Тревожный Саббат — страница 40 из 43

— Нет, никогда! Асмодей, одумайся, — сказал Никита.

— Иней — моя, — пожал плечами фаерщик.

Ингрид подошла к Никите и, потупив свои желтые глаза, негромко сказала:

— Вы не знаете, на что он способен. Асмодей и раньше был необычным человеком. Шаманом. А на Тибете его способности возросли многократно.

— Слушай, мы пришли с миром. И не сделаем тебе ничего. Клянусь. Отпусти Ким! — попросил Никита.

Заратустра дернул девушку за накладные косы:

— Вы знаете, что мне нужно. Прекрасно знаете! Иней. Это снежная сучка должна быть моей.

— Иней — моя жена и мать моих сыновей. Ты не получишь ее, даже если замучишь с десяток роботеток, — жестко сказал Ёрш.

— Хорошо, — усмехнулся Асмодей. — Тогда я буду пытать Ким огнем. На ваших глазах. И посмотрим, кто сломается раньше.

— Какая же ты сволочь! — не выдержал Чайна и ударил фаерщика в челюсть. Но… кулак ушел в пустоту… Заратустра же, казалось, даже не шелохнулся:

— Как же ты смешон. Как все вы мне смешны. А ведь я считал тебя…

— Другом? — выдохнул Чайна.

— Нет, конечно. Единственным моим другом был Ёрш. Но и тот женился на женщине, которую я полюбил. Я считал тебя хорошим товарищем — верным, надежным, способным прикрыть спину.… Зачем тебе сдалась эта роботетка, Чайна? Зачем? Она ведь боится поцелуев больше, чем изощренных пыток.

— Я люблю ее, — тихо сказал фаерщик.

Но Асмодей его уже не слышал:

— А вы здесь зачем, ребятки? Ёрш, Никита, Эля… Вы же вроде крутые рукопашники? Ну что, давайте, бейте втроем меня одного. Боитесь? И правильно. Вот смотрите, что я делаю с вашей Ким, с хорошей, но очень несчастной девочкой, которая боится прикосновений и так хочет любви… Я жгу ее огнем. — И Асмодей провел свечой по руке девушки. Та не закричала, но очень сильно закусила губу, и на глазах ее появились слезы.

Около минуты Заратустра мучил Ким. Затем не спеша поставил подсвечник на каменный подоконник. И уже совсем другим тоном, тихо и вкрадчиво, произнес:

— Иней, идем ко мне. Я сделаю тебя счастливой. Я дам тебе Шаолинь!

В этот момент на него бросились Эля и Никита. Никита держал в руках шест, а Эля — так любимый ею меч.

Они были нечеловечески быстры, и действовали максимально точно и слаженно. Любой другой противник уже лежал бы оглушенный. Но только не Асмодей. Миг — и он уже был на другом конце. Зала. Еще через мгновение держал в руках горящий стафф.

— Вы хотите боя? Что ж, пусть будет. Ради Инея я сожгу эту чертову усадьбу. Давно пора, кстати. Нехорошее место, выморочное. И Ким погибнет в мучениях. Впрочем, разве такая смерть — не предел желаний для истинной огнепоклонницы?

В это время Чайна подбежал к девушке. И тут все увидели истинную силу Асмодея. Тот поднял руку и пристально взглянул на фаершика. Неведомая сила подбросила парня в воздух и швырнула об стену.

— Я могу сделать это с каждым из вас, уж поверьте — сообщил Заратустра. — Я могу убить вас всех. Но мне это не нужно! Мне нужна Иней — та, кого я ждал всю жизнь… Та, кого я пытался спасти от мертвого города… Та, кто дважды изменила мне с двумя мужчинами…

— Я никогда тебе ничего не обещала. И не любила. Да и Шаолинь ты мне дать не можешь, потому что мой Шаолинь всегда со мной, — грустно ответила Иней.

— Это неважно, — улыбнулся Асмодей. — Я люблю тебя так, что хватит на нас двоих. Да еще останется на твоих детей. Я готов их усыновить, Инеюшка. И я стану лучшим отцом, чем этот безбашенный Ёрш. У них будет все, ведь чертовка Ким помогла мне найти фамильный клад.

— Тюрьма тебе светит за тяжкие телесные и покушение на убийство! — воскликнула Эля. — Что же ты творишь! Неужели хочешь уподобиться Васильичу? Цель оправдывает средства? Ты же совсем не жестокий. Я уверена. Борись с Саббатом. Еще ведь не поздно остановиться! Есть еще шаг до черты! Отпусти Ким, уезжай, ищи свой Шаолинь в другом месте. Ведь ты любишь вовсе не Инея.

— Элюшка, я думал, ты поймешь меня, — мягко сказал Заратустра. — Ты же тоже шла к своей цели по трупам. Забыла, как предала Виктора? Иней мне ведь все рассказала…

В этот момент Ким простонала:

— Как страшно, я вижу замок в розовом мареве. Шаолинь в огне!

Почему-то эти слова разозлили Асмодея. Он наотмашь ударил Ким по лицу, разбив губы в кровь:

— Заткнись уже со своим Шаолинем. Как же ты меня достала. Роботетка, слишком назойливая и любопытная. Ты свой Шаолинь не найдешь никогда. Но… я разбужу твою чувственность. Возможно, перед смертью, если Иней не будет более сговорчивой. Как же противно… Твоя судьба сейчас в маленьких ручках Инея. Эй, вы меня слышите? Обещаю, что отпущу Ким. Решай, Иней, решай. Ты можешь сейчас развернуться и уйти. И вы все тоже. Я никого не держу. Но роботетка сдохнет в адских мучениях. Я подожгу усадьбу вместе с ней… Эй, что-то вы все странно выглядите. Люди, вы на зомби похожи. Испугались, что ли?

Асмодей только сейчас заметил, насколько бледны его противники. Они стояли перед ним почти синие, с трясущимися бледными губами. Никто не пытался нападать или вырвать Ким… Но они взялись за руки.

— Эй, расцепитесь сейчас же, или я не отвечаю за жизнь девчонки, — напряженно воскликнул Асмодей. — Ха! Да вы просто вне себя от ужаса. Решай, Иней, мое терпение на исходе, — с этими словами Заратустра поцеловал Ким в окровавленные губы. Та упала на колени и задергалась, как будто под ударами тока.

— Видите, она боится поцелуев куда больше, чем огня. Смешно и непонятно. И мне даже ее немного жаль.

— Прекрати! — выкрикнула Ингрид. — Я сейчас сломаю руку этой Ким! Я должна отомстить ей за руку Еретика и наши поломанные жизни.

Как черная молния, фаерщица бросилась к стоявшей на коленях девушки и прошептала ей на ухо: «Ну, оживи же, сопротивляйся, помоги нам!»

— Она должна ответить за мою боль. Своей физической болью. Все, ломаю… Раз, два, три!

Лица всех присутствующих были искажены жутким страданиям. Чайна попытался оттащить Ингрид за черную косу… Даже Асмодей впервые за все время растерялся и молча смотрел на обезумевшую фаерщицу.

И тут закричала Иней:

— Нет! Нет! Нет!!! Я себе этого никогда не прощу! Не смей, сука! Асмодей, я твоя.

Девушка подошла к огнепоклоннику подала ему руку, повторив: «Я — твоя, Асмодей!». В этот момент Ингрид поднялась с колен и крепко схватила ее за другую руку. Затем фаерщица завизжала так, что с потолка посыпалась штукатурка. Это была ментальная волна, призванная сломать и покорить Асмодея.

Казалось, стены рухнут. Все присутствующие ощутили сильный ветер. Затухли свечи. Стало тихо-тихо.

— Вот ведьма. Сильна… — проронил Заратустра. — Что еще покажешь?

Ингрид впервые подняла на Асмодея взгляд своих огромных желтых глаз. Отвратительно желтых:

— Я забрала у них всю силу, всю, что они смогли мне дать. А ее было немало. Я выпила до дна воинскую удаль Эли, необыкновенную сексуальность Инея, тонкость Никиты, обаяние Ерша, юмор Еретика, искреннюю любовь Чайны… И теперь заклинаю тебя именем Велеса, именем Тора, именем Морены. Повелеваю: оставь Ким в покое и откажись от всех притязаний на Иней. Иначе я тебя уничтожу.

Взгляд Ингрид был страшен, черные волосы развевались, лицо отливало синевой. В этот момент она действительно была похожа на ведьму.

— Нет, — коротко ответил Асмодей. — Потому что я сильнее. Призываю магию шаманов Тибета!

Ничего зрелищного. Никаких эффектных пассов и заклинаний на латыни. Он всего лишь вытянул руки перед собой, и Ингрид поднялась в воздух. Еще мгновение, и Асмодей впечатает ее в стену…

— Нет! — сказала Ингрид, выталкивая из себя слова. — Я из рода ведьм Верены, живших тут мирно, без крови и без войн вместе с псоглавцами и поутри. До тех пор, пока не пришли люди. Я прошу помощи предков!

Явились три тени в черных балахонах. И встали рядом с Ингрид.

Казалось, Асмодей сдался. Он упал навзничь, царапая пол ногтями. Но почти тут же вскочил. В его руках была плеть:

— Призываю волшебство Огня. Да будет так, как говорил Заратустра!

Плеть горела. Ерш сгреб в охапку Инея, а Чайна подполз к Ким, закрывая ее своим телом. Тем временем Асмодей раскручивал огненное лассо, как ковбой. Лишь чудом не цепляя Ингрид.

К несчастью Заратустры, на секунду Саббат отступил, и он решил проявить благородство:

— Сдавайтесь. Хватит крови. Вы проиграли.

— Тогда я вызываю своих предков, зовом крови, — вдруг звонко проговорила Эля и порезала себе левую руку. Кровь вторично оросила каменный пол дворца.

Рядом с Элизой плечом к плечу встали три тени: ремесленник, пахарь с плугом и врач с колбой. Первые жители Верены, так мечтавшие о счастье и Шаолине. Пришедшие не в то время и не в то место.

— А я вызываю Ницшеанца и Аглаю. И ту Тьму, которая есть в моей душе, как и в любом человеке. Больше я ее не боюсь, ведь без Тьмы нет и Света, — тихо сказала Ким.

Но все услышали.

Восемь теней окружили Асмодея. И покрыла его тьма. Когда же она рассеялась, тот лежал на полу, смешно дрыгая ногами. И даже не пытался сдерживать рыдания. Каким же он выглядел жалким, этот бесстрашный шаман и покоритель огня.

— Клянусь именем Заратустры, я больше не причиню вреда Ким.

Еретик украдкой выглянул в окно. Уже наступил рассвет, и Саббат больше не имел власти над душой Заратустры.

— Откажись от Инея, — приказала Ингрид, вытянув вперед руку.

Асмодей тут же закашлялся и схватился за горло, но все же нашел в себе силы усмехнуться:

— Это я сделаю с радостью. Я все понял, как только Иней прикоснулась ко мне. Она — нашедшая свой Шаолинь. И я не имею права быть с ней. А вот Ким прошла через Тревожный Саббат… Она еще не раз нас удивит.

— Склонись передо мной, — прохрипела Ингрид.

Видно было, что она близка к обмороку. Асмодей сломался первым. И первым потерял сознание. Ингрид же хранила злость и две девушки, стоявшие к ней плечом к плечу. А также Ким, которую она любила больше всех на свете.

Уже через несколько минут Никита оказывал первую помощь Чайне, а Ёрш трясущимися