Тезис второй. Перед февральским публичным отчетом правительства президент был настроен изрядно тряхнуть кабинет. Этого не случилось. Более того, президент по маловнятным причинам покинул заседание правительства, оставив и зал и само правительство в недоумении: зачем тогда понадобился этот спектакль? Два министра, убранных на скорую руку, никак не соответствовали президентскому замаху. И вот теперь, а президент человек памятливый, свершилось. Карфаген должен быть разрушен. Достаточно ли этих тактических причин, чтобы не только сменить правительство, но и сменить премьера?
Формально - достаточно. По существу - вряд ли. Для того чтобы правительство перешло думский Рубикон, его мог покинуть Анатолий Чубайс. И при определенных переговорных усилиях правительство бы устояло. А если бы и не устояло, то премьер удержался бы точно. Черномырдин, и президент это знает, по думским котировкам, проходной вариант. Что же касается акции протеста, то продуктивные переговоры с профсоюзами могли бы умерить страсти. Но президент отверг этот вариант и сыграл на обострение. Можно, конечно, интерпретировать ситуацию по Явлинскому: что президенту надоело спасать правительство, заниматься пенсиями, зарплатами бюджетников, экономическими рейтингами. Ему нужно деятельное правительство, которое, по крайней мере, будет продуктивно решать проблемы повседневности.
Слова Явлинского благочестиво-декларативны, но не убедительны. Президент, определив для себя по Конституции громадное поле полномочий, практически должен заниматься всем и вмешиваться в самые острые и конфликтные ситуации. Такая у нас Конституция. Президент может уставать или не уставать. Болеть, выздоравливать - это его проблемы. Он сам максимально персонифицировал власть, превратив практически любую критику исполнительной власти в критику президента. Парадоксально - президент отправляет правительство в отставку и при этом оценивает его деятельность в целом положительно. Тем самым он исключает какие-либо серьезные претензии к членам кабинета. Главная цель указа, его смысл - отставка премьера. И орден "За заслуги перед Отечеством" не превратит жирную черту в черту пунктирную. И две категорические отставки Чубайса и Куликова не могут заслонить истины. Президент убрал премьера. Зачем?
Бывший премьер даже в подраненном состоянии держится молодцом. Чего стоит фраза, оброненная на пресс-конференции, что, мол, он, Черномырдин, сосредоточится на политических делах и предвыборной кампании. И будет заниматься этим вместе с президентом. И убийственное, просительное окончание этой фразы: "Мы так договорились!"
Президент пообещал, оставил надежду. Странно. Даже верность, которую Черномырдин демонстрировал едва ли не ежечасно, не остановила президента. Что-то разглядел, почувствовал, кто-то нашептал, возбудил ревность? И вообще, чьей предвыборной кампанией собирается заниматься Черномырдин? Своей? Или, может быть, Ельцина? Интересна расшифровка - избирательной кампанией партии власти, партии чиновников. Черномырдин первостатейный хозяйственник, магнат. Он политик по принуждению, пост обязывал. И во главе партии власти может быть только власть, с возможностями власти. Ибо преданность чиновников, а больше в составе НДР никого нет, определяется не убеждениями, а выгодностью. Не может быть такой партии, партии президентов, если она не единственная и не называется КПСС. Полагать, что у НДР такие же перспективы или в прямом, или в переносном смысле, нелепо.
Разумеется, при прощальной беседе президент произнес свою ритуальную фразу: "Вы остаетесь в моей команде". Он многим ее говорит. А если и не говорит, ее самовнушительно шепчут изгнанные. После своей отставки, так же мгновенно случившейся, Олег Сосковец оказался в больнице. Нет, не заболел. Решил отлежаться, пережить отставочный шок. Так вот, все эти больничные дни Олег Николаевич не верил в реальность случившегося и все ждал, что если не сегодня, так завтра, в крайнем случае послезавтра позвонит президент и скажет свою прощающую фразу: "Олег Николаевич, куда же вы пропали?" Более реалистичный и лучше знающей патрона А.Коржаков старался убедить друга в напрасности ожиданий. "Не позвонит", - говорил Коржаков, хитро улыбаясь, то ли подшучивая над другом, то ли распаляя себя и добавляя самому себе злой уверенности, что президент их предал и они имеют право на мщение.
Нынче много домыслов относительно неожиданности случившегося для главных участников этих событий. И тот факт, что Чубайс подавал прошение об отставке в январе или феврале и оно было не принято президентом, не говорит в пользу того, что он был готов к случившемуся в марте. Как, впрочем, и заседание политсовета НДР, заранее назначенное именно на 25 марта, никак не свидетельствует, что еще две недели назад Черномырдин, будучи в Америке, мысленно распрощался со своей должностью. Как и демоническая цифра "три", блуждавшая перед февральским отчетом правительства (как три жертвы, которые якобы наметил Ельцин), дескать получила свое подтверждение. Это наша способность придумывать прозорливость и неслучайность монарших реплик, ухмылок, покашливаний. Мы все знаем, что когда-то умрем. Но независимо от состояния здоровья - факт смерти всегда неожиданность.
Черномырдин был самым непубличным премьером. Именно это обеспечило ему премьерское долголетие.
Нынче не модно цитировать Ильича, но мы рискнем: "Экономика - есть главная политика". В наших условиях все с точностью наоборот. Политика и есть главная экономика. Вот ключевой момент абсурдности нашего развития сегодня.
Сейчас уже мало кто сомневается, что Черномырдин споткнулся о Березовского, хотя он сделал два взаимоисключающих шага - освятил своим присутствием подписание соглашения об объединении "ЮКОСа" и "Сибнефти", чем как бы дал понять, что гарантирует свою благосклонность начинанию. Березовский не замедлил тотчас же расплатиться, заявив в своем пространном интервью, что в 2000 году он ставит на Черномырдина. Возможный альянс стали называть вслух, отслеживая дальнейший путь Бориса Абрамовича теперь уже в стане Черномырдина. Скорее всего, окружение Черномырдина поежилось от этой очевидности. И посоветовало премьеру упреждающе выставить руку, чтобы сохранить дистанцию. Последующие действия Черномырдина выдержаны в этом же упреждающем стиле. Улетая в Америку на заседание комиссии "Гор Черномырдин" он приглашает Владимира Потанина, а спустя какое-то время подписывает постановление о правилах аукциона по "Роснефти". Были подтверждены условия торгов, невыгодные прежде всего "ЮКОСу" (то есть Березовскому). На торги выставлялся пакет не в "50%+одна акция", на чем настаивал Березовский, а "75%+1", который без участия в торгах зарубежных компаний при чрезвычайно высокой стартовой цене не поднять даже тем, кто претендовал на успех в этих торгах. На момент принятия решения у "Газпрома" (тоже участника аукциона) такой партнер был, компания "Shell". У "ОНЭКСИМбанка" тоже - "Бритиш Петролеум". У "ЮКОСа" же таких партнеров на тот момент не было. Сейчас они есть, но тогда не было. Березовский посчитал это вероломством и даже происками Чубайса и Немцова и уже в следующем интервью сообщил согражданам, что Черномырдин, как кандидат в президенты, малоценен и неизбираем. Затем он этим своим гневом подзарядил и администрацию, и семью президента. А чтобы исключить колебания на этом фланге, уже вернувшись из Швейцарии, в интервью "Итогам" закамуфлированно пригрозил президенту и его семье, высказав угрозу в форме сомнения в избираемости Ельцина в 2000 году. Угроза получилась достаточно недвусмысленной. Для убедительности подбросили компромат на премьера. Здесь могло быть что угодно, вплоть до встречи Черномырдина и Анатолия Куликова на загородной даче, где эти двое о чем-то договаривались. Кстати, согласно новому распределению обязанностей премьеру вменялось кураторство силовых ведомств. Что это: версия, схема или истина? И первое, и второе, и третье. Разумеется, все это осталось где-то в глубине, в недрах подозрений, сомнений, переживаний и самовнушений. А на поверхности - орден "За заслуги перед Отечеством" и радиообращение президента с высокими словами об исторической роли Черномырдина и завершающей фразой, которой обычно напутствуют пенсионеров: "Он еще послужит России!" Будущих президентов так не напутствуют.
Ельцинская ревность становится побудителем крайне неуравновешенных кадровых решений президента. Не будем лукавить, высококлассный прием, оказанный Черномырдину в Америке, по наметкам практичных американцев следующему президенту России, восторга у Ельцина не вызвал. Эта информация была уточнена лицами, близкими к окружению президента. Татьяна Дьяченко страшно гневалась по поводу американского визита Черномырдина, так как усмотрела в поведении премьера нескромность. Неисповедимы пути Господни! Хозяина ублажил, а с дочерью хозяина не раскланялся. И вообще, все эти американцы - пентюхи! Расчувствовались - Черномырдин, Черномырдин!! При живом-то президенте нехорошо! Это совсем не значит, что следующим президентом Ельцин снова видит себя, хотя все силы, рядом стоящие и рядом сидящие, уже запрограммировали его на эту волну. И сам президент при этом как бы во-вторых. Во-первых, совсем во-первых, это продлить свое властноприсутствие за пределы 2000 года. Пустые хлопоты, господа.
Если даже предположить, что президент скупословно шутит насчет своего неучастия в выборах 2000 года, то уж команду он сменит полностью, и не один раз, чтобы не мозолили глаза и не напоминали, что он им чем-то обязан. Стиль такой, ребяты.
Но хватит об уходящей натуре. Почему Кириенко, а не кто иной? Сейчас трудно сказать, кто в тот момент был наиболее предпочтителен для правительства как премьер. Гораздо легче ответить на вопрос: кто нужен, а главное, удобен президенту. Сам факт изменения критериев отбора, переводящих любые внутриправительственные действия в сферу чистой интриги, не только опасен, катастрофичен для страны.
Во всех интервью, как дождь обрушившихся на предполагаемого премьера, Кириенко выглядел неглупым, карьерно-выверенным человеком. Кириенко фигура промежуточная и несамостоятельная. В этом не виноват Кириенко. Так подал нового кандидата в премьеры Ельцин. Самое досадное, что президент этого не почувствовал. Так как все происходящее было чисто ельцинским экспромтом. И театральность, с какой 27 марта президент явился в Белый дом, не осталась незамеченной. Президенту было легко. Никаких обязательств перед правительством. Никакой необходимости делать ритуа