Тревожная ночь — страница 11 из 20

5. КОНЕЦ КРАСНОШТАНА

Две девушки наполнили зерном центнерку и плюхнули ящик-носилки на весы.

Красноштан чуть прищурился, потом облизнул сухие губы и сказал:

— Досыпать!

— Чего? — спросила одна из девушек.

— Говорю, досыпать!

Девушки переглянулись и, ничего не сказав, сняли центнерку с весов, поднесли ее к подводе, досыпали зерна и вторично поставили ее на весы.

— Еще трошки! — приказывает Красноштан.



— Чего?

— Досыпать!

Досыпали еще.

— О! Теперь в самый раз! Коля, запиши: девяносто три килограмма. Давай следующую центнерку. Да побыстрее!

А при взвешивании следующей центнерки все и раскрылось. Красноштан снова приказывал досыпать и даже отсыпать. Девушки бегали туда и сюда, но когда счетовод скомандовал: «В самый раз! Давай следующую!» — Коля спросил:

— А сколько в той?

— Сколько надо! Не твоя забота.

— Нет, моя! — ответил Коля.

Одна из школьниц заглянула в тетрадку:

— Что же это делается?! Люди честные! Опять девяносто три кило! Товарищ Красноштан не работает на коромысле, а поставил весы на стационар. Вот почему он заставляет нас досыпать и отсыпать. Коля, ты как считаешь?

— Я считаю так: не умеешь работать — не берись, — сказал Коля.

— Авторитет подрываешь? — набросился на Колю Красноштан..

— Чей? — спросил Перепелкин.

— Мой! Специалиста!

А Коля вскочил на весы и спрашивает:

— А ну-ка, давайте, Федор Пантелеймонович, взвесьте, сколько во мне при всем моем костюме и башмаках.

— Не буду! — рубанул рукой Красноштан.

— Почему?

— Не положено! Весы на току не для живого веса, а для зерна. Понятно? А ты, школяр, хоть и при костюме, хоть и безо всего можешь в амбулатории взвешиваться на медицинских весах. Так!

— Нет, не так! — сказал Коля. — Хоть вы и счетовод, как сами выразились — фигура, да, видно, на десятичных весах работать не умеете. Вот вы и решили не весы под зерно, а зерно под весы подгонять…

На том и пришел бесславный конец старшему весовщику Федору Пантелеймоновичу Красноштану. Он, конечно, тут же отправился жаловаться, говоря, что с ним сводят личные счеты.

Счастье было в том, что Красноштана уже знали и в районе и в Краснодаре.

Председатель колхоза, когда мы вспомнили об этом случае с Красноштаном, сказал:

— Мы на Кубани считаем, что лодырь бывает зимний и летний. Сейчас поясню. Зимний придет на работу — его и не раскусишь: шуба, шапка, шарф, варежки. Его и не видно. Только щеки надутые да важная осанка. Они-то и путают. Пока, знаете, размотает он всю свою маскировку, только тогда и выяснится: да, это лодырь! Летний лодырь — тот проще: все равно, что человек в трусах и маечке, — весь на виду, как этот вот, на плакате.

Каляга кивнул на плакат. На плакате была изображена уборка урожая, а в холодке с ромашкой в руке лежал лодырь. Под плакатом подпись: «Тит, иди молотить!» — «Брюхо болит!»

— Такого, — продолжал Каляга, — сразу раскусывают и в первый же день выгоняют.

Я спросил:

— Какой же лодырь Красноштан?

— Он, конечно, подделывался под зимнего. Специалиста из себя разыгрывал, кутался в разные одежды. Только он летний. И в этом нам повезло. И сколько их — зимних, еще не распутанных. Беда с ними… Хотя я думаю, что у нас на току их сейчас нет ни одного. Сами посмотрите.

6. РАЗГОВОР С КАЛЯГОЙ

Школьников, которые, получив аттестат зрелости, нигде не работали и не учились, в станице Солнечной называли «Мама, дай на кино!».

Коля Перепелкин не пошел по их пути. Он стал работать старшим весовщиком. Но это теперь его не радовало. Он мечтал о том времени, когда уйдет из-под навеса для весов и поднимется по железной лесенке под другой навес — на высоком-высоком мостике, плывущем над полями.

Окончив десятый класс школы станицы Солнечной, Коля подал заявление в колхоз, где написал о том, что его всю жизнь привлекала работа комбайнера, о том, что он обязуется убрать рекордное количество гектаров и просит дать ему комбайн и широкое поле, чтобы было где развернуться.

Но Перепелкину не доверили комбайна.

— Все это очень хорошо, — сказал ему Каляга. — Нам нужны образованные люди. У нас нет пока ни одного тракториста и комбайнера со средним образованием. Даже с семилетним! А счетоводами иногда красноштаны работают…

Перепелкину было приятно, что председатель делится с ним своими трудностями. Еще было ему приятно оттого, что у него есть большое преимущество перед колхозными механизаторами — образование. О председателе подумал: «Заманивает», — и сказал:

— Кто же они, ваши трактористы и комбайнеры? Недоучки?

— Нет! — ответил Каляга, барабаня пальцами по настольному стеклу. — Зачем такие слова о людях, на которых вся работа держится? Только учились они прямо на поле, в работе учились. А вы, молодой человек, знаете, что это значит?

Перепелкин молчал.

Каляга продолжал:

— Вот, для примера, возьмите тракториста Панькова. Он, можно сказать, первый парень во всей станице: и гармонист и частушечник.

— Слыхал, — небрежно сказал Коля. — Хороводы водит. Самодеятельность…

— Других чернить — не значит себя украшать, — оборвал его Каляга. — Панькова у нас называют королем хлебных полей. Это очень сложная штука — знать назубок трактор до последнего винтика, водить машину точно по борозде, да еще с прицепами сеялок. От прицепа до креслица тракториста два десятка шагов. А путь этот не прост. Без знаний, без теории технику освоить, ох, как трудно! Необразованный человек сотни раз ошибается, пока найдет правильное решение. Времена меняются. Соха — это соха. А комбайн — целая фабрика на колесах…

— Вот я и хочу… — прервал Калягу Перепелкин.

— Минуточку! Хотеть мало. Надо еще мочь. Я говорил о практиках, которые не имели теоретической подготовки. А у вас нет никакой практической. Это тоже не годится. Весы — это не комбайн.

— Так что же, может, вы меня заставите подвозить на телеге горючее?

— Заставлять не собираемся, а поработать на подсобных работах придется. К технике приглядитесь, выберите, что больше по душе. И я надеюсь, станете механизатором. А может, и инженером… Слыхали пословицу: «Больше науки — умнее руки»?

Перепелкин поднялся.

— Я подумаю…

— Дело ваше, — сказал Каляга и протянул ему на прощанье руку.

7. КОМБАЙНЕР КУСТОВ ЗНАКОМИТСЯ С КОЛЕЙ ПЕРЕПЕЛКИНЫМ

В страдную пору, в горячие дни уборки, каждая пара рук в большой цене. И вот, минуя Калягу, Перепелкин попал на колхозный ток с бригадой школьников, которые помогали убирать урожай.

Нет, он не просто помогал убирать! Он прямо-таки поражал всех своей изобретательностью и энтузиазмом!

На первом же молодежном собрании Перепелкин взял слово. Он смело критиковал порядки на току: и то плохо и это нехорошо; дескать, и зерноочистки можно улучшить и порядки наладить. Все слушали его со вниманием: ведь это он, Перепелкин, «разоблачил» Красноштана.

Собрание проходило вечером. К молодежи подошли механизаторы и среди них Кузьма Ильич Кустов — знаменитый комбайнер Солнечной.

— Что же это получается? — с запалом говорил Коля. — При движении комбайна поперек Твердовского склона, — при этом он протянул руку в сторону обрыва, — основная масса зерна собирается на одной стороне решета первой очистки, а часть решета остается незагруженной. И вот что мы имеем, товарищи. Мы имеем потери зерна, которое не успевает просеиваться и уходит вместе с половой. Если комбайн идет на подъем, зерно с решета быстро скатывается на заднюю часть решета. Когда же агрегат движется по спуску, перегружается передняя часть решета.

Кустов пододвинулся ближе: вихрастый паренек в клетчатой ковбойке заинтересовал его.

Кто-то из ребят крикнул Перепелкину:

— Говори, говори!

— Что мы, посторонние люди? Мы все будущие механизаторы. И урожай нам дорог.

— Правильно! — выкрикнул Кузьма Ильич.

Он стоял уже в первом ряду, напротив Перепелкина, и глаза их встретились.

— Так вот, — с жаром продолжал Перепелкин, — я, товарищи, много думал, как бы устранить эти потери. Ведь мы учили основы механики. Вот и надо применить знания на деле. У меня есть, товарищи, чертеж приспособления, которое состоит из двух балансов и системы рычагов. Это приспособление автоматически переводит решето в горизонтальное положение при любых кренах комбайна. И никакой Твердовский склон нам будет не страшен.

— Давай сюда твой чертеж! — сказал Кустов, шагнув вперед.

Коля передал чертеж Кустову.

8. КОЛЯ ХИТРИТ

Нет на свете ничего страшнее вынужденного безделья. К счастью, в нашей стране люди не знают безработицы.

Если ты мечтаешь вести поезда, если хочешь лечить людей, если тебя тянет к тончайшим станкам или прельщает профессия комбайнера, тракториста, летчика, учителя — любая из тысяч профессий, — пути тебе не заказаны. Найди только свое призвание. И лучше всего искать его не в справочнике для поступающих в вуз, а в работе. Ведь есть же такие школьники, которые говорят: «Хочу быть доктором», — потому только, что дядя у них знаменитый медик. А разве мало девочек, которые мечтают быть актрисами? Или мальчиков, мечтающих о работе изобретателя? Но дело-то в том, что у знаменитого дяди-медика или хорошей актрисы талант сочетается с упорством. И чтобы стать инженером-изобретателем, надо прежде узнать «душу» машины.

Проверь себя в работе: поработай санитаркой, медсестрой, посмотри, как работают врачи. А то на первой же операции грохнешься в обморок при виде крови. И выяснится, что в доктора ты не годишься.

Так же и в инженерной профессии. Пойди на завод, поработай у станка, приглядись к машинам. Испытай себя. Техника — область огромная, интереснейшая и труднейшая, и вряд ли ты станешь спорить, если я скажу: лучше быть талантливым техником, чем посредственным актером.

Так вот, испытай себя в практической работе, чтобы избежать разочарования в профессии.