Дэнни оказался вовлеченным в убийства. У Дэнни есть проблемы, связанные с внезапными приступами ярости. Дэнни – очень трудный ребенок. Но он при всем том хороший мальчик, как это ни парадоксально, и чувство вины разрывает ему душу. Если мы не попросим его все рассказать, и как можно скорее, не думаю, что он вообще что-то расскажет. В конце концов он либо раздобудет где-нибудь вилку или ножик и сделает то, что сделает, либо, что еще хуже, замкнется в себе и отключит все чувства. В нем не останется ни тепла, ни сочувствия, ни жалости.
Ему всего тринадцать, Шеп. Я хочу, чтобы он получил шанс стать тем человеком, которого мы мечтали воспитать, а не заголовком газет. Не знаю, как для тебя, но для меня наш выбор очевиден.
– Какой выбор, Сэнди? – устало спросил Шеп. – Дэнни уже не наш. Он принадлежит судебной системе, и я знаю, что это за чудище. В ту самую минуту, как он признает себя виновным, его засадят на всю жизнь. И даже если он пройдет через консультанта-психолога и снова станет нашим хорошим мальчиком, какого черта наш хороший мальчик будет делать, сидя всю жизнь за решеткой с отъявленными мерзавцами? Почему бы нам просто не купить ему футболку с надписью ТРАХНИТЕ МЕНЯ СЕЙЧАС ЖЕ и дать ему надеть ее в гребаном суде?
– Шеп!
– А что, Сэнди, по-твоему, с ним случится? Почему, по-твоему, мне так страшно?
Мамочка умолкла. Бекки подумала, что она выглядит так, будто вот-вот заплачет. Бекки и сама уже плакала. Слезы ручьем текли по ее щекам.
– Должны быть другие варианты, – сказала наконец ее мамочка, но убежденности в ее голосе поубавилось. – Нужно поговорить с Эвери Джонсоном. Вдруг чего-то придумаем…
– Он не может пойти в тюрьму, Сэнди. Я этого не допущу. Не допущу.
Сэнди потерла руки, как будто замерзла.
– Даже не знаю, что еще можно сделать, – прошептала она. – У меня такое чувство… что худшее впереди.
– Я что-нибудь придумаю, Сэнди. Он мой сын. Дай мне время, и я что-нибудь соображу.
Мамочка в итоге кивнула. Крепко прижав к себе Большого Мишку, Бекки на цыпочках отошла от дверного проема. Сердце молотом стучало в груди. Ей сделалось так плохо, что она едва могла дышать.
Ей хотелось ворваться в комнату. Хотелось обнять руками ноги папочки и умолять его оставить Дэнни в покое. Но, как и в школе, она была слишком испугана. Так испугана, что едва ли смогла бы что-то сказать.
Бекки вернулась в свою спальню и начала бросать одеяла и одежду в стенной шкаф, где собиралась укрыться. Медвежонку нужно будет где-то спрятаться. И жучихе миссис Битл, и лошадке Полли, и ее новому котику.
Дел у Бекки было много.
Нельзя трогать Дэнни. Если кто-то тронет Дэнни, случится что-то плохое. Очень плохое. Монстр все еще рядом, и если Дэнни не будет умницей, если Бекки не будет умницей, он убьет их всех.
Он обещал.
Рейни занялась приготовлениями сразу же после звонка Куинси. Первым делом подстригла газон. Потом занялась границами участка. В высокой траве, если все пойдет по задуманному, следы будут заметнее.
Она надела маску, взяла лопату и, не обращая внимания на звонящий телефон, приступила к работе, не позволяя себе думать о том, что предстояло сделать. Потом снова раскидала траву, чтобы скрыть отметины, приняла долгий горячий душ и смыла с рук влажную землю.
Еще час ушел на возню с дробовиком – на всякий случай.
В самом начале третьего, когда Рейни вернулась в дом, прихватив из багажника патрульного автомобиля два запасных пистолета, девятимиллиметровый и двадцать второго калибра, вновь зазвонил телефон. Она не ответила, но потом услышала на автоответчике голос Люка.
Он звал ее снова и снова, и ей пришлось взять трубку:
– Слушаю.
– Господи, Рейни? Где, черт возьми, тебя носит? Сандерс с ума сходит, пытаясь тебя найти.
– Я подстригала газон. Как там Портленд?
– Да так себе. Сплошная неразбериха. – Судя по голосу, Люк пребывал в растерянности. Судя по шуму машин, звонил он с мобильного. – Ты что, не пошла на работу, чтобы прибраться во дворе?
– Траве на убийство наплевать – растет себе и растет. А что за неразбериха в Портленде?
– Дэниел Авалон исчез. Утром мы должны были встретиться у него в офисе, но секретарша долго водила меня за нос, придумывая отговорки, одна другой нелепее. В конце концов я добрался до его жены. Похоже, дома мистер Авалон сегодня не ночевал… И вот что еще: по дороге в Портленд я заглянул в его охотничий домик. Им определенно недавно пользовались.
– И ты полагаешь, он и есть Дэйв Дункан.
– Ну, с хорошей маскировкой… Черт, да все возможно. – Люк вздохнул. – Я распространил ориентировку с его «нормальным» описанием плюс описанием машины. Пока что это все.
– Уверена, он вскорости объявится, – бесстрастно заметила Рейни и посмотрела на заднюю веранду.
– Рейни… Я попросил Энджелину показать мне оружейный шкаф. Одного дробовика не хватает. Думаю, это не к добру.
– Клин клином вышибают, – пробормотала Рейни.
– Я возвращаюсь в Бейкерсвиль, да? Здесь мне больше делать нечего. Чувствую, будет лучше, если вернусь в город.
– Смотри сам. Тебе виднее.
– Ладно…
Он колебался. Рейни слышала в его голосе невысказанные вопросы. Они через многое прошли вместе. Она знала, стоит только попросить, и он приедет. Даже умрет за нее, если понадобится, – такой уж человек.
Но она тоже была такая, как есть, и она не могла просить кого-то расплатиться за ее грехи.
– Рейни… – произнес он.
– Я уже большая девочка, Люк. И знаю, что делаю.
Рейни положила трубку. День перевалил на вторую половину, и времени оставалось не так уж много. Она надела простую белую рубашку, накинула легкую куртку, идеально скрывавшую пистолет. В пару к верху подобрала длинные расклешенные джинсы – пистолет под ними было не разглядеть.
Она взяла удостоверение. Понадобится, чтобы попасть в центр содержания несовершеннолетних округа Кэбот. Но после посещения полицейская Лоррейн Коннер отойдет в тень; останется просто Рейни, которая сделает то, что следовало сделать еще несколько дней назад.
Она приготовила небольшой сюрприз в гостиной – так, на всякий случай. Потом бросила взгляд на часы.
Дэнни должны перевозить в пять вечера. Шеп решил направить сына на освидетельствование в расположенную поблизости психиатрическую больницу. Времени в обрез.
Рейни выехала на своем видавшем виды «Ниссане». Спустя час она уже сидела напротив Дэнни О'Грейди, чье худое, изможденное лицо мало чем отличалось от ее собственного.
– Дэнни, – сказала она тихо, – думаю, пришло время поговорить.
Она ушла лишь после того, как он рассказал все.
Куинси устало шел по больничному коридору к палате, надеясь, что никогда больше ее не увидит. Путь в аэропорт Даллес пролегал через Чикаго, и, так как его рейс из Портленда прибыл с сорокапятиминутным опозданием, ему пришлось буквально бежать к нужному выходу. Он боялся опоздать на стыковочный рейс, боялся застрять в аэропорту О'Хара. Боялся, что придется звонить Бетти и объяснять, что он пропускает очередное знаковое событие в жизни их дочери, хотя на сей раз уж точно последнее. Ха-ха-ха.
В голове кружились сырые, полуоформленные мысли. Усталость смешивалась с напряжением, как бывало, когда он приближался к новому месту преступления, и это еще больше выбивало его из колеи.
Несколько сиделок в коридоре приветливо ему кивнули. Он узнал лица, но не смог вспомнить имен.
Вот наконец и дверь. Снова этот проклятый запах. И давящее ощущение белого. Его воспитали в убеждении, что смерть носит черное, и теперь он чувствовал себя обманутым.
Сделав решительное лицо – войти в палату с другим выражением он наверняка бы не смог, – Куинси резко открыл дверь.
Бетти крепко спала, свернувшись на приставленном к кровати стуле. Ее темные волосы посветлели за последние несколько лет, но по-прежнему ниспадали на плечи изящными волнами. В серо-коричневых брюках и красивом шелковом свитере она выглядела слишком привлекательной для той, что целыми днями просиживала в больничной палате. Куинси тотчас же ощутил укол вины, что стало привычной реакцией на все касавшееся его бывшей супруги.
Он негромко откашлялся. Она медленно очнулась, щуря голубые глаза, и с явным удивлением посмотрела на него.
– Пирс? Уже спас мир? Я думала, на это у тебя уйдет еще как минимум неделя.
Куинси проигнорировал ее сарказм и пристально посмотрел на старшую дочь. Лицо Аманды было все еще покрыто белой марлей. Трубочки и иголки щетинками поднимались от распростертого тела, почти скрывая то, что некогда отличалось тонким изяществом. Он замедлил шаги, вновь шокированный тем, каких трудов и усилий стоило поддержание ее живой.
– Я прилетел так быстро, как только смог, – сказал он Бетти, беря руку Мэнди в свою и нежно ее пожимая. Никакой реакции не последовало. Он взглянул на маленькие бледные пальцы, лежащие на его ладони, восхитился ее ногтями, длинными, розовыми и здоровыми, тогда как все остальное в ней увяло. Казалось, только вчера эти пальцы – нет, пальчики, нежные, детские – крепко сжимали его большой палец.
– Не понимаю, – произнесла Бетти за его спиной. – Я думала, с тебя уже достаточно.
– Я не собирался пропускать это, Бетти. Я всегда планировал быть здесь, как только ты будешь готова.
– Когда я буду готова к чему?
Куинси обернулся. Он все еще держал руку Мэнди в своей, но теперь заметил на лице бывшей жены неподдельное замешательство. У него вдруг свело живот. Где-то глубоко внутри резко похолодело.
– Позвонил кто-то из персонала больницы. Сказали, что ты готова отключить ее от аппарата обеспечения жизнедеятельности…
– Ни в коем случае!
– Бетти…
– Это какой-то фокус, Пирс? Думаешь, повлияешь на меня этой небольшой мелодрамой? Не получится. Я не стану убивать мою дочь только ради твоего удобства.
– Бетти… – Куинси остановился. Она не имела ни малейшего представления, о чем он говорит. Его подставили, и он шагнул в западню так же покорно, как мышь заходит в мышеловку.