Был такой случай у меня в детстве. Мы прыгали с горки в сугроб. Залазишь на металлическую горку (она стояла у нас во дворе начальной школы), только не скатываешься вниз, а разворачиваешься и прыгаешь в сугроб. И вот подошла моя очередь. Я смотрю и вижу: из-под снега торчит заборчик. Думаю, только бы на него не попасть, а то можно спину сломать. Сиганул, и прямо на него спиной. Я умудрился отклониться на метр от траектории, чтобы упасть на этот долбаный забор. Я лежал на снегу и колючих досках забора и плакал, потому что было очень больно и очень обидно. Один из тех случаев, когда срабатывает закон Мерфи.
Я дочитал Хемингуэя в больничном коридоре, и на этот раз книга значила для меня больше. Это была пророческая книга. Я понял, что могу снова упасть на забор.
Еще вспомнил, как одному моему приятелю делали операцию в детстве. Что-то с мочевым пузырем у него было. И случайно порезали пенис, он показывал – у него шрам. Говорит, что ничего, работает, девушке его даже нравится, но если бы перестал работать? Что делать, если у тебя не останется секса? Что я буду делать? Писать книги? Зачем тебе писать книги, если у тебя не работает хрен? Что это будут за книги? Мемуары человека без члена? Воспоминания о тех славных временах, когда я работал грузчиком с грыжей, но зато с работающей штуковиной?
– Проснись, парень. – Утром меня растолкала женщина. Она прямо в палату закатила эти носилки с колесиками, как там они называются? Не знаю, есть ли у них вообще название. Она еще сказала:
– Раздевайся.
На мне и так были только трусы, поэтому я спросил:
– Совсем?
– Нужно голым.
Я снял трусы, залез на шаткую конструкцию, накрылся простыней и поехал в операционную, боясь упасть.
– Как дела? – спросил у меня мой врач, человек с такими же венистыми руками, как у меня. Я негромко сказал ему, чтобы женщина-помощница не услышала:
– Я забыл посрать.
– Ничего страшного, – сказал он. И бровью не повел. И начал все приготовления.
– А наркоз это не выявит?
Врач беззаботно махнул рукой и велел мне перебираться на операционный стол. Руки, ноги мне связали. А потом женщина приставила маску к лицу. Мне показалось, что я задыхаюсь. Я всегда боялся умереть от удушья, вообще я перепугался, как разума лишился, стал мотать головой и материть их. Тогда врач схватил мою голову, а его помощница привинтила какой-то ужасный металлический удерживатель, так что я уже не мог повернуться. И произошла маленькая смерть. А через секунду я уже проснулся и увидел бабушку. Я сказал ей одно матерное слово, потому что моя душа еще не покинула операционную и боролась с обидчиками, пытающимися задушить меня. Слава богу, бабушка не поняла посыла. Потом до меня дошло, что уже меня не душат и что операция прошла. Я потрогал сразу свою задницу, чтобы убедиться в том, что я не опростался. Потом потрогал член, чтобы убедиться в том, что его случайно не отрезали, а потом уже поздоровался с бабушкой. Она мне привезла поесть, но есть я пока не стал. Потому что напрягаться я теперь не мог, и на горизонте уже маячил мой самый первый в жизни запор. Однако вечером есть захотелось, и я все умял.
Утро. Я забылся, встал и пошел к умывальнику чистить зубы. В те времена я еще не был ипохондриком и параноиком, но зубы чистил всегда сразу, как вставал, и каждый раз после еды. Раза четыре-пять в день. Дед-сосед еще спал. Я прошел путь до умывальника, взял зубную щетку и только тогда почувствовал боль. Я сел на пол возле умывальника и вспомнил, что мне сделали операцию. Через несколько минут зашла медсестра, увидела меня на полу и помогла добраться до кровати. Пришел врач и сказал, что больше ни в коем случае не вставать еще двое суток и мочиться в утку.
– А когда я смогу сходить в туалет? – спросил я. Меня это очень беспокоило.
– Ничего страшного. Послезавтра сможешь сходить.
Я посчитал. С момента последней моей дефекации прошло уже приблизительно сорок часов. Следующая случится не раньше, чем через сорок часов. Итого – восемьдесят часов без дела, которое я в течение восемнадцати лет привык проделывать каждые двадцать четыре часа, а то и значительно чаще. Я взялся дочитывать книгу Хема, но все эти мысли постоянно отвлекали от текста. Мне даже не хватало сил выпустить газы, а все то, что я съел за последние два дня, до сих пор было во мне.
И еще в этот день подбросили нового пассажира. Привели второго деда. Он тоже был глуховат, как и первый, но отличался от первого деда тем, что ему только что прооперировали аж две грыжи – у него была двусторонняя паховая грыжа. И тем еще отличался, что коверкал глаголы. Например, говорил «понимашь» вместо «понимаешь» и «понимат» вместо «понимает». Таким был второй дед.
А потом была ночь, в которую было очень одиноко.
Ночью деды, объединив силы против меня, устроили мне маленький ад. Поначалу я не мог заснуть, потому что не мог найти удобное положение. Эта ужасная кровать с натянутой сеткой хороша, только если вы ребенок и хотите на ней попрыгать. А еще, как я уже сказал, и деды давали мне жизни. Если бы я успел заснуть – я бы избежал этого, но я не успел. Сначала раздался оглушительный храп Односторонней грыжи. Это не помешало, однако, заснуть Двусторонней грыже (в этом прелесть глуховатости), поэтому скоро Двусторонняя грыжа заснул и добавил к храпу свои стоны. Снилось ему нечто неприятное, а я должен был слушать. И когда мое настроение вылилось в уверенность, что причина всех моих бед – эти деды, я начал жалкие попытки крикнуть на них матом, чтобы они хоть на время прекратили свою симфонию. Они не слышали, я кидал тапками, но промахивался, тапка было всего два, и они тут же закончились, а сил не хватало, чтобы мой голос звучал громко. И спина болит из-за сетки. Я скинул матрас на пол, свалился на него, но на полу было еще хуже, деды не переставали храпеть и стонать у меня в голове, стонать и храпеть, да еще и дуло со всех щелей. Обратно на кровать я залезть не могу, закинул матрас на место, а сам не могу. Так я просидел час, или два, или три задом на голом полу. А потом как-то у меня получилось все-таки, и я залез и так неимоверно устал, что сразу заснул.
…И проснулся под разговор о политике. Второй дед что-то рассказывал первому. А первый на все отвечал:
– Вся власть в руках у чиновников!
Они друг друга не слышали. Второй что-то втолковывал про Сталина. О том, что раньше жилось лучше, что зря Сталина ругают. А у первого на все был ответ:
– Вся власть в руках у чиновников!
Тогда я вылез из-под одеяла и сказал:
– Хрен в руках у чиновника, храпуны чертовы!
Первый дед посмотрел на меня непонимающими глазами и повторил свое заклинание.
Весь день мне пучило живот. Зато когда зашел врач справиться о наших делах и я ему пожаловался на кровать, он прислал мне специального человека, который принес «щит» из досок. Я перелез на стул, а специальный человек стянул постель, подложил «щит», заправил постель, и теперь лежать было жестко, но удобно.
А назавтра был новый день, который уже сулил мне посрать. И еще в этот день еду разносила молодая и симпатичная девушка. Они работали два на два. То есть два дня была немолодая и некрасивая, а теперь два дня будет молодая и красивая. Раздаточница принесла нам завтрак, я отказался от всего, кроме чая, и успел сказать ей пару комплиментов. Потом выпил чай. И наконец встал.
Туалет был ужасен. Ни вам стульчака, ни сияющей чистоты. К тому же там не работал слив – на бачке лежал ковшик для этого дела. И еще плохо стекала вода, ее было слишком много, а это всегда чревато омерзительными брызгами. Я еще был недостаточно силен, чтобы забраться на унитаз на корточки, поэтому мне пришлось зависнуть над унитазом. Удерживая зад на весу, как над пропастью, руками держась за раковину и бачок, я тужился довольно долго, но первый раз ничего не получилось. Мне пришлось отдохнуть пару часов и повторить попытку. На второй раз получилось, но я не успел вовремя убрать зад, потому что еще передвигался, как калека, все время кряхтел и стонал, и часть омерзительных брызг настигла меня, прохладно полоснув по булкам, заставив скривить рожу и подавить рвотные позывы.
Я, признаться, догадался только с третьего раза бросить на воду кусок туалетной бумаги, чтобы дерьмо падало без брызг.
И еще только через два года узнал, что это широко распространенная техника, когда унитаз переполнен, и называется этот метод «запуск десанта».
Приехала сестра. Уж конечно, не сводная сестра – у меня еще есть родная старшая сестра.
– Привет, лось, – сказала она. Это она меня всегда так называет, потому что я самый высокий у нас в семье. Во мне всего сто восемьдесят один или сто восемьдесят два, но все остальные у нас не больше ста семидесяти. Ладно, неважно, мы поболтали, нам особо не о чем разговаривать обычно.
– Ну, как тут?
– Нормально, у тебя как?
– Нормально.
– Как твой прекрасный муж?
– Объелся груш. Как всегда.
– Как Рома?
Это ее сын.
– Нормально все. А что у вас с папой? Что он тобой не доволен?
– Да так. Споры у нас были.
Я не стал ей рассказывать о том, что я насильник и винный вор. Сестра мне дала немного денег, папа все-таки передал через нее, и уехала, потому что ее внизу ждал Макс в машине. Муж.
Зато немного позже приехали две мои подруги – Света и Юля. Света училась со мной раньше на потоке, а Юля была ее безумной подругой. Я со Светой одно время чуть было не начал встречаться, а с Юлей как-то чуть было не переспал. Но я был не особо решителен, а потом начал встречаться со своей любимой. И вот они заходят. Они были в белых халатах и бахилах, их выдают посетителям, а я лежал на кровати. Ко второму деду как раз пришли родственники. Сидят вокруг его постели, поэтому я слегка смутился, когда Юля сказала:
– Медсестер вызывали? – и так встала в этом белом халате над моей кроватью, как будто это все экспозиция в порнографическом фильме.
Я смутился, вскочил, поцеловал каждую в щечку и повел их поскорее в курилку.