, подождите, еще не принесли водку. Если мне придется десять лет загорать на одном из островов архипелага Гулаг, хотелось бы знать, за что.
Свэггер молчал, собираясь с мыслями. Официант принес водку и кока-колу. Кэти сделал глоток.
— Замечательно. Мир утратил резкие очертания. Пожалуйста, продолжайте.
— Если был какой-то заговор, он должен всплыть в точке схождения пяти элементов. Я называю это «элементами». Мне говорят, что это паршивое слово, поскольку обозначаемое им понятие входит в состав понятия «материя». Дело в том, что эти пять элементов отличаются друг от друга по своей природе, и объединить их способно только слово «материя».
— Очень интересно.
— Первые четыре — это элементы информации. Три из них связаны, но разделены во времени. Один совершенно с ними не связан и появляется значительно позже. Пятый не имеет никакого отношения к информации — это личность.
— Отлично, я слежу за ходом вашей мысли. Мне очень нравится Агата Кристи и гораздо меньше — Ле Карре.
— Первый элемент информации: кто-то должен был знать о существовании человека по имени Ли Харви Освальд. И о том, что он чокнутый, мечтающий о славе, которую ему не может принести его жалкая жизнь. Кто мог знать это?
— Его мать? Его бедная жена?
— Во-вторых, нужно было знать о его склонности к суициду и вместе с этим к насилию; о том, что он прирожденный неудачник. Нужно знать о том, что у него есть винтовка с оптическим прицелом и что 10 апреля 1963 года он стрелял — и промахнулся — в генерал-майора Эдвина Уокера.
— Кажется, я припоминаю что-то такое.
— Уокер придерживался правых взглядов и незадолго до этого вышел в отставку в связи со скандалом, разразившимся, когда стало известно о том, что он пропагандировал среди своих солдат — военнослужащих двадцать четвертой дивизии в Германии — взгляды в духе Джона Бёрча[24]. Очень скоро он приобрел известность и стал вызывать раздражение у многих людей. Уокер произносил речи, выдвигал обвинения, участвовал в различных демонстрациях за гражданские права, ратовал за сегрегацию и всячески поносил Кеннеди.
— Хорошо. Освальд выстрелил в генерала. Некий таинственный заговорщик узнает об этом.
— Третий элемент: нужно было знать о том, что он работает в здании на Элм-стрит, Даллас, штат Техас, называемом Техасское книгохранилище. Но, поскольку Освальд поступил туда на работу только 14 октября, они не могли знать об этом до того самого дня.
— Кто это — они?
— Мы к этому подходим. Кому могла понадобиться информация об этом подонке? Его допрашивали сотрудники ФБР и ЦРУ. И те и другие пришли к выводу, что он не представляет никакой опасности. Они ничего не знали о выстреле в Уокера.
— Понятно.
— Последний элемент информации связан с вечером вторника 19 ноября 1963 года. «Даллас таймс геральд» опубликовала сообщение о том, кто кортеж Джона Кеннеди проследует по Элм-стрит, перед Техасским книгохранилищем, в пятницу, в 12.30 — то есть через два с половиной дня. Эти люди, кем бы они ни были, должны заранее знать, что Освальд работает в Книгохранилище. За такой короткий промежуток времени они не смогли бы отыскать его. И они не могли просто предвидеть, что Кеннеди проедет так близко от этого чокнутого. Кто располагал всеми этими сведениями об Освальде? Не ФБР и не ЦРУ.
— Я знаю ответ на этот вопрос. Знаю, что вы хотите сказать.
— Разумеется. Русские. Освальд умолял их позволить ему вернуться и сказал, что сделает для них все, что угодно. Я уверен, он рассказал о том, что стрелял в Уокера, дабы продемонстрировать свою решимость. Они знали. Они должны были знать. Но это происходило в сентябре, а в Книгохранилище, как я уже говорил, он устроился 14 октября. Откуда они могли знать спустя месяц, что он работает там?
— Я не знаю.
— Здесь-то и вышел на сцену русский Джеймс Бонд. Пятый элемент.
Кэти хмыкнула:
— Тот, кто увидел потенциал Освальда после выстрела в Уокера и установил с ним тайную связь. Он знал, что Освальд работает в Книгохранилище. Понимаете?
— Теоретически такое возможно.
— Нам нужен человек, наделенный определенными качествами. Хотя я и называю его Джеймсом Бондом, но это не совсем точно. Джеймс Бонд — исполнитель. Нам нужен не исполнитель, а секретный агент. Знаете, что это такое?
— Я слышала этот термин, но его точный смысл мне неизвестен.
— Это человек, напоминающий кинопродюсера. Он обладает ви́дением, распознает возможности и определяет цели. Собирает команду, которая должна выполнить работу, и осуществляет контроль над ее деятельностью. Оценивает результаты, руководит, финансирует, нанимает, увольняет. Это жесткий человек. Он не творец, а логистик. Он ставит перед людьми задачи и занимается всевозможными мелочами, до которых не снисходят специалисты. Это организатор. И мы ищем именно его.