Когда внутри вас живет зависимость, она дает множество побегов. В первый год после того, как я бросила пить, я отказывалась волноваться из-за еды.
Я делала все возможное, чтобы забыть об алкоголе, что привело к типичной смене зависимости: выпивку можно заменить курением, печеньем с двойной начинкой, шоколадной пастой или печеньем с двойной начинкой и шоколадной пастой.
Полтора года без алкоголя давали мне повод гордиться собой. Однако полтора года поедания всего, что оказывалось на моем пути, заставляло меня стыдиться и чувствовать себя побежденной.
«Думаю, мне следует сесть на диету», – сказала я Мэри. Эти слова уже вылетели из моего рта, и теперь я не могла взять их обратно. Диета: токсичное слово, скрывающее телесную дисморфию[82]. Диета: у тебя ничего не выйдет.
В старые времена героиня в поисках счастья худела и встречала своего принца. Но сегодня нас убеждают в том, что героиня в поисках счастья должна оставить мысли о принце, забыть о диетах и принять себя такой, какая она есть. Нужно перестать меняться, чтобы угодить миру, и найти счастье внутри себя. Отличный посыл, особенно актуальный в то время, когда женщины со всех сторон окружены индустрией красоты.
Моя проблема заключалась вовсе не в том, что я не могла принять себя. Скорее, наоборот. Я пила, сколько хотела, и принимала ночи, которые выпадали из моей памяти. Я ела, что хотела, и принимала тело, в котором я никогда не хотела бы жить при других обстоятельствах. Сидя на линолеуме в окружении пустой фольги, в которую была завернута моя еда, я подумала, могу ли я чуть меньше принимать все это. Проще говоря, принятие – это только одна часть уравнения. Вторая же заключалась в том, чтобы определить, что неприемлемо, и изменить это.
Не знаю, в какой момент я перестала ухаживать за собой. Когда мы были в колледже, Анна заставляла меня есть овощи, как это делала мама в моем детстве. Они обе любили здоровую пищу и видели красоту в дарах природы, в то время как я была гедонистом, которому не нравилась брокколи. У меня были пищевые предпочтения мальчика-студента или упрямого ребенка. «Нет» овощам, но «да» соусу. Я описывала пищу, которая мне нравилась, как «ничего полезного».
Мой брат такой же упрямый, что говорит либо о нашей генетической предрасположенности к огромным чизбургерам, либо отголоскам из нашего детства, когда мы поднимали восстания против бобовых ростков и ячменя. Дети часто начинают безмерно увлекаться тем, на что их родители накладывают ограничения: телевизором, сладким, сексом. Я стала взрослой женщиной, которой нравилось забрасывать себе в утробу мясные полуфабрикаты. «В следующий раз, когда ты будешь есть бургер, я хочу, чтобы ты по-настоящему задумалась о нем», – сказала мне однажды подруга. Я так и сделала. Я подумала: «Он просто великолепен!»
Будучи девушкой, я ощущала давление культуры 80-х годов, ознаменованной диетами. После 12 лет еда перестала быть для меня средством насыщения и превратилась в вину, грех, награду, наказание, развлечение и любовь. Когда я вталкивала в рот пищу, у меня внутри разгоралось желание борьбы, но я не понимала, против кого я борюсь. Своей матери? Рекламной индустрии? Джейн Фонды? (Бедная Джейн Фонда[83]. Она всего лишь хотела помочь.) Кого бы я ни хотела наказать таким пищевым поведением, единственным человеком, от него пострадавшим, оказалась я сама.
На наших телах отражается наше к ним пренебрежительное отношение. К тому моменту как я бросила пить, на мне висело около 23 лишних килограммов. У меня были язвы. По моим рукам и ногам распространилась странная сыпь. Мои колени ныли каждый раз, когда я шла по лестнице, что служило для меня лишним напоминанием о неспособности моего тела носить такой вес.
Никогда не считала себя небрежной. Я была одинокой женщиной, живущей в Нью-Йорке, в конце концов. Я заботилась о себе все время. Сама открывала консервные банки, ударяя по крышке ложкой до тех пор, пока металл не мялся. Вешала полки на кухне, используя дрель и строительный уровень. Мне нельзя было спихнуть все финансовые вопросы на своего мужа. У меня не было жены, которая бы мне стирала. (На самом деле моими вещами занимались женщины из химчистки, за что я им очень благодарна.) Я тащила аренду жилья и рабочие трудности на своих плечах, и единственным способом ослабить узлы было вознаградить себя бутылочкой хорошего вина в конце долгого рабочего дня. Возможно, еще шестью бутылками пива.
В этом заключалась моя забота о себе: я решила не стыдить себя за свои зверские аппетиты.
Сходите в любой СПА-салон, и вы заметите ту же философию: Пришло время позаботиться о себе – выпейте бокал шампанского. Когда речь заходит о продаже, то алкоголь становится важнее теплых полотенец для рук и хамама. Алкоголь подают в салонах красоты, дорогих магазинах, на курортах, в роскошных отелях. Какое самое известное преимущество полетов бизнес-классом? Бесплатные напитки, разумеется. В вопросах баловства алкоголь незаменим.
Однако тот факт, что я постоянно «баловала себя», привел к определенным неприятным последствиям. В углах моей квартиры валялись пустые банки из-под кошачьей еды, а счета оставались неоплаченными. В Бруклине я спала с парнем, который обычно приходил ко мне в три утра. Однажды он сказал мне в перерыве между затяжками травкой: «Детка, тебе нужен новый диван». Я посмотрела внимательнее и была поражена тем, что увидела: мой бархатный красный диван был покрыт пятнами от соевого соуса и красного вина. На одной из подушек лежала корочка, которая когда-то была сыром. Это сигнал, когда твой обкуренный товарищ по сексу дает тебе советы по декорированию дома.
Людям, которые не заботятся о себе, сложно заботиться о других. Однажды ночью я вернулась домой настолько пьяная, что оставила дверь в квартиру настежь открытой. В какой-то момент мой кот вышел на улицу прямо у меня на глазах. Мой кот. Тот, которого я до ужаса боялась выпускать за пределы квартиры. Тот, которого я так отчаянно любила, что, как мне казалось, я сойду с ума, если с ним что-нибудь случится. С утра я в панике разыскивала его, но потом открыла парадную дверь и увидела, как он сидит на ступеньке и смотрит на меня, словно говоря: «Ты где была?»
Поверить не могла, что позволила этому случиться.
Однако зависимость отнимает столько внимания, что самые бесценные сокровища уходят на второй план: дети, мужья, гигиена.
Один парень как-то рассказал о том, что он часто мочился в постель, когда был пьян. Тем не менее он не бросил пить, а просто купил водонепроницаемые простыни.
Я понимала его. Когда ты одинок и каждую ночь пьешь до потери пульса, разве будет кому-то до тебя дело?
Я часто спрашивала себя: «Кому какое дело?» И конце концов перестала делать многое: убирать в шкаф одежду, брить ноги, носить одежду с молниями и застежками. Бросала полотенца на пол каждый раз, когда что-то проливала, из-за чего они стали похожи на ковры.
Я убеждала себя в том, что все в порядке, потому что наше общество искорежено требованиями к женщинам, которых буквально атакуют сообщениями о необходимости улучшать себя: отбеливать зубы, пользоваться автозагаром. Я ужасно устала от непостоянства мира моды: в прошлом году все выпрямляли волосы, а в этом нас призывают полюбить кудряшки. Мне хотелось дать всему миру по яйцам и провести остаток жизни в спортивных штанах, потому что кому какое дело?
Мне понадобилось время, чтобы понять, что самой было не все равно. Не нужно было делать все это, не чтобы нравиться мужчинам, или потому что я «должна» была это делать, так как мама подсунула вырезки из модного журнала. Я должна заботиться о себе, так как это делает счастливой именно меня саму. Удивительно, но это было так приятно.
Через четыре месяца после переезда в Даллас я села на диету. Это была одна из тех старомодных диет, где вы едите замороженные рыбные наггетсы разных геометрических форм. Это напоминало мне о днях, когда было популярно голодание на воде с лимоном и операции по бандажированию желудка[84]. Я покидала магазинчик, в котором взвешивалась каждую неделю, стыдясь, как священник, который в час ночи берет напрокат порнофильм.
Почему мне было так стыдно? Потому что я думала, что не могу принять ни одну сторону в борьбе за тело. Женщины, для которых красивая фигура была всем, меня жалели. Для женщин, презиравших диеты, я была предательницей.
Когда я была подростком, диеты считались чуть ли не стадией развития: юность, материнство, диета, смерть. Однако к тому времени как я зашла во флуоресцентный офис, чьи стены были увешаны фотографиями женщин в красивых костюмах и с поднятыми над головой руками, слово «диета» стало токсичным. Это отчасти было связано с писательницами, которых я знала и восхищалась: они боролись со стереотипом, что худоба является синонимом здоровья. За последние 10 лет в СМИ появилось значительно больше изгибов и форм, что говорит об определенном прогрессе, но это не значит, что мне нужно таскать на себе 23 лишних килограмма.
Меня беспокоило, что я подвожу своих подруг – противниц диет, как будто мой личный выбор должен был стать и их выбором тоже. Весь смысл феминизма заключается в том, что мы заслуживаем полного права выбора, но я все равно опасалась, что они назовут меня легкомысленной или тщеславной. А ваш страх перед мнением других людей не помешает им иметь это мнение.
За последние 10 лет я делала ужасную вещь: обещала себе не думать о собственном весе, но на самом деле думала о нем постоянно. Каждый раз, когда я просыпалась. Каждый раз, когда видела свое отражение в зеркальных витринах. Каждый раз, когда встречала подругу молодости и замечала, как ее взгляд скользит по мне сверху вниз. Настал момент, когда мне стали делать комплименты только по поводу волос и сумок. В то время я совершенно точно была тщеславной: убеждала себя, что просто выгляжу не так, как от меня требует общество.