Я остановился у обочины и включил в салоне свет. Эта фотография стала известна во всем мире после того, как появилась на обложке журнала «Лайф» и в тысяче безумных конспирологических книг. Вы тоже наверняка видели ее. Алик, одетый во все черное, держит в руке винтовку, прижав ее наискось к туловищу; за поясом у него торчит пистолет, а в другой его руке номера «Дейли уоркер» и «Троцкистский Интернационал» — ему невдомек, что эти издания принадлежат двум враждующим между собой партиям. Он смотрит прямо в объектив камеры, удерживаемой нетвердой рукой Марины, и на губах его играет самодовольная ухмылка. Это нечто вроде романтического образа красного партизана, будившего в его воображении самые смелые фантазии, откуда-то из 1910-х годов, террориста с бомбой, из которой свисает длинный бикфордов шнур, Гаврилы Принципа, персонажа Конрада. Я испытал жалость к человеку, павшему жертвой иллюзий.
Следующие несколько дней я посвятил разработке плана. Дважды съездил на общественном транспорте к месту проведения операции, прошел пешком маршруты подхода и отхода, проследил за деятельностью полиции. Определил расстояние до ближайшего полицейского участка, после чего зашел в «Патио», сел за столик, выпил «маргаритас» и посмотрел, не будут ли бросаться в глаза движения Алика на крыше и второго стрелка в автомобиле, в котором я собирался его разместить. Я даже слазил на крышу, откуда предстояло стрелять, и попытался представить, как будут развиваться события.
После выстрела наступит мертвая тишина, за которой последует хаос. Второй стрелок, в полной готовности, будет ждать выстрела Алика. Если Алик промахнется, он выстрелит из винтовки с глушителем (я был уверен, что Лон решит эту проблему), и дело будет сделано. Но свидетели увидят все иначе. Одни будут говорить, что раздался выстрел, и голова генерала взорвалась. А что, если Алик промахнется и его пуля будет найдена? Да, риск есть, но в поднявшейся суматохе вряд ли кто-то сможет заметить ее. От второй пули — если Лон все сделал, как обещал, — не останется следа. Поскольку здание «Патио» сложено из кирпича, а стоящее за ним здание — из камня, в случае промаха Алика пуля, скорее всего, расплющится о твердую поверхность. Как бы то ни было, даже в случае наихудшего сценария развития событий появятся противоречащие друг другу версии, а произошедшее навечно останется скрытым за завесой тайны. Какие-либо серьезные улики или обоснованные свидетельства, способные привести к раскрытию нашего заговора, будут отсутствовать — если только Алик, оказавшись схваченным, что теоретически возможно, не заявит, что его заставили сделать это красные.
Самая трудная задача заключалась в разбиении плана на легко запоминающиеся части. Я попытался придумать мнемонический элемент, чтобы Алик со своими блошиными мозгами смог усвоить информацию. Я остановил свой выбор на APPLE: approach (подход), position (позиция), patience (терпение), liquidation (ликвидация), escape (отход). Я понимал, что «ликвидация» не очень подходит по смыслу. Тем не менее это слово ассоциировалось в общественном сознании с деятельностью НКВД и часто использовалось святым покровителем секретных агентов, Яном Флемингом, в его книгах о Джеймсе Бонде, которые Алик очень любил читать.
Каждое из этих слов содержало дальнейшую информацию. Например, слово APPROACH содержало набор цифр — 830 15–33—15, означавших 8.30, автобус № 15 до Тридцать третьей улицы, пятнадцать минут ходьбы по Тридцать третьей улице до зоны операции. И так далее, и тому подобное — информация для секретного агента. Я подумал, Алику понравится эта примитивная шпионская придумка, и если мне удастся разжечь его воображение, возможно, он постарается.
Я послал ему открытку, зная, что, с учетом скорости доставки почты в те дни, он получит ее на следующий день. Ее текст был лаконичен: «Техасский театр, 20.00, шоу». Это был кинотеатр, находившийся в полутора километрах от его дома, в котором, по иронии судьбы, он был арестован 22 ноября.
Алик явился вовремя. Фильм был глупым — что-то о тинейджерах на пляже — и вызывал у меня раздражение. Я увидел, как он вошел и сел. Я встал со своего места, подсел к нему и сунул ему в руку конверт с листком бумаги, на котором был изложен план.
— Дома запомните план и перепишите его себе на ладонь. Не уничтожайте листок. Вернете мне его при нашей следующей встрече. Каждый вечер изучайте план, пока не затвердите его наизусть. Я свяжусь с вами дней через десять. Операция назначена на 25 ноября.
После этого мы расстались. Вы, должно быть, помните, что в те времена копировальные аппараты были мало распространены. Копиру еще только предстояло завоевать мир, факсов не было, и существовали только чрезвычайно дорогостоящие фотокопировальные машины, производившие негативы. Так что Алик, при его стесненных финансовых обстоятельствах, вряд ли мог сделать копию плана.
Я оставил его в зале кинотеатра в тот момент, когда глупые калифорнийские девчонки, танцевавшие твист, начали исчезать в ночи. К тому времени я уже стал специалистом по общественному транспорту Далласа. Пройдя несколько кварталов к западу, оказался на автобусной остановке и, дождавшись автобуса, поехал в сторону центра. На следующий день улетел обратно в Бостон, а оттуда в Вашингтон. Теперь дело было за Лоном.
Возвращение из Далласа заняло почти целый день. Я приобрел за наличные авиабилет до Бостона, взял такси до Кембриджа, незаметно проник в отель, прокрался вверх по лестнице, спустился, оплатил номер, вновь приехал в аэропорт и вылетел в Вашингтон. Единственная проблема возникла в отеле, во время расчета, когда служащий за конторкой спросил:
— Все было нормально, сэр? Мы обратили внимание, что вы, судя по всему, не спали в постели.
— Все было замечательно. Послушайте, если кто-то станет спрашивать про меня, это частные детективы, нанятые моей женой. Так что возьмите, пожалуйста, вот это… — Я подмигнул и протянул служащему две банкноты по двадцать долларов. На протяжении всего полета из Далласа в Бостон я прикидывал, сколько следовало дать за молчание. Двадцать — слишком мало и только вызовет раздражение, пятьдесят — слишком много, и это обязательно запомнится. — И, пожалуйста, забудьте о том, что я не ложился в вашем отеле в постель.
— Конечно, сэр, — служащий улыбнулся. — И можете быть уверены, хозяйственные отчеты обязательно исчезнут.
В те дни все американские мужчины были заодно, и в стране процветала культура адюльтера — возможно, под влиянием журнала «Плейбой». Лично я никогда не изменял Пегги, но часто пользовался этим предлогом в случае необходимости.
Я позвонил жене из аэропорта Вашингтона и сказал, что вернулся, но, прежде чем появлюсь дома, заеду в офис.
Было уже около пяти часов. Я поднялся в свой кабинет и быстро отпечатал на машинке отчет о ходе операции «Павлин», содержавший список молодых пишущих звезд, с которыми у меня состоялись беседы. Указал тех из них, кто, по всей вероятности, ступит на стезю журналистики и посвятит свою жизнь сочинению киносценариев и романов или даже, бог даст, созданию телепередач. Должен заметить в качестве отступления, что после этой поездки в Даллас я превратил операцию «Павлин» из фикции в реальность. Со временем она стала одной из наиболее успешных акций Управления. Благодаря ей я приобрел множество друзей, которые оказывали мне услуги вплоть до завершения моей работы в Лэнгли, особенно во Вьетнаме, во время проведения операции «Феникс», когда мне было необходимо, чтобы в газетах появлялись правильные статьи.
Я также проверил, каково положение дел с тремя другими проводимыми мною операциями, имевшими долгосрочные цели, но мне не хочется утомлять читателя этими подробностями, тем более что они утомят и самого автора. Я послал нескольким коллегам внутриофисные записки с уточнениями, вопросами и требованиями, дабы не привлекать излишнего внимания к своему отсутствию.
К девяти часам я был дома. Пегги приготовила мне «хайбол», и прежде чем выпить его, я пообщался с мальчиками. Джек явно соскучился, о чем можно было догадаться по тому, с какой силой он обнял меня. Питер, мой средний сын, никогда не был особо привязан ко мне и не пытался этого скрывать. Однако мне сказали, что он произнес самую проникновенную речь на моих «похоронах» в 1993 году. Уилл был занят игрой и фактически не заметил моего возвращения. Мы с Пегги поужинали, после чего она отправилась спать, я сделал себе еще один «хайбол» и сказал, что немного задержусь, поскольку мне нужно проверить почту.
В основном это были счета, но среди них я обнаружил не совсем обычный, довольно большой и увесистый конверт без обратного адреса. На нем стоял штемпель почтового отделения городка Роунока, расположенного недалеко от поместья Лона в Юго-Западной Виргинии.
Я вскрыл его. Внутри конверта находился толстый номер иллюстрированного журнала «Стрелковое оружие и боеприпасы» с многочисленными фотографиями различного огнестрельного оружия и сопроводительными статьями. Пролистав журнал, я ничего в нем не обнаружил. Пролистав его еще раз более внимательно, я заметил, что одна из страниц в середине кажется слишком толстой по сравнению с остальными. Присмотревшись, я понял, что страницы 43 и 44 склеены, и когда разъединил их, между ними оказалось письмо. Это смешно! Лон практиковался на мне в шпионских шутках.
Я взял письмо и прочел приветствие:
Коммандеру Бонду 007
Из Технического отдела
По делу «Убийство Доктора Нет»
После прочтения сжечь
Старина Лон так и остался неунывающим охотником, и в этом духе он начал свое письмо.
Коммандер Бонд, я много размышлял по поводу вашего запроса, провел ряд экспериментов и нашел решение. Заварите кофе, поскольку вам предстоит долгая бессонная и по большей части скучная ночь, если только вы, подобно мне, не находите завораживающими тайны огнестрельного оружия и баллистики. Но, поскольку такие люди составляют около 0,0001 процента населения, желаю вам удачи.