— Проходите, — громко сказала Зоя. — Мы вас уж заждались, почти все выпили.
— Неужели ничего не оставили? — Голос был бархатный, с игривой интонацией. Мишка скрипнул зубами от злости: «Ишь сволочь, прямо как в театре разговаривает».
В комнату вошел человек в светло-сером костюме со шляпой в руках. На лацкане пиджака блестел орден «Знак Почета».
— Здравствуйте, Миша.
— Здорово, Гомельский, — Мишка встал и, чуть качнувшись, шагнул навстречу вошедшему, — садись, гостем будешь.
— Ну, если не надолго.
— А надолго и не выйдет, — Мишка указал рукой на стул, — времени у меня во, — он провел по горлу ладонью.
— Понимаю, — Гомельский сел на стул, приняв изящно-небрежную позу полуразвалившегося на сиденье респектабельного человека. Он был точно таким же, как три года назад, когда Мишка встретил его в ресторане «Савой». Элегантным и сдержанным.
— Ну что ж, Серега, — позвал Гомельский, — где ты?
— Иду, иду. Я тут квартирку осмотрел.
— Не верите? — зло скосил глаза Мишка.
— Ну почему же. Просто проверяем. Нынче как: береженого бог бережет.
— Твоя правда.
Фомин вошел в комнату, тяжело подсел к столу, осмотрелся и потянулся к бутылке:
— Давайте, что ли.
— Нет, — твердо сказал Мишка, — это потом. Сначала дело.
— Не возражаю, — Гомельский внимательно поглядел на Фомина.
— Деньги с собой?
— Всегда. А товар?
— Зоя, — громко сказал Мишка, — Зоя, принеси товар.
Девушка встала и сделала шаг к двери.
— Нет, — вскочил Фомин — погоди, я…
Он не договорил. В руке у Мишки воронено блеснул наган.
Стена в комнате словно разошлась, и из темного проема шагнули трое с оружием. Гомельский сунул руку в карман.
— Не надо, Володя, — спокойно сказал Муштаков, — дом окружен.
— Я за папиросами, гражданин начальник, я не ношу оружия. Вы же знаете, на мне крови нет.
— Хочу надеяться. Встать! — скомандовал Муштаков.
Внезапно Фомин, опрокидывая стол, прыгнул на Мишку. В руке его тускло блеснуло длинное жало финки.
— Миша! — крикнула Зоя.
Костров не сдвинулся с места. Никто даже не заметил, как он успел ударить. Фомин мешком рухнул на пол. Выпавший из его руки нож воткнулся в щель между крашеными досками.
— Побил все-таки посуду, сволочь, — сказал побелевший Мишка, — воды принесите, надо на него плеснуть, чтобы очухался…
Королев вошел к нему в кабинет:
— Я в уголке сяду, пока ты его допрашивать будешь. Не возражаешь?
— Что вы, Виктор Кузьмич? Конечно.
— Как решил построить допрос?
— Хочу начать сразу с Гоппе.
— Думаешь, так? — Королев подвинул лампу, чтобы свет не падал на него. — Опасно. Битый он.
— Потому и поймет, что битый.
— Ну что ж. Давай.
Игорь поднял трубку:
— Задержанного Шустера ко мне.
Через несколько минут у дверей послышались тяжелые шаги. Игорь взглянул на вошедшего Гомельского. Да, это был уже не тот элегантный, похожий на артиста, человек. В кабинет ввели типичного обитателя внутренней тюрьмы, в ботинках без шнурков, без брючного ремня и галстука.
— Садитесь, гражданин Шустер. Меня зовут Муравьев Игорь Сергеевич.
— Очень приятно, — Шустер осклабился, — значит, я буду иметь дело с вами, а не с гражданином Муштаковым?
— Пока со мной.
— А вы из его конторы?
— Нет.
— Я так и понял. Но чем могу быть полезен вам? Я же фармазонщик, сиречь мошенник. Статья сто шестьдесят девятая. А позвольте полюбопытствовать, какие в вашей конторе любимые статьи?
Игорь взял со стола Уголовный кодекс, открыл нужную страницу, протянул Гомельскому.
— Вот эта, читайте.
Тот пробежал глазами.
— Нет, — он положил кодекс на стол. — Вы мне этого не примеряйте. Не надо, гражданин начальник. Там же вышка за каждым пунктом. А сейчас война. Не надо, я вас очень прошу…
— Где Гоппе? — перебил его Муравьев.
— Кто?
— Шантрель-Гоппе-Гоппа. Где он?
— Я не знаю.
— Вам дать показания Пономарева? Знаете такого?
— Харьковского! Не надо. Это же было раньше, давно. Я его не видел уже лет пять. Клянусь, мамой клянусь.
— Тогда давайте припомним Спиридонову.
— Тоже не надо. Я понял. Но в его делах я не участвовал.
— Вы скупали у него ценности?
— Было. Правда, всего несколько раз…
— Где он?
— Скажите, гражданин Муравьев, суд учтет это?
— Суд все учтет, — Игорь взял авторучку. — Адрес?
Допрос длился около часа. Муравьева интересовали только вопросы, связанные с Гоппе. Второй половиной деятельности Гомельского-Шустера должен был заниматься Муштаков.
Арестованный, поняв всю опасность ситуации, старался быть предельно откровенным. Да, он встретил Гоппе в Москве, да, устроил его на квартиру, знал, что разыскиваемый под чужой фамилией устроился в комбинат Ювелирторга, встречался с ним и покупал у него ценности. И это все. О деятельности Гоппе и его связи с Музыкой, о немцах он ничего не знал.
Когда Гомельского-Шустера увели, Королев взял протокол, еще раз внимательно прочитал его:
— Ну что ж, вроде все в порядке. Мне кажется, он рассказал все, что знал. Сейчас мои сотрудники возьмут дом под наблюдение. Мало ли кто захочет посетить нашего подопечного. Ну, а брать его будете вы, конечно с нашей помощью. Закроете дело Ивановского, и сразу Шантреля к нам. Договорились?
— Конечно, Виктор Кузьмич.
— Вот и прекрасно. Разреши, я от тебя позвоню. — Он набрал номер. — Славин, это я, Королев. Немедленно группу по адресу: Сокольнический вал, дом шесть, квартира десять. Да, только смотрите. Фотография у вас имеется? Добро. У меня все.
Глава восьмаяРайцентр. Ночь с 14 на 15 августа
Он чистил маузер. Вынул его из чемодана, аккуратно стал протирать сухой тряпкой. Сегодня снова наступило время этого старого надежного оружия.
К операции по захвату банды готовились быстро, но тщательно. На оперативном совещании в райотделе присутствовали сотрудники госбезопасности и командиры подразделений по охране тыла. Той же ночью торфяники были блокированы. Решили подождать сутки, посмотреть, возможно, кто-то выйдет на связь с бандитами. Ровно на двадцать два часа сегодня назначили операцию.
Иван Александрович вытер оружие и вложил в деревянную кобуру. Ну вот и все. Сегодня вечером «периферийная» часть работы его группы будет закончена. Через час он вместе с Беловым, Быковым и Кравцовым должны подъехать к кирпичному заводу. Кравцов зайдет к сторожу, ну а там уже дело техники.
«Эмку» они оставили на поляне, где уже стояло несколько машин. Данилов подошел к группе командиров.
— Все готово? — спросил он Плетнева.
— Как будто так.
— Ну, мы пошли.
— Давайте. Только ты смотри, Данилов…
— Ничего, бог не выдаст — свинья не съест.
— Ты все шутишь.
— А в нашем деле иначе нельзя.
— Сторожка перекрыта. Он там один.
— Хорошо.
Данилов направился к своим. За Белова он не беспокоился. Но Кравцов… Сумеет ли он войти в сторожку спокойно, не вызывая подозрений? Бандит им нужен живой. Он должен подвести их к бараку, и на его голос Музыка откроет дверь. Это очень важная часть операции, потому что иначе придется штурмовать двухэтажное здание, а это значит потерять людей.
Данилов положил руку на плечо Кравцову.
— Дошлите патрон в ствол и поставьте пистолет на предохранитель.
— Я уже это сделал.
— Не волнуйтесь, мы будем рядом.
— А я не волнуюсь. Я когда к вам шел, волновался. А сейчас нет.
Кравцов сказал это твердо и уверенно. И Данилов поверил ему. Продумывая детально поведение Кравцова, Иван Александрович помнил постоянно, что тот — человек штатский, и совсем забывал о том, что инженер Кравцов воевал с белофиннами, выполнял ответственное задание в тылу врага. Впрочем, так он беспокоился всегда, когда не сам шел на опасное дело.
Данилов на секунду включил фонарик, осветил циферблат часов:
— Пора.
Они постояли, давая глазам получше привыкнуть к темноте, и потом гуськом, стараясь идти как можно тише, направились в сторону дороги.
До завода было около километра. Минут через двадцать они различили проступившие в темноте очертания его разбитых цехов. Он был разрушен весь, только одна труба почти не пострадала и возвышалась среди развалин. С каждым шагом эти развалины становились все ближе и ближе и постепенно начали приобретать самые невероятные, фантастические очертания. У первого строения они остановились.
— Ну вот, — прошептал Данилов, — дальше пойдете один.
Он крепко стиснул руку Кравцова.
Когда-то, много лет назад, совсем молодым комсомольцем он приехал в район строительства этого завода. Стройка в областном масштабе считалась ударной. Отсюда и началась его биография инженера. Кравцов одно время работал даже начальником вспомогательного цеха на этом заводе.
Он шел уверенно: что-что, а этот завод он знал как свои пять пальцев. Проходя по его разбитому двору, он жалел, что не может как следует определить степень разрушения, чтобы сразу прикинуть, сколько понадобится времени и средств для восстановления предприятия. Мысли его, совершенно неподходящие к обстановке и к тому делу, которым сейчас он должен был заняться, внезапно успокоили его, и все происходящее утратило остроту, стало обычным, таким же, как его мирная работа.
Обогнув стену цеха обжига, он увидел двухэтажное здание заводоуправления, рядом с ним находилась сторожка. Ее он узнал сразу по узкому лучику света, пробивавшемуся в занавешенное изнутри окно.
Кравцов опустил руку в карман, потрогал прохладную сталь пистолета. Ничего, он один, если понадобится, возьмет этого Мишку Банина, бывшего заводского кладовщика, жуликоватого и вечно болевшего человека. Впрочем, в болезни его Кравцов никогда не верил, даже после того, как Банина освободили от военной службы. А вот на торговле кирпичом налево Мишку чуть было не прихватили, да война спасла.