— Часы, которые мы недоспали, несостоявшаяся любовь, заботы, прибавившие морщин на лице, удобства, от которых пришлось отказаться, — долго ли еще так будет? — И после короткой паузы: — Так будет, пока существуют те, кто мешает нам спать, любить, жить, кто хочет, чтобы мы задохнулись в наших заботах и трудностях. И поэтому мы будем нести эти заботы, не делая из этого великого подвига и не строя из себя героев, жертвующих собой во имя других.
Хайнц чувствовал себя обезоруженным и в глубине души был согласен с Эккертом. На него подействовали не столько слова командира, сколько то, как они были сказаны: искренне, с неподдельным волнением. Пафос его слов не был показным.
Эккерт встал, дружески взглянул на Хайнца:
— Конечно, вы не должны отказываться от своей любви. Нужно серьезно все взвесить. Но я хотел бы, чтобы вы остались. — И вдруг сообщил: — Даю вам трехдневный отпуск.
Утро, дружески простившись с ночью, залило мягким светом двух людей, неторопливо шедших посередине широкой красивой улицы. Вокруг не было ни души, и вся улица принадлежала им одним. Все тут было им хорошо знакомо, им нравилось гулять здесь, и они окрестили ее «улицей любви».
Забежав вперед, Хайди остановилась у витрины. Он подошел ближе и увидел прекрасное белое платье и длинную фату.
— Ну как? — Она взглянула на него.
— Что «как»?
— Ты же видишь.
— Белое? — Он с сомнением покачал головой.
— Да, — прошептала она и ладонью закрыла ему рот. — Я люблю тебя, люблю тебя одного... и тогда и сейчас.
— Просто у тебя нет другого выбора. — Это вырвалось у него как-то само собой, и он тут же пожалел о том, что сказал.
Хайди не осталась в долгу:
— Тоже мне! Не думай, что на свете ты один.
— Я надеюсь, я думал, может быть... — Он окончательно смутился.
— «Может быть»... Может быть, на всей земле только ты и существуешь для меня, — серьезно сказала Хайди.
Он прижал ее к себе.
— В таком случае белое, конечно, подойдет!
Радостные, они пошли дальше.
Ступеньки деревянной лестницы скрипели, как во всех старых домах. Пахло сухим деревом. Хайди занимала две уютные комнатки в мансарде.
Впустив его, она закрыла дверь. Их окутал полумрак. Хайди накинула халат, включила торшер, распустила волосы. Пышные и длинные, они красиво обрамляли ее лицо, на котором светились живые карие глаза. Такой он ее любил, такой она ему особенно нравилась. Если бы всегда быть с ней! Хайнц вздохнул.
— Опять какие-нибудь проблемы? — спросила она.
— Ты права. Как-то так складывается, что постоянно возникают эти самые проблемы. Вот сейчас служит у меня один солдат, тоже из Лейпцига, изучал, как и ты, химию...
— Как его зовут? — вдруг спросила она.
— Тепфер. А что?
Секунду Хайди молчала, потом вышла в соседнюю комнату и через минуту вернулась с бутылкой вина.
— Откроешь? — спросила она и добавила: — Вольфганг Тепфер?
— Да! — с изумлением воскликнул Хайнц. — Ты его знаешь?
— Вольфганг служит у тебя солдатом? — переспросила она, словно не слыша его, и принялась рассматривать свой мизинец. Ему показалось, что она несколько смущена.
— Откуда ты его знаешь? — В вопросе сквозило недоверие. Хайнц и сам досадовал на это, но не мог скрыть охватившего его беспокойства.
— Я хорошо его знаю, — просто сказала Хайди. — Мы дружили. — И добавила: — Он мне много помогал.
Хайнц был явно смущен. Ему никогда не приходило в голову, что существует еще кто-то, кто с ней дружил. Хотя, конечно, было бы смешно думать, что у нее не могло быть друзей, тем более ей так часто приходится оставаться одной. Но как понять это «мы дружили»? И он спросил:
— А почему ты раньше об этом ничего не говорила?
Она встала, подошла к нему, положила руки на плечи.
— Между нами ничего не было. Но он ухаживал за мной, помогал в учебе, и мы часто бывали вместе. Мне было легко и хорошо с ним, но между нами действительно ничего не было. Я просто не хотела тебя волновать.
— Я верю тебе, — сказал он, глядя в сторону. — Но могла бы сказать мне об этом. После стольких лет пора бы, кажется, доверять друг другу...
— Разлука иногда становится причиной разрыва, — промолвила она, — и рождает недоверие.
— Ладно, не будем больше об этом.
Хайди поставила на столик бокалы.
Они молча выпили, каждый думая о своем. После долгой паузы она заметила как бы между прочим:
— Вольфганг уже год как женился. Я была на его свадьбе, и мне очень понравилась его жена. — Потом вдруг попросила: — Помоги им, Хайнц, мне кажется, его жене приходится очень тяжело — учеба, грудной ребенок...
— Это я должен просить помощи, чтобы он не мешал мне работать, — заметил Хайнц.
— Могу представить! — улыбнулась она. — Тепфер — большой критикан, но парень честный и не терпит фальши.
— Знает он, что я, что мы оба...
— Нет, — прервала она его. — То есть знает, но не все. Он знает только, как тебя зовут, но конечно, не подозревает, что ты тот самый Хайнц.
— Ты говорила с ним обо мне?
— Часто, — ответила она. — Должна же я была ему объяснить, почему... почему мне так нравится этот Хайнц!
— Хорошо, я поговорю с ним и постараюсь помочь ему уладить его дела.
— И скажи ему, кто ты, передай от меня привет! Он будет хорошим другом, если завоевать его расположение.
— Выпьем за дружбу! — предложил Хайнц.
— За крепкую дружбу, которая помогает сохранить любовь!
Потом они целовались и пили и снова пили и целовались. Он думал: «Я счастлив, потому что она любит меня и не скрывает этого. Если бы только она согласилась поехать со мной».
Собравшись с духом, он осторожно начал:
— Ты не могла бы перебраться ко мне в Риттергрюн? Квартира в новом доме, все очень мило. Я получу ее немедля. — Он вопросительно взглянул на нее, но Хайди грустно покачала головой:
— К сожалению, это невозможно. Я не могу бросить работу.
Он отвел от нее взор. Что он мог ей сказать?
— Я так счастлив с тобой, — промолвил он. — И не хочу, чтобы все это кончилось.
Она подошла к окну.
— Я тоже не хочу. Но жизнь... жизнь проходит. Мы становимся старше. Ты должен быть там, мне приходится оставаться здесь... Наверное, только какое-нибудь чудо или добрый волшебник смогут нас соединить...
— И все-таки, несмотря ни на что, мы должны пожениться, — сказал Хайнц. — Я буду брать отпуск, у тебя тоже есть отпуск, праздничные и воскресные дни. Как-то нужно выходить из этого положения.
Она подошла к нему и, обвив руками шею, склонила голову ему на грудь.
— Каждый раз, когда нам приходится расставаться, мне кажется, что мы расстаемся навсегда, — промолвила она тихо. Он знал эту фразу. — И это будет длиться годы. Встречи и расставания, каждый раз расставания... Мы вынуждены жить отдельно, каждый сам по себе, каждый со своими мыслями и заботами. И вот постепенно люди становятся чужими. И все только потому, что слишком далеко один от другого. Нам еще будет казаться, что мы любим, но на самом деле любви уже нет, она умерла... — Хайди прижалась к нему. Он целовал ее, ласково гладил волосы. Никогда еще ему не было так грустно, и никогда еще любовь так не переполняла его.
Кто-то постучал. Вошел унтер-фельдфебель Хильдебранд и поздоровался
— Как съездили? — спросил он.
— Спасибо, Хильдебранд, хорошо, — рассеянно ответил Хайнц, занятый своими мыслями.
— Есть новость, товарищ унтер-лейтенант. Боевые стрельбы отделений перенесены на два дня. Во время вашего отсутствия я организовал подготовку и Тепфер...
— Ах да, Тепфер... — перебил Хайнц. — Тепфер... Ну-ну, докладывайте!
«Что это с ним?» — подумал Хильдебранд и пояснил:
— На стрелковых занятиях он показал отличные результаты. Тепфер — лучший стрелок. Ему поручена стрелковая тренировка взвода.
— Тепфер — лучший стрелок?
— Да!
— И что же дальше? — допытывался Хайнц.
— Он хотел бы с вами поговорить по личному делу.
— Вызовите его, — сказал Хайнц и перешел на официальный тон: — Вы правы, товарищ унтер-фельдфебель. Важно воспитать в солдатах готовность выполнить любое задание. Возьмите на себя практическую сторону подготовки к стрельбам.
Хильдебранд кивнул и вышел. Он был доволен. В командире взвода появилось что-то новое — определенность, решительность. Это было ему по вкусу.
Глядя ему вслед, Хайнц вновь задумался. Услышав стук, встал. «Нужно взять себя в руки», — подумал он и сказал:
— Войдите!
На пороге появился Тепфер.
— Садитесь, товарищ Тепфер!
Хайнц пытливо взглянул на солдата. Он словно видел его впервые. Волнистые волосы, высокий лоб, прямой нос, пухлые губы. Веки чуть опущены, и это придает его лицу выражение задумчивости и даже некоторой усталости.
— Что у вас, товарищ Тепфер?
— Я хотел просить вас помочь мне. — Тепфер взглянул на командира.
У него были карие глаза. «Почему я думал, что они голубые? — подумал Хайнц. — У него глаза, как у Хайди, — темные, внимательные».
— У меня семья, — продолжал Тепфер. — Маленький ребенок. Моя жена заканчивает институт. Но обстоятельства складываются так, что ей, видимо, придется бросить учебу. Моя мать давно овдовела, но вот теперь вновь вышла замуж и, конечно, не хочет больше оставлять ребенка у себя. А больше у нас никого нет, кто мог бы за ним присмотреть. Детские ясли откроются лишь на следующий год. И я ничем не могу помочь жене. — Он подождал немного. — Не представляю, что можно сделать.
«Когда-то ты помогал Хайди, а теперь сам нуждаешься в помощи. Нам всем она бывает нужна. И я буду рад, если смогу оказать тебе какую-нибудь поддержку».
— Вы знакомы с Хайди Ворнинг? — спросил Хайнц.
Тепфер с изумлением взглянул на него и ответил внешне спокойно:
— Да, мы были школьными товарищами, друзьями.
— Я знаю это. Меня зовут Хайнц, Хайнц Вебер.
Удивление Тепфера сменилось радостью. И Хайнц в свою очередь был рад тому, что не заметил на лице солдата ни тени смущения.