— Ты мне нужен, Топчин, — сказал усатому красноармейцу. — Тебя утвердили секретарем ревкома. Пока мы здесь будем властью, только вот нет у нас с тобой ни герба, ни печати…
И Веденеев громко рассмеялся. Добродушный смех председателя ревкома окончательно приободрил Виталия, и он выложил на стол связку ключей, печать.
— Вот этот большой ключ, — пояснил он, — от здания управы, эти поменьше — от ящика и шкафов, где хранятся бумаги. А это — печать Совдепа…
Веденеев взял печать, помазал ее чернилами, несколько раз дохнул и приложил к листку бумаги — получился внушительный отпечаток, явственно проступали слова «Совет рабочих, …ских… депутатов…». Комната была забита людьми, над клочком бумаги склонились головы красноармейцев.
— Смотри, слова-то нашенские!
— Печать и власть нашу обозначает!
Улыбаясь, Веденеев громко и торжественно сказал:
— Теперь, друзья, мы настоящая народная власть. Советская! У нас есть своя печать! Спасибо тебе, друг… — он крепко пожал руку Виталия. — Чем ты занимаешься?
Виталий начал рассказывать о своем трудном житье-бытье. Председатель ревкома слушал, задумавшись.
— Что ты умеешь делать, дружок?
— Вести делопроизводство.
— Это весьма нужно. Будем наводить порядок во всем, грамотные и аккуратные люди потребуются… А пока, давай к красногвардейцам в наш пятьсот двадцать третий имени Степана Разина полк! Примете к себе, товарищи?
— Парень с головой, его надобно в нашу роту вместо меня, — сказал Топчин. Комната словно качнулась от взрыва солдатского смеха.
Так Виталий стал военнослужащим. Одновременно его зачислили старшим делопроизводителем военной комендатуры города. Когда Виталий пришел домой, брат и сестренка его не узнали… В военном обмундировании он казался старше своих лет. На дощатом столе Виталий разложил солдатский паек. В избушке Тарчевских трое бесприютных ребятишек, осиротевших в лихую годину гражданской войны, снова почувствовали человеческую заботу и теплоту.
В то время еще одно важное событие совершилось в жизни Виталия: в числе молодых людей, из которых была создана первая атбасарская комсомольская организация, он вступил в комсомол.
Почти через полвека после описываемых событий атбасарские комсомольцы и пионеры, приступая к созданию летописи героических свершений комсомола родного города, в списках первых комсомольцев нашли имя Виталия Тарчевского. В дни подготовки к полувековому юбилею Великого Октября письмо атбасарских комсомольцев нашло Виталия Владиславовича Тарчевского на кафедре Уральского университета. Принесший его молодой человек, ассистент кафедры, без тени смущения сказал профессору:
— Спляшите — получите! — И показал конверт. Прочитав на конверте обратный адрес, профессор рассмеялся задорно, громко, как смеялся в далекие времена своей юности. Бережно вскрыл конверт, глубоко задумался.
— Письмо комсомольцев из Атбасара… Это был маленький степной городок на севере Казахстана, там пролетала моя юность…
Ассистент заметил, как профессор неловко вытащил из кармана носовой платок и, отвернувшись к стене, украдкой приложил его к глазам. Письмо он перечитал несколько раз. Задумывался, прикладывал кулак к седой голове, пытаясь восстановить в памяти то, что так необходимо было теперь сообщить атбасарским комсомольцам.
— Посоветуйте, дорогой коллега, о чем мне им писать? — как всегда, бодро и весело спросил профессор.
— С удовольствием. Ваших земляков-комсомольцев интересует, насколько я понимаю, ваше участие в делах атбасарской комсомолии в первые дни ее жизни. Ведь вы — один из первых комсомольцев города и только вам, Виталий Владиславович, ведомо, что вы можете сообщить им ценного и поучительного из своей комсомольской юности.
— Вы мне дали дельный совет, коллега, — иронически сказал профессор, — за что я вам весьма признателен.
— Думаю, — продолжал ассистент, не замечая иронии, — что вашим атбасарским комсомольцам небезынтересно будет узнать о новых научных открытиях и, если говорить конкретно, об успехах нашей кафедры. Ведь их земляк ныне известный профессор.
Этот разговор происходил весной 1967 года. Во время беседы у профессора Тарчевского возникла мысль не просто ответить на письмо земляков-комсомольцев, а помочь им воссоздать героическую биографию комсомолии города, и он энергично взялся за дело. В Москву, Алма-Ату, Целиноград, в Сибирь и на Урал разослал письма друзьям своей комсомольской юности, попросил их написать атбасарским следопытам о наиболее запомнившихся событиях тех далеких лет, рассказать о делах только что родившейся тогда комсомолии.
Развернув кипучую работу, Виталий Владиславович с новой энергией продолжил ее в Железноводске, куда он выезжал на лечение. Десять писем отправил Виталий Владиславович из Железноводска атбасарским комсомольцам и пионерам. Это содержательные и поучительные письма[4].
О своей чекистской работе В. В. Тарчевский написал скромно, по-анкетному сухо: «В 1923 г. по рекомендации секретаря укома РКП(б)… был зачислен пом. уполномоченного ОГПУ по Атбасарскому уезду… в 1925 году переведен по этой должности в Кокчетавский уезд и вскоре стал зам. начальника 1-го отделения губотдела ОГПУ». Потом — учеба в Омском сельскохозяйственном институте, в аспирантуре Томского университета, участие в экспедициях Наркомата земледелия СССР по Казахстану.
Со страниц писем-воспоминаний чекист, будущий профессор ботаники, юноша Виталий Тарчевский встает перед нами боевым комсомольцем, сверх головы загруженным комсомольскими поручениями. Он секретарь комсомольской ячейки кожевенного завода, председатель Доброхима и спортобщества, шефского комитета «Черноморфлот», редактор городской стенгазеты «Бич», корреспондент уездной газеты «Красный набат», активист агитпропа, непримиримый атеист, награжденный Центральным Советом воинствующих безбожников Почетной грамотой и нагрудным значком «Активист СВБ», которые он получил из рук Е. М. Ярославского.
Весь жизненный путь его может служить олицетворением героической и прекрасной судьбы советской молодежи двадцатых годов, на долю которой выпала честь множить победы, завоеванные трудовым народом в героической борьбе за свободу и счастье поколений, грудью встать на защиту завоеванного, если враг посягнет на него.
18. УПОЛНОМОЧЕННЫЙ ГУБЗЕМОТДЕЛА
Ранней весной 1921 года к мрачному каменному зданию, в котором помещалась Екатеринбургская губернская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, подошел высокий широкоплечий человек. Военная выправка, тщательно, до синевы выбритые щеки с подчеркнуто тоненькой кисточкой усов придавали ему щеголеватый, даже несколько легкомысленный вид. Предъявив часовым у входа документы, не задерживаясь, скрылся в подъезде. Это был работник ВЧК, приехавший в Екатеринбург по приказу Феликса Эдмундовича Дзержинского для помощи уральским чекистам в раскрытии эсеровского заговора, сведения о подготовке которого стали поступать в Москву из ряда районов страны.
Приехавшего принял начальник Особого отдела губчека Старшевский. На него была возложена персональная ответственность за разработку и проведение операции по ликвидации контрреволюционного подполья и предотвращению вооруженного мятежа в городах и лесах Урала.
— Задача предстоящей операции вам известна? — встретил москвича начальник Особого отдела.
— В общих чертах.
— Уточним. Вам предстоит проникнуть в среду заговорщиков в Колчедане. Это, в основном, бывшие офицеры, и для них, особенно для тех, кто вас знал раньше (а такие встречи вполне вероятны, и к ним нужно быть готовым), вы остаетесь офицером, враждебно настроенным к новым порядкам, мечтающим о возврате прежних, и готовым беспощадно драться за свои высокие идеалы. Вы ищете единомышленников и прежде всего встречаетесь с архиереем, у которого были секретарем и пользовались его полным доверием. Кстати, он, по нашим сведениям, является крупной фигурой в заговоре.
В 1919 году, когда красные были на подступах к Екатеринбургу, вы покинули спокойную должность секретаря епархиального управления, чтобы с оружием в руках сражаться против большевиков. Верно? И вот после двух лет скитаний вернулись в этот город, надеясь разыскать надежных людей и начать борьбу.
У архиерея есть золото, много драгоценностей, которые он вверил игуменье женского Покровского монастыря, что неподалеку от села Колчедана. Эти ценности предназначены для осуществления заговора: ведь на золото можно закупить массу оружия и снаряжения, особенно если учесть, что за границей у них есть люди из окружения Савинкова. Одна из наших задач — помешать использовать эти сокровища, которые принадлежат народу и должны служить ему.
Через открытую форточку зарешеченного железными прутьями окна в большую полутемную комнату, расположенную в подвальном помещении старинного кирпичного здания, еле проникали лучи весеннего солнца, выхватывая из сумрака немудреное ее убранство. Старый массивный стол на толстых витых ножках, обшарпанный телефон, тяжелая каменная пепельница. Несколько скрипящих венских стульев, железная узкая койка в углу, покрытая грубым солдатским одеялом. Все говорило о том, что хозяин кабинета не очень-то заботился об уюте и удобствах и, казалось, даже не замечал окружающей его скромной обстановки.
— К нам поступили сведения, — продолжал Старшевский, — что заговорщики в Колчедане, — он показал точку на карте Екатеринбургской губернии, — усиленно готовятся к выступлению. Они рассчитывают на некоторые части Екатеринбургского гарнизона. На какие именно, предстоит уточнить. На их стороне, безусловно, большинство бывших офицеров. Нельзя сбрасывать со счета скрывающиеся в лесах банды вооруженных дезертиров, кулаков и подкулачников. Если все это отребье объединится, может возникнуть внушительная сила.
Начальник Особого отдела прервал свой рассказ, несколько минут молчал, словно прислушиваясь к своим мыслям. Сосредоточенно думал о чем-то своем и сидевший по другую сторону стола сотрудник ВЧК, несколько часов назад приехавший из Москвы.