— Сегодня не вешайте. Будут вам мешать!
Ржигова засуетилась — во что налить прибывшим?
Палечек получил стакан, а Берану досталась жестяная кружка.
— Мы еще не обзавелись посудой, — смущенно извиняется женщина.
«Повезло же этому Зденеку Ржиге, нашел-таки себе девчонку, — думает Беран. — И тем более здесь, наверху, где сто парней приходится на пару женщин».
— О чем речь! — говорит он вслух. — Неважно из чего, было бы что! — И с удовольствием осушает свою жестянку.
Охмелевший Буришка уже тут как тут, успокаивает хозяйку:
— Это пустяки, дорогая, все еще у вас будет. И рюмки будут. Жачек уже должен скоро их привезти.
Витек, который в это время настраивал скрипку, услышал излияния Буришки и так сильно ткнул его в бок, что щеголь охнул. Беран осмотрел свой кларнет, вытер ладонью губы и приложил инструмент ко рту.
— Только без траурных маршей, господин Беран! — смеется Буришка.
Беран хлопает его по плечу. Буришка спешит к своему саксофону, лежащему на столе в углу комнаты.
Эй, от, Бухлова ветер веет,
У моей кошечки сердце млеет…
Пограничники играют с чувством, нет сомнения, что это превосходно сыгранная капелла. Вместе с Бераном они раньше довольно часто играли просто так, ради забавы и удовольствия, и у себя дома, и в долине под Хамрами. Но это прежде, когда было посвободнее, в декабре прошлого года и даже еще в январе, перед февральскими событиями. А теперь вот уже три месяца пограничники находились в состоянии боевой готовности. Служба днем и ночью, с заставы отлучаться запрещено, никаких отпусков. Трудная жизнь! Днем и ночью что-нибудь случалось на границе…
Песня растрогала Ржигову; молодая женщина снова залилась счастливыми слезами. Для пограничников было непривычным видеть плачущую женщину. Они даже смутились.
Двое, однако, смотрели совсем в другую сторону. Земан поднялся с дивана и, опершись на оконную раму, смотрел в сторону магазина, из окон которого сквозь тьму и мглу едва пробивался слабый свет. Там она, она и ее муж. Да, неприятная история. Земан вспомнил незаметные на первый взгляд подробности: шпильку в ее волосах, движение рук, ее грудь, прикосновение.
В этот момент, потягивая вино, к нему подошел Кот.
— Неплохой магазин, правда?
Этот прямой вопрос уже не смущает Земана; ему кажется, что он давно знает Кота.
— Скажи, а что делает тот, ее?.. — прямо спрашивает он.
Кот задумчиво тянет вино.
— Я тоже был бы рад знать это… Полтора года назад он задавил ребенка в Ладах. Грузовым автомобилем. Испугался наказания, бросил все и через Хамры и Митину, где служил Беран, махнул на грузовике в Баварию… Болван. Оставить такую женщину!
Она одинока! Боже мой, она одна! Земан почувствовал, как внезапно вино ударило ему в голову. Шум в помещении он воспринимал как бы издалека.
Она одинока! В эту минуту он был так же одинок, чувствовал себя где-то совсем в другом месте, а не в гостях у Ржиги, на этом веселье, куда неожиданно попал почти с автобуса.
Кругом густой туман, ничего не видно, но пограничник Жачек превосходный водитель. Его мотоцикл — словно маленькая лодочка в разбушевавшемся море шумавских лесов, затерявшийся челн в море тумана. Жачек едет вслепую. Он мчится по размытой дороге вверх к Хамрам. Спешит, хотя все равно уже опоздал. К багажнику прикреплен подарок для Ржиги — этого сумасшедшего, который женится. У Жачека много знакомых на ленорском стекольном заводе, поэтому он и везет в перевязанной коробке набор винных и ликерных рюмок. Это не его подарок, столько денег у него нет. Это подарок от всей хамрской заставы.
Жачек едет медленнее, его губы окоченели от холода. Переехав в Ладах через Хамрский ручей, он со скрежетом включил третью скорость. Его проклятия многословны, он беспрерывно нашептывает их себе под нос. Жачек очень обогатил свой запас, особенно в прошлом году в Словакии во время борьбы с бандеровцами.
Вот птичник, сейчас будет та проклятая лачуга на повороте. Держись, если не хочешь шлепнуться и набить себе шишку. Проклятие! Скоро ли эта шоссейная дорога? Ага, теперь немного прямо, черт побери, налево, ручей, теперь двести — триста метров можно ехать смело, а затем — внимание, будет та окаянная скала и сразу же за ней противотанковый ров!
И здесь случилось непредвиденное: сверток с набором съехал с багажника — и бац! Хорошо, что Жачек услышал шум падения. Он оглянулся. Мотоцикл заскользил, водитель сразу же выправил его, еще несколько метров проехал для большей уверенности, затем заглушил мотор и прислонил машину к первому же придорожному столбику. Так! Жачек с трудом выпрямился, руки и ноги закоченели. Промерзший и злой, он медленно направился к мосту, где лежала картонная коробка — этот драгоценный подарок. Этого еще не хватало! Какое несчастье! Жачек присел на корточки, поднял коробку и потряс ее. Раздался звон битого стекла.
— Господи, — заохал Жачек. Он не стал даже разворачивать упаковку. Оторвал край мягкого картона, вытащил изнутри сначала кусок ватной обертки и вслед за ним прекрасный тонкой работы винный бокал с отбитой ножкой.
— Избить меня мало, — застонал в тихой злобе Жачек. У него так мерзко стало на душе. Сержант сидел в раздумье. — Батюшки светы, что же мне теперь делать, может быть, возвратиться? Но ведь уже ночь! — Он еще раз посмотрел на разбитый бокал, приподнял его, чтобы грохнуть об отсыревшую каменистую дорогу, и замер.
Послышались шаги. Конечно, это еще ничего не значит. На этой дороге всегда было большое движение. Могли, например, возвращаться лесорубы или лесники из хамрской пивной в отдаленную Юзефовку. Может быть, кто-нибудь из Лад навещал знакомых или родных в Хамрах.
Жачек, однако, достаточно долго служил на границе, чтобы не суметь распознать нарушителей по звуку шагов. Этому он научился в послефевральские дни, а особенно ночи.
Шаги, которые он слышал, не принадлежали обычному пешеходу. Кто-то — похоже, их было двое или трое — перебегал дорогу. Жачек опустил руку, проворно вытащил из кармана фонарь, молниеносно перекинул ремень автомата через голову и поставил оружие на боевой взвод. Раздался легкий щелчок. ППШ, которыми была вооружена пограничная охрана, — грозное оружие. Пограничник, пригнувшись, неслышно пробежал несколько шагов вперед и мгновенно включил фонарь.
Три силуэта мелькнули во мгле. Двое неизвестных находились уже на правом краю дороги. Увидев свет фонаря, они бросились в придорожный ров. Третий мужчина оказался в невыгодном положении: между Хамрским ручьем и дорогой был крутой скат, и неизвестный, освещенный светом фонаря, взбирался по нему наверх вслед за двумя другими. Но чтобы их догнать, ему было необходимо сперва перебежать дорогу.
— Стой! — закричал Жачек. Кричать так зычно, чтобы ошарашить противника, пограничник научился у Кота.
Двое неизвестных бросились в лес, третий скатился по склону назад, к ручью. Раздался выстрел. Отбросив всякие сомнения, пограничник направил автомат во мглу и ответил длинной очередью. Ему показалось, что кто-то стреляет с другой стороны равнины. Нет, это было всего лишь эхо.
Неизвестный перебрался через ручей.
— Стой! — вновь крикнул Жачек, освещая пространство впереди себя, затем стремительно отскочил в сторону.
Туман над водой стоял настолько густой, что невозможно было ничего разглядеть. Он мог положиться только на слух, который ему подсказывал, что нарушитель возвращается назад, за ручей. Жачек усмехнулся. Сумасшедший! Лезет к смерти, в трясину! Болото простиралось на несколько километров между Хамрским ручьем и границей; этим путем еще никому не удавалось перейти на ту сторону, в Баварию.
Теперь Жачек знал, что нужно делать. Он оставил тех двоих и последовал за отставшим нарушителем в сторону Черной топи. Пограничник прекрасно, как в погожий день, ориентировался на местности, где произошло столкновение: скала у дороги, затем склон от нее к Хамрскому ручью шириной около пяти метров и, наконец, справа Черный ручей, который вбирал в себя воды с Черного болота. В этом направлении он преследовал нарушителя, спотыкаясь на каждом шагу. Некоторое время шаги убегающего раздавались совсем близко.
— Стой! — И Жачек наугад послал вдогонку беглецу новую автоматную очередь.
В ответ прозвучали два выстрела. В шуме ручья разгоряченный пограничник различал теперь еще один звук: стук старого бретшнейдерова мельничного колеса. Близость этого дряхлого строения, покинутого вскоре после первых майских дней 1945 года, означала, что уже начинается трясина. И действительно, пробежав еще несколько десятков метров к границе, Жачек почувствовал, как почва стала пружинить под ногами. Нарушитель обогнул старую мельницу.
«Не уйдешь», — подумал пограничник и невольно замедлил бег, чувствуя, как колышется под ним почва. Во тьме все еще раздавались чавкающие звуки шагов убегающего. Жачек приостановился и послал ему вслед короткую очередь. Когда все успокоилось, он снова услышал удаляющийся шум шагов и бросился вперед. «Ах ты проходимец, я вытащу тебя оттуда, как крысу!» На мгновение он даже забыл о страхе перед трясиной. Вода доходила ему только до щиколоток, и вдруг он провалился по колено. Шаги, однако, не смолкали.
— Стой! — неистово закричал Жачек. — Утонешь, болван!
Ответа не последовало. Пограничник с трудом пробирался вперед. Ноги разъезжались в разные стороны. Жачек несколько раз падал. Нарушитель должен быть где-то здесь! До Жачека вновь донеслись быстрые чавкающие звуки — шаги удалялись.
— Стой! — в бессильной злобе снова крикнул Жачек. Он зажег фонарь и лучом стал быстро ощупывать каждую пядь земли впереди себя, каждую низкорослую березку и кустик.
«Ничего. Абсолютно ничего! Как сквозь землю провалился! — с горечью подумал Жачек. — Может, его засосало в трясине?» И в эту же минуту он провалился по пояс. Сердце сжалось. Как отсюда выбраться? Жачек уже не думал о беглеце, который находился где-то здесь, рядом. Он боролся с опасностью, стремясь выбраться на берег. Понемногу, сантиметр за сантиметром, он вылезал из трясины на твердую почву. Наконец это ему удалось. Стоя по щиколотку в трясине, он с трудом переводил дыхание и вдруг замер. Со стороны дороги к нему бежали двое мужчин. Он слышал их приближающиеся шаги. Жачек бросился на землю. Сколько у него еще патронов? Кто эти двое? Возвращаются нарушители? Очевидно, они хотят его здесь накрыть. Внезапно из темноты вырвались два луча карманных фонарей. Жачек мгновенно все понял и закричал: