– У меня, вероятно, проблема, Александра Алексеевна, – произнес он лишенным эмоций голосом, а сам жадно впился глазами в ее посуровевшее лицо.
– Да, – сказала она и попыталась отхлебнуть из пустой чашки.
– Еще кофе, Александра Алексеевна? – встрепенулся Андрей Семенович.
– Спасибо, нет, и так перекормили. Проблема действительно есть, – потирая виски, сказала она. – Нужна операция, и чем раньше, тем лучше. Вы должны знать, что она является инвалидизирующей.
– Что значит «инвалидизирующая операция»?
– Я называю эту операцию так, потому что, если она пройдет неудачно, может возникать непроизвольное мочеиспускание, особенно когда человек волнуется. В этом случае ему до конца жизни придется пользоваться памперсами.
У Андрея Семеновича перед глазами мгновенно встала сцена из кинофильма «Вор» Павла Чухрая, в которой главный герой под грозным взглядом отчима в буквальном смысле описался. Причем сначала камера оператора показала испуганное лицо мальчика, оцепеневшего от стыда, а потом позорную лужицу под ногами и капли, предательски падающие с брюк на землю. Затем воображение показало, услужливо и в подробностях, его самого во время нервного разговора в одном из больших кабинетов (посещение которых при его работе являлось суровой необходимостью) и лужицу уже под его ногами. Он чуть не взвыл от душевной боли, захлебываясь в волне пахнущего мочой позора, и едва не закричал:
– Нет, нет, нет, Александра Алексеевна! Что мне делать?
– Нужно оперироваться в хорошем месте, хорошими руками и лучше за границей. Так надежнее.
– Помогите, Александра Алексеевна. Я буду благодарен, – сказал Андрей Семенович и почувствовал, как тяжело двигается сухой язык во рту, а пот, казалось, заливал его целиком – от макушки до пяток.
«Это вид лужицы под ногами довел меня до такого», – отрешенно, как будто не о себе самом, подумал Андрей Семенович.
– О какой благодарности может идти речь, Андрей Семенович, – как-то слишком спокойно сказала Александра Алексеевна. – Конечно, я вам помогу. Я сейчас этим не занимаюсь, но у меня есть знакомый профессор, хозяин и генеральный директор фирмы, отправляющей пациентов на лечение за границу. Завтра же ему позвоню. Не беспокойтесь, все будет хорошо.
Она даже положила свою сухую узкую ладонь на его руку и на миг ласково прижала ее к белоснежной скатерти, чего ни разу не бывало за 15 лет их знакомства.
– Все будет нормально, – уже с большей убедительностью сказала она. – Завтра я ему позвоню, и, думаю, послезавтра появятся новости.
Андрей Семенович понял, что пора заговорить о чем-то другом. О чем хотел, он уже спросил, узнал даже кое-что сверх плана. Да, задал не все вопросы – кишка опять оказалась тонка, но снова мусолить тему болезни было неудобно. И вообще, как говорил Штирлиц, в разговоре запоминается последняя фраза, а Андрею Семеновичу не хотелось, чтобы в их разговоре в его любимом ресторане в этот погожий вечер последней была фраза о болезни. Он резко переменил тему, и они начали перемывать кости общим знакомым.
Через полчаса ужин завершился. Они поблагодарили друг друга за прекрасный вечер, и Дымов проводил Александру Алексеевну до ее машины.
– Теперь можно и домой, Ванечка, – блаженно растягиваясь на заднем сиденье, сказал Андрей Семенович.
Господи, неужели этот, казавшийся бесконечным, день закончился, и можно перестать думать, что и кому говорить, как он выглядит со стороны? Все, домой, к жене, дочке и теще, которую он, вопреки общепринятым нормам, любит. Он запустил процесс, завтра-послезавтра к нему начнет стекаться информация, так что можно будет не переживать, а действовать, бороться. Все! Пора вырубить рубильник, питающий энергией бег мыслей. До завтра.
Проснувшись на следующий день, как обычно, в 8 утра, Андрей Семенович решил: «Сегодня никаких мыслей и действий, касающихся „простатных“ проблем. Просто жди ответа от Александры Алексеевны и работай. Ты уже два дня по-настоящему не работал, и это становится ощутимо, ведь оба зама в отпуске. А какая кипа непросмотренной почты скопилась в офисе!»
Плотно поработав часа три, Андрей Семенович почти забыл о своих проблемах. На грешную землю его вернул звонок Марины. Своим обычным бодрым голосом она сообщила, что сегодня в 15.00 они должны быть у одного известного профессора, который расскажет Андрею Семеновичу, что делать. Кроме того, он должен передать ей стекла, чтобы она могла вывести Жизнева на чистую воду.
Договорившись о месте встречи и поблагодарив Марину за заботу, он подумал: «Если Жизнева можно вывести на чистую воду, зачем идти к профессору? А если нужно идти к профессору, значит, Жизнева вывести на чистую воду нельзя».
Еще пару месяцев назад он, несомненно, всласть поиздевался бы над отсутствием логики у всех женщин и у нее, Марины, в частности. Но сейчас ему было не до шуток. Поэтому без пяти три он ждал ее в условленном месте со стеклами в кармане.
На вопрос гардеробщицы, куда они идут, Марина ответила: «На четвертый этаж», – и Андрей Семенович был удостоен ехидной усмешки разбитной тетеньки в гардеробе. В недоумении Дымов взглянул на поэтажный план больницы и понял причину ехидных подмигиваний: на четвертом этаже располагался Центр репродуктивной медицины.
– Ты видишь, – сказал он Марине, – она подумала, что у нас с тобой не получается завести детей. Вот ты и ведешь старого перечника лечиться, а может, и учиться делать детей.
– Да ладно, – отмахнулась она, – чтоб это было вашей единственной проблемой.
И вот они у профессора, точнее говоря, не у одного – в кабинете сидели целых два доктора наук.
– Ну-с, – сказал первый, – что вас ко мне привело, батенька?
– Привела меня к вам эта справка, – Андрей Семенович протянул доктору листок.
Ему очень хотелось в ответ на «батеньку» назвать профессора «маменькой», но он сдержался.
– Так, – сказал профессор, прочитав справку, – можно и операцию сделать. Хотите, я сам ее вам сделаю?
– Можно или нужно? – мгновенно отреагировал Андрей Семенович.
– Понимаете, все зависит от вас, – неопределенно протянул профессор.
– К сожалению, не от меня, – Андрей Семенович снова встрепенулся, – тут не я начальник, а вы. Вы врач. А меня партия и родина учили не на врача, а на инженера. Так что, как вы скажете, так я и должен делать.
– Эту хворь можно лечить и уколами, и таблетками.
– А как лучше? – Андрей Семенович едва сдерживался, чтобы не сорваться на крик.
И опять ответ прозвучал неопределенно:
– Это зависит от многих факторов.
В этот момент открылась дверь, в кабинет вошла женщина в белом халате и протянула профессору прозрачный полиэтиленовый пакет, заполненный, по всей вероятности, разными хирургическими инструментами. Во всяком случае, несколько скальпелей Андрей Семенович видел точно. Профессор бережно поместил инструменты в пустой мятый пакет с логотипом магазина «Пятерочка», на котором на букве «о» были отчетливо видны следы томатной пасты. Все это он положил в дипломат. Заметив недоумевающий и даже негодующий взгляд Андрея Семеновича, будто оправдываясь, сказал:
– Пригласили делать операцию в другой больнице, а я всегда оперирую своим инструментом. Он стерилизованный, но, когда приеду, его там еще раз простерилизуют.
Может, то, о чем говорил профессор, и было обычной практикой, но от мысли, что живого человека будут резать скальпелем, принесенным в грязном пакете из «Пятерочки», Андрею Семеновичу стало не по себе. Он решил задать последний вопрос и попрощаться с этим человеком. У него возникло ощущение, что содержание кислорода в воздухе, заполнявшем кабинет, катастрофически падает.
– Профессор, не знаете ли вы, где эту операцию можно сделать за рубежом?
– Через две недели я еду на конгресс в Малайзию. Там увижу коллег, переговорю с ними и спустя примерно месяц сообщу вам через Марину.
– А мне целый месяц гулять с этой заразой в теле? – вероятно, излишне резко спросил Андрей Семенович.
– Это неопасно, спешки нет, – заявил профессор, и под его настойчивым взглядом нечто подобное, но очень неубедительно стал говорить второй доктор медицинских наук. – Да, кроме того, я сейчас выпишу вам лекарство, зилодекс называется. Принимайте его и спите спокойно до моего приезда.
Андрей Семенович хотел съязвить что-то вроде «спать-то спать, да не заснуть бы навеки с этим лекарством», но вместо этого покорно достал бумажник и спросил:
– Сколько я вам должен, доктор?
– Ну, в общем-то, я для вас ничего не сделал…
Андрей Семенович молча вытащил тысячерублевую купюру и положил ее на дипломат со стерилизованным инструментом, покоившийся на пустом столе. Банкнота проворно перекочевала в профессорский брючный карман, после чего Дымов встал, поблагодарил докторов и обратился к Марине:
– Пойдем, а то морочим головы занятым людям.
Марина все поняла.
– Ладно, Андрей Семенович, давайте стекла и учтите, что из ста возможных путей к истине у вас осталось девяносто девять. Я полетела, а вы уж меня извините. Просто мне обоих рекомендовали как…
– Перестань, – неожиданно смягчился Дымов, – даже при Сталине сын за отца не отвечал, а тем паче ты за профессора. Все, разъехались, а то у меня через полчаса совещание. Будем на связи.
Он чмокнул Марину в щечку и побежал к машине.
Едва он вошел в приемную, секретарь сообщила:
– Андрей Семенович, вам звонила Александра Алексеевна по какому-то очень важному делу. Кроме того, через две минуты у вас начинается совещание.
– Склероза у меня еще нет, а часы есть, – в необычной для себя грубоватой манере ответил Дымов. – Соедини меня с Александрой Алексеевной и никого ко мне не впускай. Совещание начнется через 5 – 10 минут.
Александра Алексеевна, как дела? – спросил он, услышав в трубке ее голос.
– Все в порядке, Андрей Семенович. Мне прислали факс из Израиля. Сбросить его секретарю?
– Ни в коем случае, – он чуть не выпал из кресла. – Только этой информации секретарю не хватало. Вернее, не хватало, чтобы она оказалась у нее. Я сейчас пришлю к вам Ванечку. Запечатайте конверт и передайте, пожалуйста, ему. Да, кстати, Александра Алексеевна, хочу сказать, что все ваши головные боли, связанные со мной, будут обильно компенсированы анальгетиками.