В аэропорту Владивостока его никто не встречал, Артур был не в состоянии, а невестке встречать он запретил, отчасти потому, что был зол на неё (молчала целый год!), но в основном, чтобы Артур не оставался один, без присмотра.
Трап самолёта, аэропорт, такси, сливающийся в серый поток город за окном автомобиля, подъезд, ступени, третий этаж. Из морока он вынырнул перед дверью. Нажал на звонок.
Дверь открыла Света.
— Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич.
— Здравствуй, — глядя на её уставшее лицо, на припухлости под глазами и горькую складку между бровями, Дмитрий понял, что не имел права злиться на неё.
Они сухо обнялись.
— Где он?
Она указала рукой в комнату:
— Там.
Дмитрий вошёл и увидел сына сидящим в кресле. Корпусом тот подался вперёд, локтями опершись на колени и свесив кисти рук между ног.
С первого взгляда Дмитрий всё понял: и о стадии опьянения, и о признаках необратимой деградации личности, но не это его поразило и заставило покрыться холодным потом. Он отчётливо ощутил, что в данный момент его сына, его Артура, которым он так гордился и которого так любил, здесь нет. Пустота дырой зияла в глазах покачивающегося существа.
Бессильно откинувшись в кресло напротив сына, Дмитрий устало закрыл глаза рукой в немом жесте отчаянья и в следующий миг замер, скованный ужасом. В тишине комнаты, торжествующий голос, который он сразу узнал, несмотря на толщу прошедших лет, произнёс, а возможно, призрачным эхом из прошлого прозвучал в его голове: «Он — мой!»
***
Когда человек находится в крайней степени отчаяния, в обстоятельствах, когда ему не откуда и не от кого ждать помощи, и дух его достигает дна в своём падении, тогда он становится способным поверить в невозможное, во что-то чудесное, могущее принести избавление от тяжких горестей. То, что ранее он отмёл бы с негодованием или с презрительной усмешкой, предстаёт перед ним в ином свете. Так уж устроено в нас природой или богом, что вера в невозможное, в чудо просыпается в нашей душе только перед лицом опасности или беды — столь грозной, что простыми методами и решениями её никак не разрешить. И только перепробовав все рациональные способы и варианты, убедившись в бесплодности всех попыток, мы обращаем свой взор в область неведомого, пытаясь нащупать то, что ранее никогда даже не допускали к существованию. В этом неведомом, в этой вере в заветное чудо, как в густом тумане, полно неизвестности и нет никаких гарантий, что мы нащупаем дрожащими руками именно то, что так истово искали.
Но, что там точно есть и присутствует с первых шагов, как мы ступили на эту тропу, так это — надежда. И далеко не многие способны понять, что эта надежда, когда в ней уже со всех сторон отказано, уже сама по себе тоже есть чудо.
Дмитрий слушал старика и одной своей частью понимал, что при других обстоятельствах он счёл бы всё, что тот говорит — бредом или дешевой комедией. Но эта его часть была мала и немощна по сравнению с той его частью, что жадно внимала каждому слову старого знатка.
— Ты не виноват, что так случилось, — говорил старик, — не вини себя. Это зло пришло в вашу семью не по твоей воле или недосмотру. Но в твоей воле его остановить. И ты единственный, у кого достанет сил с ним совладать.
— Что это значит? — спросил Дмитрий.
Старик тяжело вздохнул.
— Это действительно одержимость. Злой дух, вечно голодный демон, он давно преследует твою семью. Ларьва — так его называли в старину.
— Ларьва? — Дмитрий попробовал на вкус незнакомое и, как ему показалось, несерьёзно звучащее слово.
— Ларьва, или лярва, у него много имён. Разные народы называют их по-разному. Ларьвы — демоны низшего уровня, но они чрезвычайно сильны и унесли жизней гораздо больше, чем самые страшные эпидемии, прокатившиеся по земле. Избавиться от них очень тяжело, а для слабых волей людей невозможно.
Старик замолчал ненадолго и сказал устало:
— Сын твой слаб. Сам он не справится.
— Вы же сказали, что сможете помочь, — Дмитрий почувствовал, как что-то опустилось в груди.
— Слушай меня внимательно и запоминай. Я дам тебе три бутылочки с водой. Эти три воды потребуется испить. Это заговорённая вода, она поможет. После этого он избавится от ларьвы. Ты оставайся здесь ночевать, в бане тебе постелю. На закате и на заре я буду готовить заговорённую воду. Первая вода буде сладка, вторая солона, а третья горька. Как вернёшься, дашь сыну выпить первую воду. Она отнимет силу у демона, твой сын сможет остановиться, перестанет пьянствовать. Вернётся к нему разум и способность видеть себя. Но первой воды надолго не хватит. Она будет держать его не больше недели, и если за это время ничего не сделать, то ларьва опять наберёт силу и подомнёт его.
Дмитрий слушал старика затаив дыхание, словно сокровенную истину, нимало не сомневаясь в силе и правдивости его слов. Старик отпил чаю и продолжил:
— Пока демон без сил, отвезёшь сына подальше от людей. Найди место, где никого нет, начерти круг, сядьте двое внутрь, там дашь ему испить второй воды. Его тело исторгнет демона, и он станет свободен. Правда, ненадолго, ларьва вернётся к нему, если ничего не предпринять.
Сказав это, старик замолчал, хмуря брови, уставился куда-то в угол и бесшумно шевелил губами, словно силился высказать что-то очень тяжёлое.
Устав ждать Дмитрий осторожно спросил:
— А что делать с третьей водой?
Старик вздохнул:
— Это будет самое трудное.
***
Подобно человеку, избавившемуся от мучительной зубной боли и от того ощущающего чувство, сопоставимое со счастьем, хотя при этом, в сущности, пребывающему в своём обычном состоянии, Дмитрий испытывал радостное, приподнятое настроение просто от того факта, что Артур вышел, наконец, из запоя. После того, как Артур выпил первую воду, он не прикасался к спиртному уже почти неделю, и этой малости было достаточно, чтобы укрепиться в надежде на благополучный исход. Первая вода сработала, а значит, старик этот, последний из знатков, не соврал. Он действительно знающий, обладает силой, а значит — всё получится! Как будто огромная глыба свалилась с души у Дмитрия, и облегчение, возникшее при этом, было сродни чувству детского восторга у ребенка, который твёрдо знает, что впереди его ожидает только хорошее.
Серебристый «Линкольн» плавно рассекал свежий утренний ветер, унося их прочь от города. Артур сидел рядом притихший и с интересом рассматривал мелькающие за окном пейзажи. Он посвежел, к нему вернулся здоровый цвет лица, и в душе также затеплилась осторожная надежда.
— Пап, мы ведь не на рыбалку едем, да?
— Нет, не на рыбалку.
Артур задумался ненадолго и снова спросил:
— Это всё по совету того знахаря?
— Да. В их местности, таких как он называют «знатки».
— Как? Знатки? — удивился Артур.
— Это от слова знать, я полагаю. Знающие люди.
— Понятно… Пап… Думаешь, это сработает?
— Сработает, — стараясь, чтобы голос звучал как можно уверенней, ответил Дмитрий. — Без сомнений.
Они долго петляли по просёлочным дорогам, выискивая уединённое место, чтобы исключить случайную встречу с чужим взглядом. Наконец остановились у небольшого озерца, окружённого со всех сторон редкими порослями молодого березняка.
День выдался солнечный, тихий и безветренный, будто сама природа затаила дыхание, почувствовав важность момента. Поверхность озерца едва подёргивала лёгкая рябь, листья на тоненьких березках почти не шевелились.
Выйдя из машины, Дмитрий огляделся и удовлетворённо кивнул:
— Пойдёт. Остановимся здесь.
— И что нам тут предстоит делать? — Артур говорил тихо, но все слова было отчётливо слышны в безветренной тишине.
— На самом деле ничего запредельного.
Дмитрий оставил Артура выгружать из багажника продукты и не нужные, в принципе, рыболовные снасти, а сам решил пройтись по берегу озерца в надежде собраться с мыслями и совладать с внезапно охватившим его волнением. Было немного страшно, предстоящий шаг пугал неотвратимостью последствий, и в то же время радостно, потому что впервые за долгое время появился шанс справиться с горькой бедой. Пусть и высокой ценой.
Они позавтракали, сидя на земле, на расстеленном старом покрывале, и при этом почти не разговаривали. Говорить не хотелось каждому в силу своих причин. Артура не отпускал груз вины, раскаяние и душный страх, что он снова не удержится и погрузится в морок пьянства.
Дмитрий внешне хоть и был спокоен, но тоже переживал: достанет ли ему сил? Прав ли был старый знаток? «Первая вода сработала, — напомнил себе Дмитрий, — именно так, как и сказал старик. Артур бросил пить, сразу и без оговорок, а значит, и всё остальное сработает».
Дмитрий хлопнул ладонью по земле и сказал, больше обращаясь к себе:
— Ладно, давай сделаем это.
— Давай, — отозвался Артур, — что надо делать?
— Мы должны сесть в круг, и ты должен выпить вторую воду.
— И всё?
— И всё. Почти…
— Как-то всё просто.
— Ага, я тоже так подумал, когда старик мне всё это рассказывал.
— Наверное, много денег с тебя слупил…
— Нет, ты знаешь, вообще денег не взял. Мне старушка из местных потом подсказала, что можно положить в прихожей на тумбочку, сколько не жалко…
Начертив на земле ножом круг, они сели в центр, и Дмитрий подал сыну небольшую пластиковую бутылочку:
— Вот, это вторая вода.
Артур открыл, осторожно понюхал:
— С виду обычная вода, такая же, как и первая.
Посмотрев отцу в глаза, он кивнул, чуть улыбнулся и залпом выпил всё, до последней капли.
— Вода как есть, — слегка разочарованно произнёс он, — тёплая.
Через мгновение гримаса боли исказила его лицо, и он свалился на землю, согнувшись пополам. Жестокие судороги скрутили его, пробежали волной по всему телу и выплеснулись обильной пенистой рвотой.
Дмитрий с побелевшим лицом только шептал тихонько:
— Терпи, сынок, так надо.
Наконец, всё стихло, Артур со слабым стоном упал обессиленный на землю. Мутным взглядом он посмотрел на отца и едва слышно посетовал: