Выслушав друга, Васильков окончательно помрачнел.
— Все в голове перемешалось… Сколько у нас осталось времени?
— Сегодня последний день. В восемнадцать ноль-ноль комиссар Урусов будет докладывать наверх о результатах.
— Получается, что я видел главаря последним, — пробормотал Александр. — Держал в руках нить расследования, мог узнать, где золото, и бездарно упустил единственную возможность.
— Ты, Саня, не кори себя за смерть Железнова, — приобнял его Иван. — Что мы можем сделать, если человек надумал свести счеты с жизнью? Ничего. Мы же не всесильны. Ты и так много сделал: организовал отличную армейскую операцию, в результате которой отыскал главаря и его машину. Это же — как иголку в стоге сена! А до этого дважды сдвинул расследование с мертвой точки.
За разговором они дошли до кабинета.
— Есть хочешь? Предлагаю выпить по кружке крепкого чаю. А потом в «допросную», займемся бандитским сынком.
К началу допроса Антон привел себя в порядок и выглядел намного лучше, чем часом раньше. Рану врачи обработали, перевязали, и теперь о незначительном повреждении говорила лишь испачканная кровью левая брючина. Молодой человек умылся, отряхнул от травы и пыли одежду.
Конечно, мысли о недавней смерти отца не оставляли его. Однако замкнутость прошла, и на вопросы он отвечал охотно.
Старцев сидел перед ним за столом. Штатный писарь занимал свое место в углу «допросной». У второго окна — чуть позади допрашиваемого — стояли трое: Васильков, Егоров и Бойко.
Антон только что вкратце рассказал автобиографию. Все присутствующие внимательно, не перебивая, выслушали его.
— Значит, лишившись матери, вы с полутора лет воспитывались у двоюродной бабушки? — уточнил Старцев.
— Да, у бывшей актрисы оперетты Михелины Михайловны Блювштейн.
— А она знала, чем занимается ваш отец?
— Разумеется, нет, — удивленно и в то же время уверенно ответил молодой человек. — Она была интеллигентным и правильно воспитанным человеком. Никто об этом не знал.
— Когда отец рассказал вам о своей принадлежности к преступному миру?
— Я же говорил: сегодня утром. Он почему-то назначил встречу на шесть пятнадцать и очень торопился. Только позже я догадался: он хотел побыстрее уехать из города…
Василькову ужасно хотелось спать. Веки закрывались сами собой, голова падала на грудь. Ровно в таком же состоянии пребывали и другие муровцы. И все же они старались держаться.
Александр невольно наблюдал за арестованным сыном главаря и за Иваном. Друг, как ему казалось, не доверял показаниям Антона и всячески старался подловить его на какой-нибудь неточности.
— Хорошо. Допустим, вы не знали и даже не догадывались об истинном лице своего отца. Но почему же вы не поставили в известность правоохранительные органы, когда обо всем узнали?
Вопрос поставил парня в тупик.
— Трудно сказать… — мотнул головой арестованный. — Он любил меня и очень хорошо относился…
В этот момент дверь «допросной» приоткрылась, из коридора заглянул Горшеня, недавно отправленный Старцевым к военному комиссару Москвы. Игнат неслышно просочился внутрь и положил на стол картонную папку с личным делом Антона Квилецкого.
Развязав тесемки, Иван раскрыл папку и начал знакомиться с характеристиками и другими, представленными в личном деле, материалами.
Через полчаса отношение Старцева к сидевшему перед ним парню кардинально изменилось.
— Как же ты так, Антон? — потеплевшим голосом спросил он. — Прошел всю войну, от первого до последнего дня. Артиллерист, младший сержант. Получил осколочное ранение. Награжден орденом и двумя медалями.
— Простите… — Глаза парня снова наполнились слезами. — Но я не мог предать отца. Не мог…
Это был тяжелый момент. Наступила тишина. И даже писарь, повидавший в «допросной» всякое, перестал писать, поднял голову и с сочувствием смотрел на молодого человека.
Однако время поджимало. До шести вечера, когда Урусов должен доложить наркому о результатах расследования, оставалось немного.
— Антон, нам нужна твоя помощь, — мягко произнес Старцев.
Тот мимолетно коснулся пальцем щеки, распрямился:
— Я готов рассказать все, что знаю.
— Припомни, не упоминал отец в разговоре с тобой золото?
— Золото? Нет. О деньгах говорил. Будто у него есть накопления и нам на первое время хватит. А какое вас интересует золото?
Переглянувшись с коллегами, Иван спросил:
— Ты про вооруженное ограбление трофейного эшелона на Белорусском вокзале слышал?
— Которое с перестрелкой? Дня три-четыре назад?
— Да.
— Конечно, слышал. Весь город об этом говорит.
— Так вот, налет был совершен бандой твоего отца.
Антон в изумлении отшатнулся назад.
— Моего отца?!
— Да, не удивляйся. Я так полагаю, ты еще многого про него не знаешь. Несколько человек из охраны эшелона убиты и ранены. Кроме того, похищено несколько килограммов золотых изделий из ценнейшей коллекции немецкого археолога Генриха Шлимана. Эта коллекция, называемая специалистами «Золотом Трои» или «Кладом Приама», попала в нашу страну в качестве компенсации за нанесенный Германией ущерб. А твой отец, видимо считая, что пострадал от войны больше других, решил распорядиться ей по своему усмотрению. — Иван Харитонович говорил тихо, но очень убедительно. — И вот более сотни людей: оперативников, следователей, водителей, офицеров и солдат сбились с ног в поисках пропажи. Четверо суток без сна и отдыха.
Антон молчал. Уставившись в одну точку на краю письменного стола, он играл желваками и о чем-то размышлял.
Старцев намеренно не мешал ему.
Наконец, молодой человек очнулся. Посмотрев в глаза следователю, он уверенно сказал:
— Я знаю, где золото.
В половине пятого два служебных легковых автомобиля с номерными знаками Московского уголовного розыска подкатили к главным воротам Ваганьковского кладбища. Один из сторожей, узнав представителей правопорядка, мигом распахнул тяжелые чугунные створки. Машины проехали по центральной аллее и свернули на одну из примыкавших аллей.
— Дальше нам нужно на Щуровскую дорожку, но туда мы не проедем, надо пешком, — сказал Антон.
Автомобили остановились. На потрескавшийся асфальт аллеи выбрались Старцев, Васильков, Антон, Егоров, Бойко и Горшеня.
Указав направление, молодой человек повел следователей дальше…
Маршрут закончился возле необычного памятника, огороженного невысокой чугунной оградой. Из светлого куска мрамора умелый скульптор высек изящную женскую фигуру в длинном старомодном платье с закрученным вокруг ног подолом. Женщина стояла под тремя черными металлическими пальмами. На массивном постаменте виднелась наполовину стертая табличка, на которой едва читалась фамилия «Блювштейн».
Чуть задержавшись у захоронения своей прабабушки, Антон подошел к одной из соседних могил. Она выглядела куда скромнее: горизонтальная плита, невысокое надгробие. На табличке значилось: «Бринер Александра Николаевна».
Старцев встал рядом с Антоном.
— Твоя мама?
— Да, — тихо ответил молодой человек. — Это наш родовой склеп, устроенный отцом.
— Что-то не похоже на склеп. Скорее, обычная могила.
— Отец специально построил неприметный склеп, чтоб он не привлекал внимания посторонних. Золото должно быть здесь, под плитой.
Пораженный Иван кашлянул в кулак, подозвал сотрудников и приказал с максимальной аккуратностью отодвинуть горизонтальную плиту. Сам же достал пачку папирос, предложил закурить Антону.
Тот молча взял папиросу и присел на большой камень, специально вкопанный в землю вместо лавочки…
Под плитой оказалась чернеющая пустота склепа. В обширном пространстве на каменном постаменте стоял гроб Александры Бринер. Рядом виднелся постамент для второго гроба.
— В склепе ничего нет, — сообщил Бойко.
— Надо хорошенько проверить, — оттеснил его Егоров и полез вниз.
Очень скоро из-под земли донесся его радостный возглас:
— Есть! Под гробом спрятано несколько тяжелых свертков! Принимайте…
Вскоре на поверхность были извлечены шесть увесистых свертков из специальной промасленной бумаги. В четырех были тщательно упакованы изделия из коллекции Генриха Шлимана: браслеты, височные кольца, шейные украшения, диадемы, налобная золотая лента и ладьеобразная чаша. Были и мелкие вещицы: бусины, бисер, пластины сердцевидной формы, серьги…
В пятом свертке муровцы обнаружили малахитовую шкатулку с ювелирными изделиями общим весом более двух килограммов.
Здесь же оказались пачки советских купюр на сумму в несколько десятков тысяч рублей.
— Сколько работаю в МУРе, никогда не видел столько награбленного, — упаковывая раскрытые свертки, ворчал Егоров. — Это ж уму непостижимо! Тут квартальная зарплата огромного завода!
— Или годовой бюджет райцентра, — поддержал его Бойко.
Пока оперативники приводили могилу в порядок, Васильков и Старцев курили неподалеку.
— Что ж теперь с ним будет? — негромко спросил Александр, кивнув в сторону Антона. — Осудят парня?
— Думаю, осудят. Много, конечно, не дадут, но… годик-полтора посидеть придется.
— Да, жизнь — штука сложная.
— Согласен. Не дай бог оказаться на его месте, перед таким выбором…
Молодой человек все так же сидел на камне и будто не замечал копошащихся рядом людей. Его взгляд был прикован к маленькому букетику фиалок, лежащему под невысоким надгробием. Цветы были совсем свежие. Вероятно, ожидая его рано утром, отец, по обычаю перекрестившись, аккуратно положил их на камень.
Старцев затушил папиросу и поглядел на часы.
— Семнадцать с четвертью. Надо выдвигаться. Пока доедем в Управление, пока перенесем ценности в кабинет Урусова…
Почувствовав на плече чью-то руку, Антон очнулся от невеселых дум.
Рядом стояли Старцев и Васильков.
— Поехали, Антон. Пора.