Но он не отказался от мысли отыскать Мирьяну. Он не понимал, что же случилось. С чего это вдруг? Неужели он сделал что-то не то?
В эти дни он опустился. Целыми часами сидел перед факультетом, удерживая на коленях портфель, ощущал запах собственного пота и, похоже, совсем не знал, что ему делать.
Наутро после того телефонного разговора, когда около полудня он сидел на ограде сквера, из здания факультета вышел какой-то юноша и направился прямо к нему. Сначала Светик подумал, что тот идет на троллейбусную остановку.
Но молодой человек шел прямо на него.
– Добрый день, – сказал он.
Светик ответил, стараясь припомнить, встречались ли они ранее. Парень был высокий, черноволосый, бледный, с редкой, не бритой несколько дней бородкой. Апрельский день был теплым, но на нем была темно-зеленая зимняя куртка. Он боязливо оглядывался.
Петрониевич никак не мог припомнить, кто бы это мог быть. Кто-то из приятелей Андрея?
И тут юноша произнес:
– Можно спросить вас? Вы ждете кого-то?
Светик смутился.
– Жду, – ответил тоненьким детским голоском, – товарища.
Парень нерешительно посмотрел в сторону.
– Этот ваш товарищ не придет, – доверительно сообщил он.
Светик смутился еще больше. Что же ему надо?
– Откуда вы знаете? – спросил он.
Парень опять оглянулся.
– Вы из полиции?
Петрониевич нехотя подтвердил:
– Возможно.
Что это я несу, подумал он, но повторил:
– Возможно.
Парень, очевидно, ожидал именно такого ответа.
– Так разве вы не знаете, что у факультета есть еще один выход, на Князь-Михайлову? И что можно выйти туда?
Светику, конечно, это было известно.
– Да ну? – удивился он. – Не знал!
Парень неожиданно прикрыл лицо руками.
– Прошу вас! – воскликнул он. – Прошу вас! Оставьте ее в покое! Она вас не любит! Она любит меня!
Адвокат протянул к нему руку.
– Погодите, погодите! – Он не знал, как реагировать на слова парня. – Простите, как вас зовут?
– Ранко, – ответил тот. Сквозь прижатые к лицу пальцы было видно, что глаза его увлажнились.
– Скажите, пожалуйста, Ранко! Откуда вы знаете, что она любит вас, а не кого-то другого?
Парень отнял руки от лица.
– Она такая. Поймите меня, пожалуйста! Она привлекает к себе внимание. И не может без этого. Привыкла. И думает, что все в нее влюблены.
– Не понимаю, – произнес Светик.
– Но вы же старик! – бросил Ранко. – Вы ей в отцы годитесь!
Адвокату это не понравилось. Разве пожилые люди не влюбляются? Или же я совсем старик?
– Нет, я вас не понимаю, – повторил он.
– Вы и мне в отцы годитесь! И потому должны понять меня. Для вас ее любовь ничего не значит! Она сама для вас ничего не значит! А для меня – всё!
– Откуда вы это знаете? – возмутился Петрониевич. О, как заблуждается мальчишка! О, как плохо он разбирается в людях! – Подождите, давайте не здесь. Пойдемте, сядем где-нибудь.
Он указал на Академический парк за спиной и двинулся мимо клумбы. Еще со ступенек он приметил свободную зеленую скамейку. И направился к ней.
– Откуда вы знаете, – начал он, едва присев, – что она для меня значит?
– Ей нравится, когда в нее влюбляются! – воскликнул парень. – И влюбляется сама! Или, во всяком случае, так ей кажется. И тогда у людей начинаются неприятности. Страдают. Бьются в судорогах. Особенно такие, как я. Которые любят ее всем сердцем! И которые готовы на все.
Адвокат не нашелся что сказать и только молча смотрел на него.
– О, что я говорю! – запричитал парень. – О, простите меня!
– Ничего, ничего, – шепнул Петрониевич. Похоже, я тоже не в себе, подумал он. – Очень жаль, – добавил, – что с вами это происходит. Но ведь и я ничуть не лучше.
– Нет, вы не такой, – он отрицательно покачал головой. – Прошу вас, оставьте ее мне! Не верьте, если она вам что-то обещала. Если она о чем-то говорила вам – не верьте. Она сама не понимает, что говорит. Она всем обещает. Но это относится только ко мне. Для других это ничего не значит. Потому что я не могу без нее, – он сунул руку за пазуху и показал ему рукоятку пистолета. – Если потеряю ее, то покончу с собой.
Светик подумал: вот оно, то, о чем она мне рассказывала. Но он не был уверен, что пистолет настоящий. Может, он пластмассовый.
– Ранко, – сказал он, – не шутите с этим. У меня есть кое-какой опыт обращения с оружием. Это очень опасная штучка.
Ранко поднялся со скамейки.
– Я не шучу, – ответил он. Губы у него дрожали, воспаленные, налитые кровью глаза увлажнились. – Какие тут шутки.
Внезапно повернувшись, широкими шагами направился к ступеням, ведущим из парка.
Наутро Светик сумел дозвониться до Мирьяны; именно в этот день вечером хоронили Тозу Бозу.
Они встретились в «Унионе».
– Кем тебе приходится этот Ранко? – сердито спросил он.
Она в этот момент пудрила носик; посмотрела на него из-за зеркальца.
– Кто? – Поначалу было похоже, что она никак не может припомнить. – Почему он тебя интересует?
– Потому что он угрожал мне пистолетом. То есть, – поправился он, – грозил застрелиться, если я тебя не брошу.
Она искоса посмотрела на Петрониевича.
– А ты? Что ты решил, бросить меня? Испугался?
Он улыбнулся:
– Пока нет. Если только не ты меня. И не испугался ничуть.
– Ну-ну, – хмыкнула она, – похоже, идея недурная.
Некоторое время она молчала, потом вымолвила:
– Ладно, давай поедем в это твое удбовское убежище. Никогда бы не подумала, что буду устраивать любовные свидания на явочной квартире.
Они поехали на его машине. Но когда добрались до Сенячкой улицы, напротив выставочных залов, ему показалось, что за ними кто-то следит. Машина была обычной, неприметной, небольшое серое авто отечественного производства. В ней был только водитель, и держалась она на расстоянии метров в двадцать. С такого расстояния он не мог разглядеть лицо шофера.
У него задрожали руки и ноги. УДБА, подумал он. Неужели дело до них дошло? И все из-за парня, которого он решил профессионально защищать! Может, в мотеле его прослушивают и снимают? А может, вообще хотят ликвидировать?
Это сильно его расстроило, и он допустил несколько мелких нарушений правил вождения. Она заметила это.
– Ты нервничаешь? Почему все время оборачиваешься?
Он не захотел поделиться своими опасениями.
– Ничего такого, – ответил он. – Просто сегодня после обеда мне надо ехать в Чуприю. На похороны моего товарища. Покончил с собой мой приятель.
– Он тоже из УДБА? – спросила Мира. – Вы, удбовцы, часто руки на себя накладываете?
– Бывает. Хотя он в ней не служил.
Некоторое время они ехали молча. Светик частенько поглядывал в зеркало заднего вида. Отечественный автомобиль следовал за ними все на том же расстоянии.
– Похоже, – сказал он, – Милеса знает о нас. Моя жена.
Мира, нахмурившись, повернулась к нему.
– Ты рассказал ей?
– Нет. Но, может, скажу.
– Зачем?
– Потому что не могу больше так.
Она от неожиданности откинулась на спинку сиденья.
– Значит, теперь и мне надо оглядываться, не гонится ли кто за мной по улице с пистолетом в руках?
Он, крепко сжимая руль, ответил:
– Она не знает, кто ты. Просто подозревает, что есть какая-то женщина. Но кто именно, не знает.
Ожидая в мотеле у стойки регистрации, Светик решил, что ему обязательно надо принять душ. И как только они вошли в комнату, он тут же направился в ванную, прихватив портфель.
Наскоро принял душ, почувствовав облегчение. Потом вынул из портфеля чистую выглаженную пижаму и надел ее.
Миру он застал на балконе, где она голая сидела на прикрытом одеялом стуле и курила.
– С чего это ты оделся? – усмехнулась она. – Ты у меня прямо дядюшка со студенткой-филологиней в любовницах!
Он ответил:
– У меня шрам на груди, не очень-то красивый.
– Ах, извини, – произнесла она. – Это с войны?
– Нет, после операции – она возбуждала его, и он позвал: – Пошли, студентка-филологиня.
Девушка едва вернулась с балкона, как он набросился на нее. Начал целовать в губы, шею, груди. И рухнул вместе с ней на кровать; она, оказавшись под ним, покорно раздвинула ноги.
Но едва он вошел в ее тепло, как почувствовал, что кончает. И в секунду был готов.
Она была разочарована, а он – зол. Понял, что до отъезда у него больше ничего не получится, и принялся материться.
– Не переживай, – отозвалась она, – как-нибудь исправимся.
Он же понимал, что времени на это не хватит.
Пока девушка принимала душ, он вышел на балкон и стал осматриваться. И тут на обочине, за кустами, заметил отечественное авто. Он не был уверен, та ли это машина, что шла за ними, но, подумал он, откуда тут взяться другой?
От страха он вспотел, его начала бить дрожь. Неужели коллеги принялись следить за ним? Неужели теперь следят, если ты развлекаешься с женщиной? Неужели им настучал этот подлец управляющий? И кого они станут шантажировать – меня или ее? А может, ее родителей?
К кому же обратиться за помощью? Был бы жив Йова Веселинович, если бы еще служил на старом месте Холера, проблемы бы не было. Но их больше нет, а другие, с которыми он контачит, не только не способны, но и не достойны интимных разговоров. Им не скажешь – у меня молодая любовница, а вы за мной следите; совсем свихнулись?
Нет, к ним он не мог обратиться. Даже не знал, на кого пожаловаться.
Когда Мирьяна вышла из ванной, они еще немного повалялись в кровати, но он оставался рассеянным, как бы незаинтересованным. Невольно разглядывал потолок и стены, пытаясь угадать, где установлены микрофоны и камеры, но так и не смог ничего обнаружить. Вспомнил, что в прошлый раз они были в этой же комнате: значит, она оборудована микрофонами, а может, и камерами. Неужели они стали свидетелями его поражения?